Китайский секрет - Данько Елена Яковлевна. Страница 15

Август скомкал донесение шпиона и схватил приложенное письмо, на котором стояли печать прусского короля и собственноручная подпись: «Фридрих».

— Схватить эту гадину, заковать, на виселицу его! Нет, сначала на дыбу! Вот где измена, вот — в самом сердце фабрики! Бётгер — предатель, клятвопреступник! Вот его благодарность за всю нашу любовь к нему! — кричал Август прямо в лицо Фюрстенбергу, задыхаясь от гнева и бегая по кабинету. Он остановился и топнул ногой. — А вы — вы всегда защищали его! Я бы давно вздернул его на виселицу, этого шарлатана-алхимика, но вы говорили: «Нет, он себя еще оправдает». Вот он оправдал себя, ваш талантливый химик!

Август передохнул и разразился снова:

— Мало ему того, что мы дали ему свободу ходить по улицам, что я платил его долги, что он жил, как принц, что я ежедневно осыпал его благодеяниями, — ему этого было мало! Он предал меня тем же пруссакам, от которых я когда-то спас его жизнь. Я отогрел змею на своей груди!

Август растрогался своей добротой и был готов пустить слезу. Фюрстенберг смущенно молчал. Может быть, он вспоминал тот вечер, семнадцать лет тому назад, когда молодой студент, рыдая, просил отпустить его на свободу — учиться в университете — и клялся, что он не знает секрета золота. Может быть, Фюрстенберг не был уверен, что Август ежедневно осыпал химика благодеяниями.

— Но, ваше величество, — сказал он наконец, — ведь мы не знаем, что ответит Бётгер агентам прусского короля. Может быть, он еще откажется. Подождем до ночи!

— Как! — заорал Август, — мы будем ждать, чтобы он сегодня передадим рецепт массы! Вы с ума сошли! Арестовать его немедленно, посадить в тюрьму! Слышите?

Фюрстенберг, опустив голову, вышел из комнаты.

Снова тюрьма

Когда Бётгера ввели в тюремную камеру и замок глухо защелкнулся за ним, он невесело усмехнулся — «не привыкать стать!» Решетчатое окно и покрытые плесенью стены напомнили ему келью в Альбрехтсбурге, где он варил золото. Здесь не было только чугунной печки для опытов, да на его руках теперь гремели кандалы. Зато Август не требует больше ни золота, ни фарфора. Можно отдохнуть. Давнишняя знакомка, виселица, не отпустит его на этот раз. Она всю жизнь охотилась за ним. Бётгер устал бегать от нее.

Агенты прусского короля, выдававшие себя за итальянцев, были арестованы. Они показали, что Бётгер согласился передать им секрет фарфора. Теперь ему не удастся убежать от виселицы. Зато можно отдохнуть.

В ушах у него звенело, голова была как свинцовая. Сторож внес кружку с водой и кусок хлеба. Замок опять защелкнулся.

С трудом передвигая ноги, Бётгер отошел от окна и лег на деревянную койку. Стены камеры закружились перед ним, пришлось закрыть глаза.

Он постарался вспомнить, о чем он думал, когда удар колокола напомнил ему о рыжем человеке. Он думал тогда о чем-то хорошем. Ах да! — о розовом пряничном коне.

Как было весело на ярмарке! Карусели вертелись под музыку. Иоганн сидел верхом на белом лебеде и, замирая от страха и восторга, мчался куда-то. Разноцветные флаги и золоченые тряпки вихрем неслись вместе с ним.

Карусель остановилась, а ему еще казалось, что все плывет кругом в сияющем вихре под волшебную музыку.

У лотка, пахнувшего корицей и еще чем-то сладким, майор Тиман купил Иоганну розового пряничного коня с черными изюминками вместо глаз. Потом они вошли в лавку и выбрали синюю шаль с пунцовыми розами — для мамы. Купец ловко складывал ее вчетверо, чтобы с поклоном отдать ее майору, как вдруг Бётгер вспомнил, что это был не купец, а аптекарь Цорн.

Бётгер ясно увидел перед собой аптекаря в черной шапочке на макушке. Он учил Иоганна скатывать пилюли из муки с водой.

— Бери осторожнее, мальчик, двумя пальцами, — услышал Бётгер знакомый голос аптекаря, — бери и катай комочек. Вот так — раз, два!

Из пальцев аптекаря выкатился круглый шарик. Иоганн тоже хотел катать пилюли, но вспомнил, что у него заняты руки, он все еще держал розового коня, и пилюли у него не выходили. Впрочем, это были не пилюли, а шнорровская земля, которую он собрал из складок пудермантеля.

Вот кто был настоящим изобретателем фарфора — аптекарь Цорн! Ведь это он когда-то выучил Иоганна скатывать пилюли. Без него Иоганн не скатал бы шарика из шнорровской земли, не нашел бы белую глину. Смешно, что это не приходило ему в голову раньше!

Иоганн громко захохотал.

Потом ему показалось, что он лепит большую вазу с фигурными ручками. Ваза превратилась в голову Августа, и вышло так, что Иоганн держит короля за уши.

— Пора на виселицу, — сказал Август и превратился в червонного короля. Он созвал своих червонных валетов, и они, пища, потащили Иоганна куда-то.

Вдруг раскрылась дверь, и вошел Чирнхауз. Карты с шипением рассыпались. Чирнхауз сел к Иоганну на койку и взял его за руку. Тогда стало хорошо и спокойно. Чирнхауз всё знал и всё простил Иоганну. Теперь было не страшно. Можно было спросить учителя и друга: отчего на фарфоре выступают иногда черные точечки?

Утром сторож вошел в камеру. Хлеб и вода стояли нетронутые. Узник громко бредил, смеялся и плакал и метался по койке.

— У него горячка, — сказал присланный от Фюрстенберга старый врач.

Так прошло много дней и ночей. Бётгер умер, не дождавшись суда. Он навсегда избавился от виселицы.

А фабрика продолжала работать и выпускать прекрасный фарфор на зависть всем королям в Европе.

Глава четвертая

ФАРФОРОВЫЙ ЗАВОД ВЕСЕЛОЙ ЦАРИЦЫ

Слухи о Петре

Когда Бётгер был еще молод и под именем «барона Шрадера» стряпал золото в дворцовой лаборатории, ему не раз приходилось слышать о русском царе, великане Петре.

Русский царь Петр помог Августу стать королем Польши. Не мудрено, что имя Петра было на устах у всех королевских придворных.

Про Петра было что рассказать. Его царство — огромное, полудикое русское царство — на востоке доходило до таинственного Китая, а запад его граничил с Польшей.

Ходили слухи, что в его столице — Москве — медведи и волки среди бела дня рыщут по улицам; зато в домах у бояр так много золота и серебра, и драгоценных камней, что их складывают в бочки.

Но не этому дивились германцы, а тому, что Петр был самым странным государем на свете. Он откалывал такие штучки, на которые не решился бы ни один самый захудалый князек в Европе из боязни уронить свое княжеское достоинство. Петр одевался в грубое платье голландских ремесленников. Он пил пиво и играл в шашки с простыми шкиперами. Он женился на прачке, а своим первым министром сделал уличного торговца пирожками, Сашку Меншикова.

Царь Петр работал, как мастеровой. Он столярничал, чертил планы, строил корабли.

— Надо работать, — говорил он, и его дубинка учила лентяев и неженок, как надо работать.

Со смехом вспоминали придворные о том, как молодой Петр приезжал в Европу. Он не умел изящно кланяться и боялся поскользнуться на дворцовых паркетах.

— Русский дикарь, — говорили про него королевские придворные.

Этот русский дикарь всех засыпа́л вопросами. Этот невиданный царь хотел знать, что из чего и как сделано. Он останавливал своей рукой крылья ветряной мельницы, чтобы разглядеть, как они вертятся.

Он учился рвать зубы, анатомировать трупы, гравировать резцом на медных досках. Он хвалился королям, что знает четырнадцать ремесл.

— А из чего у вас делаются чернила? — спрашивал он у королей. — А чем у вас вырывают зубы? А из какого дерева вы строите мачты на кораблях? А чем вы лечите коров, если они не дают молока? Ну-ка, я взгляну, как у вас делаются кирпичи, да заодно покажите мне, из какой крупы варят кашу для солдат.