Прикосновение греха - Джонсон Сьюзен. Страница 8
Сексуальной игры без эмоций сегодня не получится. Подняв вверх юбку, сминая на бедрах шелк, она прошептала:
— Пожалуйста… — До этого момента она никогда не просила о сексе. — Пожалуйста…
Он уже расстегивал брюки, прогнав прочь мысли об ухаживании. Эта роскошная женщина разогрелась до такой степени, что готова была кончить и без его помощи.
Это открытие заставило его вспомнить о ее целомудрии с известной долей цинизма.
Скоро он получит возможность это проверить, подумал Паша, справляясь с последней пуговицей. Освободив своего взбудораженного зверя, он произнес:
— Можно приступать. — Внезапно ощутив раздражение, что попался на крючок искушенной актрисы, Паша выставил вперед свое оружие: — Он всецело в твоем распоряжении.
Даже в призрачном свете он заметил, как зарделись ее щеки. Прикусив нижнюю губу, она съежилась, и на глазах у нее блеснули слезы. Он вытер их манжетами рубашки.
— Господи, не плачь.
— Прости, — чуть слышно произнесла она. — Я не знаю, что делать.
— Посмотри на меня. — Он слегка коснулся ее подбородка и, когда их взгляды встретились, сказал: — Это я должен просить прощения. А тебе не нужно ничего делать. Вот… иди сюда, — прошептал он, похлопав себя по плечу. — Полежи со мной.
— Я не знаю, смогу ли.
— Хватит ли терпения? Ты это имеешь в виду.?
Она кивнула. Ее золотые кудри рассыпались по плечам. В просвете расстегнутого лифа виднелась ее пышная грудь, поднимавшаяся над краем глубокого выреза нижней сорочки. Ее обнаженные ноги жгли его огнем.
— Может, снимешь платье?
Она чувствовала, что его возбуждение достигло предела. Казалось, он взорвется, стоит ей пошевелиться.
— Давай спустим твою юбку.
Снимая с нее юбку, он чувствовал под пальцами шелк ее кожи, жар ее плоти, опалявший его ладони. Она вздрагивала от каждого его прикосновения.
Он погладил светлые волоски на ее лобке, его ладонь скользнула вниз, к увлажненной расселине, ион ввел палец в ее лоно, но в этот миг она судорожно всхлипнула в экстазе и разрыдалась. Слезы потоком заструились по ее щекам.
Он прижал ее к себе, дождался, когда она успокоится, а учащенное дыхание придет в норму, и со всей нежностью, на какую был способен, пробормотал:
— Два года — это очень большой срок.
С подобным проявлением мужской доброты она еще не сталкивалась.
Его слова погасили ее стыд, а терзания по поводу скромности и нравственности показались незначительными, поскольку речь шла лишь о физической стороне отношений.
Взглянув на него, она коснулась его щеки.
— Ты бесконечно добр.
— Удовольствие есть удовольствие, — заметил он ласково. — Это не обязанность, не долг.
— Что ты обо мне думаешь? — прошептала Беатрикс. — Ведь я тебя практически не знаю.
— В таком случае мне не терпится скорее с тобой познакомиться.
Ее тело, словно жившее собственной жизнью, инстинктивно ответило на намек, прозвучавший в его словах, возобновившейся пульсацией между ног.
— Не знаю, что на меня нашло. Но мне кажется, будто я вдруг отбросила прочь какие бы то ни было условности.
— Ты слишком болезненно на все реагируешь, — промолвил Паша, лениво поглаживая ей спину.
— В то время как мне следует просто получать удовольствие, — заметила она.
Лежа на его согнутой руке, она коснулась его возбужденной плоти, горячей и твердой.
— Вот об этом и думай, — промурлыкал он.
— Кто об этом узнает?
— Действительно, кто? В другой раз, когда получишь удовольствие, обещаю, тебе будет еще лучше.
— Ты это обещаешь?
— Конечно.
— Потому что переспал с половиной Парижа?
— Почему только с половиной? — возмутился Паша шутливо.
— В таком случае мне стоит сполна воспользоваться твоими талантами.
— Несомненно. Тебе понравится.
— Ты так самонадеян.
В ее глазах засверкали игривые огоньки. Паша улыбнулся и провел пальцем по увлажненному преддверию ее пещеры наслаждения.
— Не думаю, что у меня не получится довести тебя до состояния оргазма сегодня еще с десяток раз.
Она села в постели. В ее глазах застыло выражение наивного удивления.
— Десять раз? — переспросила она. Ее голос дрогнул.
— Может, начнем? — На его озаренном лунным светом лице появилась обольстительная, игривая улыбка. — Или займемся чем-нибудь другим, пока ты в Париже?
Она не ответила. Не могла ответить на столь дерзкий вопрос.
Паша лежал перед ней, искуситель в белой рубашке и расстегнутых брюках, положив под голову руки. Его могучее тело было всецело в ее распоряжении.
— Хочу, чтобы ты разделся, — сказала Трикси нетерпеливо. — Оказывается, я нахожусь в плену твоих сексуальных чар. — Она произнесла это таким тоном, словно выражала восхищение шляпкой или чайником.
Он едва сдержал улыбку.
— В таком случае ты знаешь, как я себя чувствую. Позволь, я помогу тебе. — Он отстранил ее руку от галстучного узла, который она затянула еще туже. — Смотри и учись… для другого раза.
Его замечание повергло Трикси в нервный трепет, хотя она знала, что будущее для них не существует. Но в тот момент доводы разума для нее ничего не значили. В тот момент ее вообще ничто не интересовало, кроме утоления низменного, ненасытного голода.
Он раздел ее, блеснув сноровкой, выдававшей многолетний опыт; она проделала с ним то же самое, но только без того совершенства, что дает опыт, заставив его немало удивиться неискушенности или эгоизму ее любовников, вселивших в нее такую неуверенность в себе.
Поскольку Трикси никак не могла преодолеть свои моральные запреты, он решил для начала заняться с ней любовью самым традиционным способом. Он боялся ее отпугнуть. Он хотел приложить максимум усилий, чтобы ее оргазм достиг заоблачных высот.
Уложив ее на кушетку, озаренную лунным и звездным светом, он раздвинул ей ноги и лег на нее. Потом начал ее целовать, сначала долго и страстно в губы, затем в нежное углубление за ушком, потом в теплую пульсирующую жилку на шее, покрыл поцелуями ее брови и ресницы, голые плечи, медленно опускаясь ниже, где начинается грудь. Когда ее томные вздохи переросли в тяжелое, прерывистое дыхание, он начал целовать ее затвердевшие соски.
Она закричала. Ее захлестнула волна изысканного наслаждения, горячим потоком расплавленной магмы прихлынувшая к пылающему ядру ее тела. Вцепившись в него, она молила о продолжении.
— Потерпи еще немного, — прошептал он, взяв в рот ее сосок.
Она приподнимала навстречу ему бедра, покачивала ими, стонала, делала все, чтобы он наконец овладел ею.
— Какая милая, сладкая киска, — прошептал Паша. Эти сладострастные слова довершили дело, и ее накрыл вал второго оргазма.
Несколько мгновений спустя, потрясенная, но ненасытившаяся, трепещущая и изнывающая от жгучего желания, она прошептала:
— Я тебя скоро возненавижу.
— Этого нельзя допустить. Придется дать тебе то, чего ты так жаждешь.
Она запустила руки в его мягкие длинные волосы и приблизила к себе его лицо.
— Не играйте со мной, месье Дюра. — В ее голосе, прозвучавшем у самого его уха, послышались нотки угрозы.
Он улыбнулся, довольный, что ее неуверенность исчезла, уступив место бурлящей страсти.
— К вашим услугам, леди Гросвенор.
— Паша, прошу тебя, — взмолилась она тихо.
Он повиновался и медленно проник в нее, раздвигая ее своими неимоверными размерами. Трикси вскрикнула и застонала, едва не лишившись от удовольствия чувств. Он замер. Затем начал осторожно двигаться. Вскоре она обвила его шею руками и, прильнув к нему всем телом, порывисто потребовала более смелого продолжения. Тогда он дал ей то, о чем она просила, — привел в состояние неописуемого восторга и неземной радости.
Ее возбуждение нарастало, и она сопротивлялась каждому его отступлению, исполненная решимости продлить состояние изысканной пытки. Ему понравилось ее внезапное преображение из скромного существа во властную женщину; покорные женщины его никогда не привлекали. Впрочем, он угадал в ней страстную натуру еще в той сцене, что произошла у ворот Ришелье.