Закон притяжения - Джордан Пенни. Страница 24

В комнате было достаточно светло, и он не сводил с нее глаз, но она не чувствовала стыда.

Напротив, ей даже нравилось, что он на нее смотрит. Она хотела видеть, как темнеют от страсти его глаза, как загорается его кожа. Ей хотелось видеть, как подергиваются его мышцы, как ходит кадык; ей хотелось услышать хриплый голос и слова, которые мужчина говорит женщине, когда целует и гладит ее слегка шершавыми, но вызывающими несказанно сладкие ощущения руками.

Он положил ей руки на грудь, и она накрыла их своими.

Он целовал ее губы, шею и вдруг отнял от нее руки, и она вскрикнула, протестуя, но, открыв глаза, увидела, что он торопливо раздевается.

Забыв обо всем на свете, она восхищалась его мужским совершенством. Тело у него было крепким и мускулистым, кожа — гладкой и чистой, она так и манила притронуться к ней, суля тепло и негу. Темные жесткие волосы, покрывавшие его грудь, глубоко волновали Шарлотту, обещая необычные ощущения, когда прикоснутся к ее чувствительной коже в мгновение интимной близости.

Он повернулся, рассматривая ее, словно в нерешительности, и она протянула к нему руки, открыла ему навстречу объятия, и огромные глаза ее блестели от страсти; он прильнул к ней, шепча ее имя, целуя ее, и так прижимался к ней, что бедра ее словно растворились в нем, а плоть вскипела в ожидании.

Он поцеловал ее в грудь, а затем, нежно обхватив сосок губами, осторожно втянул его в себя, не переставая теребить языком. Стон вырвался у нее из груди, и, обхватив его за плечи, она вжалась в него, а он все играл и играл с ее соском, пока спина ее не выгнулась дугой и она не вонзила ему ногти в спину.

Губы его скользнули ниже, прошлись по ребрам и наконец прильнули к впадине живота, а руки приподняли ее, и вдруг она почувствовала его губы на внутренней стороне бедра, и ощущение это было таким сильным, что у нее перехватило дыхание — так близко к ней он оказался.

Столько сразу она не выдержит, столько сразу не выдержит никто. Голова у нее шла кругом, и она ни о чем не могла думать.

Она протестовала, потом стала умолять, чтобы он позволил ей такую же близость, но он шепотом говорил, что еще будет время, а она настаивала и говорила, что ей этого мало.

Ей надо больше. Ей нужен он целиком, чтобы почувствовать яростное биение его тела глубоко внутри себя, чтобы убедиться в том, что он желает ее так же, как и она его.

Словно издалека до ее ушей донесся назойливый звук, и Шарлотта прижалась к Дэниелу, пытаясь отгородиться от внешнего мира, но он уже поднимался, отдалялся от нее, недовольно бормоча; медленно, да, очень медленно, но все же он уходил от нее, оставлял ее, подчиняясь властному зову назойливого телефонного звонка.

Остро переживая это вторжение, она смотрела ему вслед — он пересек комнату и снял трубку.

— Это Патриция.

Даже если бы Шарлотта не услышала имени, она узнала бы этот резкий властный голос, донесшийся с другого конца провода.

— Мне надо с тобой встретиться, дорогой, — услышала Шарлотта. — Прямо сейчас…

Шарлотта почувствовала, что Дэниел поворачивается к ней, и поспешно отвернулась, не желая, чтобы он увидел ее страдание; внутри у нее все перевернулось, страсть улетучилась в мгновение ока, все, что произошло между ними, оказалось вдруг пустым, лишенным чувства, и осталась только реальность, а в реальности она чуть не отдалась полностью и безвозвратно мужчине, который смотрит на нее лишь как на доступную женщину, с которой можно заняться любовью. Отрицать это, притворяться перед самой собой бессмысленно. На проводе была другая женщина, та играла роль в его жизни… А ведь он мог и не подойти к телефону.

С трудом заставляя пальцы двигаться, она торопливо натягивала на себя одежду. Сзади вполголоса разговаривал Дэниел. Застегнув пуговицы блузки, она услышала, как он положил трубку.

Почувствовав на плечах его руки, она замерла с единственным желанием сбросить их и прогнать его, как он прогнал ее.

— Шарлотта, извини, но…

Только сейчас она поняла, что до сих пор еще надеялась: вот он скажет, что этот звонок не имеет никакого значения, что быть с ней, любить ее для него превыше всего.

Во рту был привкус горечи, на сердце тяжесть. Она настолько презирала себя, что ей стало плохо, глаза горели от наворачивающихся слез, которые она не имеет права пролить.

— Все в порядке, — с усилием произнесла она. — Я прекрасно понимаю, что делу — время.

Она специально выделила слово «дело», испепеляя его взглядом. Он стоял перед ней обнаженный и вообще-то должен был бы выглядеть глупо, но почему-то так не выглядел. Скорее наоборот, его нагота только заставляла ее глубже прочувствовать, как много она потеряла.

Если бы только он подошел к ней сейчас, забыв о домогательствах Патриции… но он не подошел.

— Шарлотта, мне надо уезжать. Важное дело. Я не могу…

— Ты не обязан мне ничего объяснять, — с трудом выдавила она.

Важное дело. Он что, издевается? Наверное, он думает, что она не слышала, как Патриция проворковала ему «дорогой», или не знает, о чем судачат у них в конторе? А может, он считает, что оставить ее сейчас и отправиться прямиком к другой женщине — в порядке вещей?

Ей становилось все хуже и хуже. Она подхватила жакет и сумочку, дрожа всем телом и не в состоянии заставить себя поднять на него взгляд.

Она бросилась к двери и распахнула ее прежде, чем он успел открыть ее перед ней. Теперь от его близости ее тошнило. Она сама себе была противна за собственную глупость, за собственную слабость.

Надо же, чего только она не наговорила, как далеко зашла… А ведь собиралась зайти еще дальше…

Презрение к самой себе так и жгло ее, от отчаяния кружилась голова.

Дэниел открыл перед ней входную дверь и тоже пошел к машине. Как он хорошо воспитан, надо же! Она едва не разразилась истерическим смехом. Может, он надеется, что она будет вести себя с ним столь же благовоспитанно?

А что это значит в такой ситуации? Вежливо притвориться, что она не слышала звонка, выдавшего его с головой, что не слышала хриплого «дорогой»?.. Или успокоить его, сказав, что она все понимает?

Нет, она затесалась в совсем чужой круг, с болью признала она, забираясь в машину; она совсем не такая, как он.

Ей было трудно вести машину, но она ехала все дальше и дальше, не желая, чтобы Дэниел увидел ее, когда отправится к Патриции Уинтерс.

Интересно, останется он у нее на ночь? И она, а не Шарлотта, будет лежать в его объятиях и утром проснется вместе с ним?

Шарлотта выругалась, и из глаз ее брызнули горячие слезы.

А она-то считала, что уже испила чашу унижения и отчаяния до конца! Нет, такого она еще не испытывала, ей не приходилось любить притворщика, умеющего прикрыть свою грубую похоть теплым и нежным обхождением.

Сама виновата. Ведь она же давно знала, в чем там дело с Патрицией. Знала, но пренебрегла этим.

Вот и получай за свою близорукость! Мало тебе было банкротства? Нечего теперь жаловаться.

Кто ей мешал отказаться от ужина с Дэниелом, а уж от нежностей-то тем более.

Она попыталась представить себе, как они встретятся утром и что с ней будет при мыс-, ли, что он только что встал с кровати Патриции Уинтерс, но ее воображение даже не смогло нарисовать это.

Ей хотелось одного — спрятаться в какую-нибудь щель и забыть, что она знала Дэниела Джефферсона — и уж тем более что любила его.

Ах, какое же это унижение — увидеть его еще раз!

В голову ей пришла шальная мысль вообще больше не появляться на работе, но Шарлотта тут же отогнала ее от себя, понимая, что просто не может себе этого позволить.

Хотя бы потому, что она со стыда сгорит, если будет как-то объясняться с родителями.

Нет, из этой переделки ей придется выпутываться в одиночку. Надо как-то дать понять Дэниелу, что происшедшее между ними для нее такой же малозначительный эпизод, как и для него.

Но как?

Глава 9

Шарлотта села за стол. Заставить себя сегодня утром отправиться на работу стоило ей титанических усилий. Так скверно она себя не чувствовала, даже когда была лицом к лицу с банкротством.