Нож сновидений - Джордан Роберт. Страница 33

– Смирную, – задумчиво произнес он. – Посмотрим, что можно придумать, Айз Седай. Смирную… – Легонько постукивая себя кулаком по лбу, он заспешил вдоль рядов лошадей, не переставая при этом что-то бурчать вполголоса.

Суан, тоже тихо ворча под нос, принялась расхаживать туда-сюда: три шага вперед и три назад. Снег, растоптанный в слякотную кашу, за ночь замерз и похрустывал под ее крепкими башмаками. Насколько она отсюда видела, конюх может часами искать лошадь, которая не сбросит ее, услышав какое-нибудь хрюканье. Накинув на плечи плащ, Суан нетерпеливыми пальцами, едва не проколов большой палец, скрепила ткань небольшой серебряной круглой булавкой. Неужели она боится? Она еще покажет Гарету, проклятому-треклятому Брину! Три шага, туда и обратно. Наверное, лучше бы ей отправиться пешком, хоть прогулка и немаленькая. Неприятно, конечно, но лучше, чем свалиться с седла и того и гляди переломать вдобавок кости. Всякий раз, как Суан садилась на лошадь, в том числе и на Белу, у нее всегда возникали мысли о сломанных костях. Но тут вернулся конюх, с кобылой темной масти, на которой уже красовалось седло с высокой задней лукой.

– Она смирная? – скептически поинтересовалась Суан.

Лошадь переступала с ноги на ногу, словно ей не терпелось пуститься в пляс, вид у нее был ухоженный, шкура – глянцевито лоснилась. Как считалось, такие признаки обычно указывают на резвость.

– Это Ночная Лилия, Айз Седай, она кроткая, как ягненок. Это лошадка моей жены, а Немарис – женщина хрупкая. Ей игривые лошади не нравятся.

– Ну, это ты так говоришь, – ответила, хмыкнув, Суан. По своему опыту она знала: лошади редко бывают кроткими. Но тут уже ничего не поделаешь.

Подобрав поводья, она неловко взобралась в седло, уселась, поерзала – чтобы не сидеть на плаще и не придушить им себя ненароком. Кобыла, сколько бы Суан не натягивала и не дергала поводья, все равно танцевала на месте. Иного Суан и не ожидала. Зверь явно готовится переломать ей все кости. А вот лодка… с одним веслом или двухвесельная, лодка идет туда, куда тебе надо, и останавливается тогда, когда тебе надо, если ты не круглый дурень, который ни хвоста ни чешуи не смыслит в приливах, течениях и ветрах. Но у лошадей свои мозги, свой умишко, сколь бы мал он ни был, а это значит – у них вполне может появиться мысль не обращать внимания на узду и поводья и на то, чего нужно всаднику. Вот что надо помнить, когда приходится садиться в седло растреклятого коня.

– Э-э, Айз Седай, тут одна вещь, – промолвил конюх, пока Суан пыталась поудобнее устроиться в седле. Почему, интересно знать, седла всегда кажутся жестче дерева? – Я бы лошадку, знаете ли, сегодня особо не гнал, а только шажком бы, шажком. Этот ветер, понимаете… и вся та вонь… так что лошадь, быть может, чуточку…

– Нет времени, – сказала Суан и ударила лошадь пятками.

Кроткая как ягненок, Ночная Лилия рванула с места в карьер, так что Суан едва не кувырнулась назад, едва не выпав из седла. Ее уберегло только то, что она успела вцепиться в переднюю высокую луку. Суан почудилось, будто конюх что-то кричит ей вслед, но она не была уверена в этом. Знать бы, какую лошадь, во имя Света, Немарис считает игривой? Кобыла вынеслась из лагеря с такой быстротой, словно хотела победить на скачках, устремившись в направлении садящейся луны и Драконовой горы, чей черный мрачный пик высился на фоне усыпанного звездами неба.

Суан и не старалась сдерживать ее бег, а, наоборот, то и дело била лошадь пятками по бокам и подстегивала поводьями по шее – она видела, что так другие подгоняют коней. Плащ развевался у нее за спиной. Необходимо добраться до сестер раньше, чем кто-то успеет совершить нечто непоправимое. Слишком о многих возможностях приходило задумываться. Кобыла галопом неслась мимо маленьких рощиц и крошечных деревушек, мимо разбросанных вокруг ферм с пастбищами и полями, обнесенными оградами из камней. Поселян, забившихся под заваленные снегом шиферные крыши, спрятавшихся за каменными и кирпичными стенами, этот яростный ветер не встревожил; все дома стояли темные и тихие. Даже проклятые коровы с овцами спят сладким сном в своих загонах. Фермеры всегда держат коров и овец. А еще свиней.

Подскакивая на жесткой коже седла, Суан старалась наклоняться вперед, к лошадиной шее. Так надо делать – она это видела. Почти сразу же левая нога выскользнула из стремени, и она почти сползла на бок, с превеликим трудом взгромоздившись обратно в седло и едва сумев вернуть ногу на место. Оставалось одно – сидеть прямо, словно аршин проглотив, одной рукой мертвой хваткой вцепившись в переднюю луку, а другой – еще крепче сжимая поводья. Хлопающий за спиной плащ неудобно стеснял горло, и ее подбрасывало вверх и вниз так сильно, что у нее клацали зубы, стоило только не вовремя открыть рот, но Суан терпела и еще пуще подгоняла кобылу. Ах, Свет, да к восходу солнца она вся в сплошной синяк превратится, ведь этак-то при тряском галопе лошади ей всю ночь на седло хлопаться придется. Хорошо хоть, стиснутые челюсти не дают зевать во весь рот.

Наконец из темноты, за редкой полосой деревьев, показались коновязи и ряды фургонов, окружавшие лагерь Айз Седай, и с облегченным вздохом Суан изо всех сил натянула поводья. Раз уж лошадь так несется, то чтобы остановить ее, наверняка нужно постараться. Ночная Лилия и остановилась, да столь внезапно, что Суан перелетела бы через голову лошади, не встань та сразу же и на дыбы. Вытаращив глаза, Суан крепко ухватилась за лошадиную шею, пока кобыла наконец уверенно не утвердилась на всех четырех копытах. И потом еще с минуту не отпускала бедное животное.

Ночная Лилия, как вдруг сообразила Суан, тяжело дышала. Даже, вообще-то говоря, задыхалась. Однако Суан никакого сочувствия не испытывала. Это глупое животное, как и все лошади, пыталось ее убить! Какое-то время Суан приходила в себя, потом одернула плащ, подобрала поводья и степенным шагом поехала мимо повозок и длинных коновязей. Вдоль них двигались в сумраке темные человеческие фигуры – несомненно, конюхи и кузнецы-ковали успокаивали встревоженных лошадей. Кобыла теперь казалась более послушной. Действительно, все получилось не так уж и плохо.

Въехав в сам лагерь, Суан, помешкав немного, все же обняла саидар. Странно считать опасным местом лагерь, полный Айз Седай, но ведь двух сестер убили именно здесь. Принимая во внимание обстоятельства их гибели, представлялось невероятным, что если следующая жертва – Суан, то обладание Силой убережет ее, но саидар, по крайней мере, создавал иллюзию безопасности. До тех пор, пока она помнит, что это всего-навсего иллюзия. Подумав, Суан свила потоки Духа в плетение, скрывшее ее способность направлять и само свечение окружавшей ее Силы. В конце концов, нет никакой нужды привлекать к себе внимание.

Даже в такой час, когда луна низко скатилась к западу, на дощатых дорожках-тротуарах встречались люди – служанки и работники торопились по своим поздним делам. Или, пожалуй, лучше уже сказать – по ранним. Большинство палаток, чуть ли не всех возможных размеров и форм, оставалось темными, но внутри немногих, из тех, что попросторнее, виднелся свет – там горели лампы или свечи. Что и неудивительно, в сложившихся-то обстоятельствах. Вокруг всех освещенных изнутри палаток или возле входа в них стояли люди. Это были Стражи. Кто еще способен стоять так неподвижно, что казалось, растворялся в ночной мгле, да еще в такую пронизывающе-холодную ночь? Преисполненная наполняющей ее Силой, Суан могла различить их в сумраке – благодаря своим плащам Стражи словно исчезали среди теней. Не приходится удивляться их бдительности: ведь у убитых сестер были Стражи, связанные с ними узами, и после гибели Айз Седай что довелось испытать Стражам… Она подозревала, что не одна сестра готова рвать на себе волосы, а лучше – на ком-то другом. Стражи заметили Суан: они поворачивали головы, провожая взглядами проезжающую мимо женщину, – она медленно двигалась вдоль мерзлых выбоин, высматривая нужную ей палатку.