Нож сновидений - Джордан Роберт. Страница 31

Родившийся под сиянием толстой заходящей луны, на высоте, где человек неспособен дышать, родившийся в хаотичном кружении потоков, нагретых жаром огня, что ярится в недрах зазубренного пика, поначалу бывший легким зефиром, ветер, стремительно промчавшись вниз по крутому, изрезанному расщелинами склону, набрал мощи. Увлекая за собой с вершины хлопья пепла и вонь сгоревшей серы, ветер с ревом прокатился через высокие заснеженные холмы, что преграждали ему путь на равнину, окружающую взметнувшуюся на невероятную высоту Драконову гору, он раскачивал в ночной мгле кроны деревьев, шумел их ветвями.

С воем ветер устремился от холмов на восток, через раскинувшийся на лугу огромный лагерь, целый поселок из палаток и дощатых дорожек, вытянувшихся улицами вдоль мерзлых выбоин. Осталось недолго ждать, как колеи раскиснут, последний снег стает, сменившись весенней распутицей, дождями и грязью. Если лагерь до того времени еще простоит. Несмотря на ранний час, многие из Айз Седай не спали, они собирались группками и, защитившись от подслушивания выставленными малыми стражами, обсуждали случившееся этой ночью. Немало подобных обсуждений протекало довольно оживленно, некоторые, казалось, могут перейти в споры, а иные собеседницы, вне всяких сомнений, вели себя с заметной горячностью. Не будь это Айз Седай, то, глядишь, они бы уже грозили друг дружке кулаками или чем похуже. Главными были вопросы, как быть и что делать дальше? К этому времени уже все сестры знали о находке на речном берегу, хотя о подробностях осведомлены были немногие. Сама Амерлин тайно отправилась на реку, чтобы запечатать Северную гавань, и ее лодку обнаружили застрявшей в камышах и перевернутой вверх дном. Выбраться живой из стремительных ледяных потоков Эринин шансов мало, и опасения с каждым часом крепли, пока не превратились в твердую уверенность. Амерлин погибла. Каждая сестра в лагере понимала, что ее будущее, а возможно, и самое жизнь повисли на волоске, не говоря уже будущем всей Белой Башни. Что теперь делать? Однако, когда на лагерь обрушился яростный ветер, голоса смолкли, головы поднялись: злые порывы рвали парусину палаток, хлопая ею, точно флагами, забрасывали людей снежной крупой. Налетевший внезапно запах сгоревшей серы густо растекся в воздухе, свидетельствуя о том, откуда этот ветер, и не одна Айз Седай безмолвно вознесла молитву, отвращающую зло. Впрочем, спустя какие-то мгновения ветер стих, и сестры вернулись к размышлениям о будущем – достаточно безрадостным, под стать резкой вони в воздухе, пусть и мало-помалу рассеивающейся.

В сторону Тар Валона задул ветер, постепенно набирая силу, с воем пронесся он над воинским биваком возле реки, где со спавших на земле солдат, обозников и маркитантов вдруг сорвало одеяла, а ночевавшие в палатках проснулись от хлопков парусины; кое-кому не повезло пробудиться и от того, что палатки уносило во тьму, когда не выдерживали колышки или лопались растяжки. Груженые фургоны кренились и опрокидывались, а знамена бешено развевались на ветру, древки звенели от напряжения. Потом их вырывало из земли, и древки становились копьями, вонзавшимися в любую преграду на своем пути. Согнувшись и с трудом преодолевая напор ветра, люди пробирались к коновязям, успокаивали лошадей – те вставали на дыбы и испуганно ржали. Никто не знал того, что было известно Айз Седай, однако резкий серный запах, наполнивший ночной морозный воздух, казался дурным предзнаменованием, и закаленные мужчины возносили вслух молитвы с тем же жаром, что и безусые юнцы. Свои молитвы, и громкие, добавляли и другие обитатели лагеря: кузнецы, коновалы, мастера-стрельники и оружейники, их жены, прачки и портнихи – всех охватил внезапный страх, ужаснее и темнее, чем расползающийся мрак ночи.

Неистово бьющийся над головой парусиновый полог, едва не рвущийся от натяжения, крики и стоны, пронзительные людские голоса и испуганное ржание лошадей даже перекрывали вой ветра, что и помогло Суан Санчей, пусть и с трудом, но проснуться во второй раз.

От внезапно ударившей в ноздри серной вони на глаза навернулись слезы, и она была благодарна за это. Может, Эгвейн и научилась набрасывать на себя и скидывать полог сна, будто пару чулок, но с Суан это совсем не так. Сон, после того как она наконец-то улеглась, шел к ней с трудом. Вести с речного берега быстро дошли до Суан, и она была уверена, что отныне уснуть сумеет, только когда от усталости будет с ног валиться. Она помолилась за Лиане, но бремя всех их надежд было возложено на плечи Эгвейн, и казалось, что все их надежды выпотрошили и вывесили вялиться. Что ж, и сама Суан вымоталась, лишилась сил от тревоги, нервотрепки и постоянного хождения из угла в угол. Теперь вновь забрезжила надежда, и она усилием воли не позволяла закрываться своим будто бы налитым свинцом векам – из страха, что опять провалится в сон и до середины дня уже не проснется. Свирепый ветер, в отличие от криков и лошадиного ржания, стих.

Устало Суан откинула одеяла и, пошатываясь, встала. Ее постель, расстеленную прямо на парусиновом полу, в уголке не такой уж просторной квадратной палатки, вряд ли назовешь удобной, однако ночевать Суан пришла сюда, хотя это и означало поездку верхом. Разумеется, она чуть не свалилась и, вероятно, от горестных переживаний утратила способность здраво мыслить. Она коснулась перекрученного кольца-тер’ангриала, висевшего на кожаном шнуре у нее на шее. Проснувшись в первый раз, что далось ей точь-в-точь так же тяжело, она достала кольцо из своего поясного кошеля. Что ж, горе отступило, и она теперь в состоянии продолжать действовать. Она не сдержала зевок, от которого ее челюсти заскрипели, будто заржавевшие уключины. Можно подумать, что послания от Эгвейн и того факта, что она жива и сумела передать сообщение, будет достаточно, чтобы помочь избавиться от въевшейся в плоть и кости усталости. Оказалось, это совсем не так.

Направив чуточку Силы, Суан зажгла ненадолго шарик света, отыскала в его свечении фонарь на главном опорном шесте палатки и запалила фитиль струйкой Огня. Одинокий язычок пламени давал слабый дрожащий свет. В палатке имелись и другие фонари и лампы, но Гарет не уставал напоминать, как мало оставалось в запасе лампового масла. Жаровню Суан не зажигала; хотя по отношению к углю Гарет не выказывал такую же бережливость, как с маслом, – уголь раздобыть проще, но она едва ли замечала холодный, почти морозный воздух. Суан хмуро воззрилась на постель Гарета в другом углу палатки, на которую, судя по всему, до сих пор не ложились. Наверняка Брин уже осведомлен об обнаруженной лодке и том, кто в ней уплыл. Как ни старались сестры скрыть от него свои секреты, но каким-то образом утаить им удавалось куда меньше, чем полагали большинство из них. Не единожды он приводил ее в замешательство своей осведомленностью. Где же он? Ушел в ночной сумрак готовить своих солдат к новому дню, какое бы решение ни принял Совет Башни? Или уже, махнув на все рукой, отправился восвояси, отказавшись от безнадежной затеи? Но дело еще далеко не проиграно, хотя он не мог об этом знать.

– Нет, – пробормотала Суан, испытывая странное чувство… стыда? Оттого, что у нее даже в мыслях возникли подозрения, что усомнилась в Гарете, сочтя его способным на предательство…

С восходом солнца он наверняка появится опять, и так будет каждое утро, до тех пор, пока Совет будет нуждаться в нем, и уйдет он, только когда ему прикажут уходить. А возможно, останется и того дольше. Она не верила, что он оставит Эгвейн, что бы ему ни приказал Совет. Слишком он упрям и горд. Нет, дело даже не в этом. Слово Гарета Брина – слово чести. Единожды дав слово, он не отступался, чего бы это ему самому ни стоило, если только его не освобождали от обещания. И наверное – просто возможно, – у него были и другие причины остаться. Об этом Суан отказывалась думать.

Надо перестать думать о Брине. Так, а зачем она пришла в его палатку? Куда проще было устроиться в собственной, пускай и тесной палатке, в лагере Айз Седай, или даже остаться в компании постоянно плачущей Чезы, хотя, если хорошенько подумать, второе было бы выше ее сил. Плакс она не выносила, а горничная Эгвейн ревела почти не переставая. Посему Суан решительно выбросила мысли о Брине из головы, торопливо провела щеткой по волосам, достала свежую сорочку и постаралась одеваться как можно быстрее, насколько позволял полумрак. Ее голубое дорожное платье из простой шерсти было измято, и вдобавок на подоле красовались пятна грязи – Суан ходила на берег, чтобы самой удостовериться, та ли эта лодка, – но времени вычистить и выгладить одежду с помощью Силы у нее не было. Она торопилась.