Эфиопика - Гелиодор. Страница 37

Одобрила эту мысль Хариклея, и они решили, если будут разлучены, делать надписи на храмах или на видных статуях, на гермах [108] и на камнях, стоящих на распутьях. Теаген должен был писать: «Пифиец», а Хариклея – «Пифийка», «отправились направо или налево, к такому-то городу, селению или народу», а также указывать день и час. Если же они встретятся, им достаточно будет лишь увидеть друг друга, так как никакое время не в состоянии вытравить из их душ любовные приметы. Все же Хариклея показала положенный некогда вместе с нею отцовский перстень, а Теаген – шрам на колене от охоты на кабана [109]. И словесные знаки назначили они себе; для нее – светильник, для него же – пальмовая ветвь [110].

После этого они снова обнялись и снова зарыдали, казалось, они творили возлияния слезами и в клятву превращали поцелуи.

Порешив на этом, они вышли из пещеры, не тронув ничего из всех лежавших там драгоценностей, так как считали оскверненным богатство, добытое грабежом. Но они стали собирать то, что сами привезли из Дельф и что разбойники у них отняли. Хариклея переоделась и в какую-то сумку спрятала свои ожерелья, венки и священную одежду, а чтобы скрыть эти вещи, прикрыла их разными предметами, не имеющими цены. Лук и колчан она поручила нести Теагену, приятнейшую для него ношу, вооружение, наиболее свойственное владычествующему над ним богу [111].

Уже они подходили к озеру и собирались сесть в челнок, как вдруг увидали вооруженное полчище, переправляющееся на остров.

Оцепенев от этого зрелища, долго стояли они в безмолвии, как бы подавленные судьбою, непрерывно наносящей им удары. В конце концов, когда приближавшиеся почти пристали к берегу, Хариклея решила, что ей с Теагеном надо спрятаться в пещере, чтобы хоть как-нибудь укрыться. Она бросилась бежать, но Теаген удержал ее, сказав:

– До каких пор будем мы убегать от всюду преследующего нас рока? Уступим судьбе и смело встретим то, что она несет. Так меньше выпадет нам напрасных скитаний, бродячей жизни и постоянных глумлений божества. Разве ты не видишь, что оно решило к нашим побегам добавить пиратов, а к страшным похождениям на море еще более тяжкие приключения на суше? Только что была битва, потом сразу разбойники. Еще совсем недавно оно нас сделало пленниками, и вслед за тем мы оказались покинутыми. Оно предоставило нам избавление и свободное бегство, и вдруг приводит тех, кто собирается нас убить. Опять война – так подшутило над нами божество, выведя нас словно на сцену и сделав из нашей жизни представление. Так почему же нам не оборвать это его трагическое произведение и не отдаться тем, кто хочет погубить нас? Лишь бы только, желая закончить представление чем-либо потрясающим, божество не заставило нас самих наложить на себя руки!

Не со всем сказанным согласилась Хариклея; она говорила, что Теаген справедливо винит судьбу, но не одобряла решения добровольно отдать себя в руки врагов, так как еще неизвестно, убьют ли они их, когда возьмут в плен; ведь не со столь благожелательным божеством приходится им сражаться, чтобы ожидать быстрого избавления от несчастья, возможно, что враги решат оставить им жизнь для рабства (а разве это не горше любого вида смерти?), – чтобы быть отданным пагубным варварам на позорное и несказанное поругание? «Всеми возможными способами мы должны попытаться избежать этого, почерпнув надежду на удачу из прежних испытаний, так как мы уже часто выходили даже из более невероятных положений».

– Пусть будет по-твоему, – сказал Теаген и последовал за нею, куда она влекла его. Однако не удалось им дойти до пещеры: они видели приближавшихся спереди, но от них остался скрытым тот отряд, что высадился сзади, в другом месте острова, так что они оказались в сетях со всех сторон. Пораженные, они остановились. Хариклея подбежала к Теагену, чтобы если придется ей умереть, погибнуть на его руках. Из нападавших некоторые обнажили оружие для удара. Когда же молодая чета взглянула на них и окинула светлым своим взором надвигавшихся, у тех смутился дух и опустились мечи. Даже варварские руки, по-видимому, робеют перед красавцами, и сладостным зрелищем укрощается даже и строптивый взор.

Схватив их, воины со всей поспешностью повели к начальнику, желая первыми доставить лучшее из добычи. И это оказалось единственным, что они могли раздобыть. Никто ничего больше не мог найти, хотя они весь остров исходили от края до края и, как бы сетями, оружием охватили его отовсюду. Но весь остров был опустошен огнем и происходившей здесь битвой, а пещера, одна лишь оставшаяся нетронутой, была им неизвестна.

И вот Теаген и Хариклея были приведены к военачальнику. Это был Митран, начальник стражи сатрапа Ороондата, управлявшего Египтом от имени великого царя. Как выяснилось, Митран, побужденный многими подарками со стороны Навсикла, прибыл на остров в поисках Тисбы. Когда же пленников подвели поближе, причем Теаген все время призывал богов-спасителей, Навсикл увидел их, и ему пришло на ум нечто достойное предприимчивого торговца. Он вскочил и, подбежав, громко воскликнул:

– Вот она, та Тисба, которую похитили у меня негодные разбойники. Но я вновь получаю ее от тебя, Митран, и от богов.

Схватив Хариклею, он сделал вид, будто чрезвычайно рад, и, тихонько обратившись к ней на эллинском языке, чтобы укрыться от присутствующих, велел ей, если она желает спастись, выдать себя за Тисбу. Уловка эта удалась, так как Хариклея, услышав эллинский язык, предположила, что этот человек может быть полезен, и стала действовать с ним заодно. И когда Митран спросил, как ее зовут, она назвала себя Тисбой.

Тогда Навсикл подбежал к Митрану, покрыл его голову поцелуями и, дивясь судьбе, начал превозносить варвара, уверяя, что тот и прежде всегда имел успех в военных действиях и что этот поход он тоже совершил удачно. Митран, польщенный похвалами и введенный в заблуждение именем Тисбы, поверил, что дело обстоит именно так. Он был поражен красотою девушки, так как и сквозь бедную одежду сияла она, как лунный свет сквозь облака. Легкий ум его был опутан тонкостью обмана. Упустив случай передумать, он сказал:

– Так бери же ее, если она твоя, и уведи с собою.

С этими словами он вручил ее Навсиклу. Но по взгляду Митрана, непрестанно обращенному на Хариклею, было видно, что против воли и лишь из-за того, что ему было ранее заплачено, уступает он девушку.

– Зато этот, кто бы ни был, – сказал Митран, указывая на Теагена, – будет нашей добычей и последует с нами под стражею, чтобы быть посланным в Вавилон. Он достоин того, чтобы прислуживать при царском столе.

После этих слов они переправились через озеро и разошлись в разные стороны. Навсикл, взяв с собою Хариклею, направился в Хеммис, Митран же двинулся по направлению к другим подвластным ему селениям и, не откладывая дела, тотчас же отослал к Ороондату, находившемуся в Мемфисе [112], Теагена вместе с письмом следующего содержания:

«Ороондату-сатрапу – Митран, начальник стражи. Юношу-эллина, слишком прекрасного, чтобы ему оставаться в моей власти, и достойного предстать пред очи божественного, величайшего царя и служить одному лишь ему, взятого в плен, я отослал к тебе, уступая тебе честь преподнести нашему общему владыке столь великий и чудесный подарок, – такого украшения царский двор никогда ранее не видывал и впредь не увидит»…

Вот что послал Митран. Но не успел еще показаться день, как уже Каласирид вместе с Кнемоном отправились к Навсиклу, чтобы услышать то, чего они еще не успели разузнать. На вопрос, как его дела, Навсикл рассказал все: как он прибыл на остров и застал его опустошенным, как сначала никого не встретил; как потом он хитрым образом провел Митрана, захватив себе какую-то появившуюся девушку, под видом Тисбы, и что он сделал лучше, взяв эту, чем если бы нашел ту. Разница между ними немалая, все равно как между человеком и богом. Нет ничего превосходящего ее красотою, и нельзя описать ее словами, но можно в этом убедиться, если она сама появится.