Вырождение. Современные французы - Нордау Макс. Страница 133

Все нормальные и нравственные люди несут священную обязанность — содействовать охранению и спасению людей, еще не зараженных психопатизмом. Если каждый будет исполнять свой долг, тогда только умственная эпидемия может быть локализована. Нельзя ограничиваться простым пожиманием плеч и презрительной усмешкой. В то время как люди индифферентные утешаются тем, что ни «один здравомыслящий человек не отнесется серьезно к этой чепухе», безумие и преступность делают свое дело и заражают целое поколение.

Мистики, в особенности эготисты и порнографы-реалисты, принадлежат к худшему разряду врагов общества. Оно должно, безусловно, оградить себя от них. Тот, кто вместе со мной придерживается мнения, что общество — естественная органическая форма человеческого сожития, которая одна обеспечивает существование, процветание и дальнейшее развитие людей, для кого цивилизация — благо, имеющее цену и заслуживающее охранения, должен неумолимой рукой искоренять этих антиобщественных гадов. Кто же вместе с Ницше мечтает о «свободно рыскающем хищном звере», тому мы крикнем: «Вон из цивилизации! Рыскай себе подальше от нас. Будь хищным зверем в пустыне. Удовлетворяй сам себя. Расчищай себе дороги, строй себе хижины, одевайся и кормись сам, как можешь. Наши дороги и дома — не для тебя, наши ткацкие станки работают не для тебя, наши поля возделываются не для тебя. Весь наш труд исполняется руками людей, уважающих и ценящих друг друга, помогающих друг другу и обуздывающих свой эгоизм ради общего блага. Для жадного хищного зверя у нас нет места, и если ты осмелишься прийти к нам, мы дубинами изобьем тебя до смерти».

Еще решительнее мы должны сплотиться против отродья, превратившего порнографию в ремесло. Они не имеют даже права на то сострадание, которое нам внушают психопаты, как больные существа. Они добровольно выбрали себе свое унизительное ремесло и исполняют его из корыстолюбия, тщеславия и нерасположения к труду. Систематическое раздражение похоти наносит тяжелый вред физическому и психическому здоровью отдельного человека. Общество, состоящее из чрезмерно раздраженных в половом отношении индивидов, не знающих ни самообладания, ни благопристойности, идет навстречу верной гибели, ибо оно слишком тупо и вяло, чтобы выполнять более достойные задачи. Порнограф зачумляет источники, из которых будут черпать жизнь будущие поколения. Самая трудная задача цивилизации состоит в том, чтобы обуздать похотливость. Порнограф хочет лишить нас плода величайших усилий человечества. Мы не имеем права щадить его.

Полиция нам помочь не может. Прокурор и судья не являются подходящими защитниками общества против преступлений, совершаемых карандашом и пером. Они примешивают к своей процедуре слишком большое пристрастие в защите таких интересов, которые не всегда и не неизбежно совпадают с интересами образованных и нравственных людей. Полиция так часто заступалась за интересы привилегированного класса и за глупейшие предрассудки и самое недостойное низкопоклонство, что человека не всегда позорит, когда она налагает на него свою карающую руку. Между тем вопрос заключается именно в том, чтобы заклеймить порнографа бесчестием, а приговором судьи эта цель не всегда достигается.

Осуждение произведений пера, авторы которых желают обогатиться потворствованием разврату, должно исходить от людей, внушающих к себе полное доверие своим беспристрастием, непредубежденностью и независимостью. Слово таких людей не может не производить глубокого впечатления на общество. В Германии существует уже «Союз для противодействия безнравственности». К сожалению, эта ассоциация руководствуется в своей деятельности не исключительно заботой о чистоте нравов толпы, и в особенности молодежи; она подчиняет свою деятельность и соображениям, которые в глазах большинства являются предрассудками; она преследует некоторые убеждения еще более, чем разврат. Свободное слово в религиозных вопросах внушает ей более сильное отвращение, чем сальность. Вот почему ее деятельность не особенно плодотворна. Но тем не менее эта ассоциация могла бы служить образцом. Будем следовать ее примеру, но без ханжества. Это была бы великая и благодарная задача, например, для нового «общества нравственного оздоровления». Такому обществу следовало бы принять на себя роль добровольного охранителя народной нравственности. Порнографы, понятно, попытаются его осмеять; но их насмешки обратятся против них же самих. Союз, членами которого состояли бы руководители и учители народа, профессора, писатели, депутаты, судьи, высшие должностные лица, пользовался бы достаточным влиянием, чтобы подвергать всякого порнографа остракизму. Такой союз мог бы оценивать всякое художественное и литературное произведение с точки зрения его целомудрия. Его личный состав служил бы гарантией, что оценка эта не будет мелочной, слишком щепетильной и лицемерной. Члены его по своему образованию и эстетическому вкусу были бы способны разграничивать свободную мысль нравственно здорового художника и низкий расчет литературного спекулянта. Если такой союз, к которому примкнули бы лучшие люди страны ввиду плодотворности его задачи, после серьезного исследования и в полном сознании своей ответственности, заявил бы о данном человеке: «Он — преступник» или о данном произведении: «Оно составляет позор для нашей страны»,— то и этот человек, и это произведение были бы уничтожены. Ни один приличный книгопродавец не держал бы такой книги, ни одно приличное периодическое издание не проронило бы о нем ни слова и не стало бы печатать произведений его автора, ни одна приличная семья не пускала бы в свой дом ошельмованного, и спасительный страх пред такой участью отучил бы «реалиста» хвастаться постигшим его приговором за проступок против нравственности, как своего рода отличием.

Психиатры также еще не поняли своей обязанности. Пора им выступить. Бианки верно замечает: «Мнение, что психиатрия должна быть закрыта для непосвященных, как своего рода святыня, является предрассудком». Предпринимаемые психиатрами опыты не исчерпывают их задачи. Она не исчерпывается и лекциями, которые они при случае читают юристам, или наблюдениями, о которых они сообщают в специальных органах. Они должны еще обращаться со своим словом к большинству образованных людей, не занимающихся ни медициной, ни юриспруденцией. Пусть они в общих журналах и путем общедоступных лекций знакомят публику с главными выводами психиатрии. Пусть они указывают ей на помешательство писателей и художников-психопатов и выясняют ей, что их модные произведения не что иное, как бред, выраженный пером или кистью. Им, правда, придется повторить только то, что мною здесь сказано; но этой задачей не следует брезговать. Когда изложенные мною выводы будут сообщаться публике профессорами и видными специалистами, она скорее примет их во внимание. Во всех других отраслях медицины уже поняли, что гигиена важнее терапии и что народное здоровье лучше обеспечивается предупреждением болезней, чем их лечением. Только психиатр мало заботится в Германии о гигиене духа. Пора ему и в этом отношении исполнить свое призвание. Такие деятели, как Модели, Шарко, Маньян, Ломброзо, Тоннини, заинтересовали публику своих стран темными явлениями умственной жизни и распространили знания, благодаря которым в этих странах люди, явно страдающие манией преследования, не могут уже приобрести влияния на сотни тысяч граждан, имеющих право голоса, хотя, правда, и они не могли помешать широкому распространению художественных произведений психопатов. Но в Германии ни один видный психиатр не последовал еще их примеру.

Наиболее действенное лечение болезни века заключается, на мой взгляд, в следующем: надо указывать на руководящих психопатов и истеричных, как на больных, срывать личину с подражателей и клеймить их, как врагов общества, предупреждать публику против лживых начинаний этих паразитов.

Автор этих строк, поставивший себе жизненной задачей бороться против старых предрассудков, распространять просвещение, защищать свободу индивида против насилия и традиционной рутины, должен с особенной энергией восстать против присвоения себе самых дорогих ему лозунгов жалкими проходимцами, улавливающими ими наивных людей. «Свобода», «прогресс», «истина» этих господ — не то, что мы разумеем под этими словами. Мы не имеем с этими господами ничего общего. Они хотят потопить сознание в бессознательном, мы хотим укрепить и обогатить сознание. Они дорожат разбродом мысли, мы дорожим вниманием, наблюдением и познанием. Вот чем отличаются истинно передовые люди от шарлатанов, называющих себя передовыми людьми: кто проповедует отсутствие дисциплины, тот враг прогресса; кто поклоняется своему «я», тот враг общества. Главное основание всякой общественной жизни — любовь к ближнему и готовность нести жертвы, а прогресс является результатом обуздания зверя в человеке, самообуздания и более тонкого сознания своих обязанностей, своей ответственности. Эмансипация, которой мы добиваемся,— эмансипация не страстей, а суждения или, выражаясь громогласным словом Писания: «Не думайте, что я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел я, но исполнить».