Великое заклятие - Геммел Дэвид. Страница 61

Да, креакины. Они пришли наконец. Один пырнул его мечом и ударил в висок – он еще в жизни не получал такого удара.

Зубр взбежал на пригорок и остановился, тяжело дыша. Он закашлялся – теплая жидкость в глотке душила его. Зубр сплюнул, и Суфия крикнула в испуге:

– У тебя кровь течет изо рта!

В зубы его как будто не били. Он закашлялся снова. Кровь потекла по подбородку, и в глазах помутилось.

– Они идут! – крикнула девочка, и он обернулся.

Двое креакинов в черных доспехах шли к нему с мечами наголо. Зубр, прижимая к себе детей, двинулся дальше. Он не имел понятия куда – знал только, что детей надо унести в безопасное место.

Но где оно, это место?

Он увидел перед собой высокий утес, по которому вилась узкая тропка. Зубр сморгнул пот, заливавший глаза, и полез вверх.

– Куда ты? – спросила Суфия.

Зубр молчал, чувствуя себя слабым и потерянным. Дышал он короткими, болезненными рывками. «Я и раньше бывал ранен, – говорил он себе, – и всегда выздоравливал. Выздоровею и теперь». Креакины отставали от него ярдов на семьдесят. Где же Ногуста? Где Кебра?

Они придут, непременно придут – и тогда он отдохнет. Ногуста зашьет ему рану. Кровь промочила штаны и натекла в сапог. Как много крови. Карниз, по которому он шел, был не шире трех футов. Зубр посмотрел за его край. Высоко же они поднялись! В пропасти плавали легкие облака, сквозь них виднелась речка, бегущая по дну каньона.

– Мы поднялись выше облаков, – сказал он Суфии. – Смотри! – Но она зарылась лицом ему в шею. – Выше облаков. – Зубр пошатнулся и чуть не упал. Мальчик расплакался. Зубр снова двинулся вверх, стараясь следить за своими движениями.

Кашель снова одолел его, и теперь кровь хлынула изо рта ручьем. Суфия тоже плакала. Здесь карниз обрывался – дальше шла гладкая серая стена. Зубр осторожно положил младенца на камень и отцепил от шеи ручонки Суфии.

– Старому Зубру надо отдохнуть. Ты понянчи пока малыша.

Он стоял теперь на коленях, но не помнил, как это произошло.

– У тебя всюду кровь, – сквозь слезы выговорила девочка.

– Присмотри за ним. Будь умницей. – Зубр снова поглядел вниз. – Никогда еще не был... так высоко.

– А когда у тебя крылья были?

– Да... Большие белые крылья. – Креакины, должно быть, были уже близко, но он пока не видел их.

«Не хочу умирать!» Нет, мысль эта слишком страшна, чтобы задерживаться на ней. Он не умрет. Пара швов – и все будет в порядке. Как холодно на этой голой скале, хотя солнце светит ярко, но этот холодный ветерок даже приятен. В Мелликане тоже дул холодный ветер. Тогда стояла зима, лютая зима. Реки замерзли накрепко, и никто не ждал, что армия сумеет пройти через эти снега и метели. Но дренаи прошли, преодолев горы и замерзшие озера. Прошли и обрушились на вентрийцев у Мелликана. Зубр тогда получил медаль, которую отдал потом шлюхе за ночь любви.

Что ж, бабенка славная была, для такой не жалко.

Он сел, прислонившись к скале, и усталость укрыла его, как теплое одеяло. Сон, вот что ему нужно. Целительный сон. Когда он проснется, то сразу пойдет на поправку. Монахиня его вылечит. Он отдохнет пару дней и будет как новенький. Где же Ногуста? Почему он бросил Зубра одного?

Мальчик заливался плачем. Хорошо бы взять его на руки, да сил не осталось. Суфия тоже плакала, кричала и показывала вниз. Двое креакинов поднимались гуськом по узкому карнизу.

Зубр, цепляясь за скалу, встал. Вот, стало быть, как все кончится, подумал он, но на этот раз не испытал страха. Взглянув на перепуганную Суфию, он заставил себя улыбнуться.

– Не бойся... малютка. Никто... тебя не тронет. Присмотри только... за маленьким принцем... пока Ногуста не придет.

– А ты? Куда ты?

Креакины приближались. Карниз в том месте немного расширился, и они шли плечом к плечу.

Зубр, оттолкнувшись от скалы, загородил им дорогу.

– Знаете? У меня есть крылья, большие белые крылья. Я летаю на них над горами.

Он упал на них, широко раскинув руки. Креакины, которым некуда было бежать, в отчаянии вонзили в него мечи. Но Зубр с пронзенным сердцем вцепился в них и сбросил за край пропасти.

Суфия смотрела, как двое воинов в черном и Зубр с распростертыми руками летят, кружась, сквозь тонкие белые облака.

Антикас Кариос подоспел как раз вовремя, чтобы увидеть этот полет. Бегом он поднялся к Суфии, и она, с сияющими глазами, сказала ему:

– У него опять выросли крылья. Большие, белые крылья.

Теперь Суфия обнимала за шею Антикаса. Он, держа ее одной рукой, смотрел вниз, на младенца. Вот он, источник всех их забот – маленький сверток плоти и мягких косточек. Он плакал, и его тоненький крик отражался эхом от скал. Этот шум так легко прекратить – стоит только сжать двумя пальцами его слабую шейку.

Одно движение, и мир будет спасен. Антикас, стоя на коленях, дотронулся до щечки ребенка. Мальчик повернул к нему голову и открыл ротик, ища сосок.

– Я должна присматривать за ним, – сказала Суфия на ухо Антикасу.

– Что?

– Мне Зубр так сказал, а потом улетел.

Если он убьет младенца, то и Суфию придется убить. Он мог бы сбросить их в пропасть, а потом сказать, что пришел слишком поздно. Из головы у него не выходил Зубр. Старый дуралей пробежал почти полмили с раной, от которой должен был умереть на месте, и перед смертью захватил с собой двух креакинов. Зубр проявил непостижимое мужество, и Антикас вдруг понял, что, убив ребенка, он осквернил бы память о его подвиге. Взяв мальчика другой рукой, он спустился с утеса. Кебра и королева еще не пришли в сознание, Коналин с Фарис сидели у костра, держась за руки. Увидев Антикаса, Фарис просияла улыбкой, подбежала к нему и взяла у него Суфию. Девчушка тут же начала рассказывать, как у Зубра выросли крылья.

Ульменета сидела рядом с Ногустой. Антикасу показалось, что Ногуста состарился лет на двадцать. Его черное лицо стало серым, голубые глаза выражали смертельную усталость. Черный меч все еще торчал из его плеча.

– Можешь его вытащить? – спросила женщина Антикаса.

Он положил ребенка на землю и взялся за рукоять. Ногуста сцепил зубы.

– Держись. – Антикас уперся ногой ему в грудь и мощным рывком вытащил меч. Ногуста закричал и обмяк. Ульменета, зажав руками входную и выходную раны, запела молитву.

Антикас отошел к Кебре и пощупал у него пульс. Тот бился сильно и ровно.

– Он просто спит, – сказал, подойдя, Коналин. – Ульменета уже помолилась над ним.

– Это хорошо.

– Ты видел у Зубра крылья? – спросил парень.

– Не было никаких крыльев, – сердито отрезал Антикас. – Такие истории хороши для детей, которые не могут принимать жизнь такой, как есть. Храбрый старик отдал свою жизнь, чтобы спасти других. Он упал с высоты нескольких тысяч футов, и его тело разбилось о камни внизу.

– Зачем он это сделал?

– В самом деле, зачем? Уйди от меня, парень. Не приставай.

Коналин вернулся к Фарис, а вентриец подошел к озеру и напился.

Он не совсем понимал, почему смерть Зубра так поразила его. Этот грубый неотесанный мужлан был не лучше животного – но с креакинами он схватился первый и первый же бросился спасать детей. Всю жизнь Антикаса учили, что благородство заключено у человека в крови. Есть благородные господа, способные мыслить и чувствовать, и есть крестьяне, которые сродни животным. Только человек высокого рода может понять, что такое рыцарская честь.

Самопожертвование Зубра не давало Антикасу покоя. Аксиана – вентрийская принцесса, дитя ее – сын человека, прогнавшего старого солдата со службы. Зубр ничем не был им обязан, однако отдал все ради них.

Все это вызывало у Антикаса беспокойство. Хуже того – бешенство.

Все вентрийские герои были благородными людьми, отважными и полными всяческих добродетелей. Они не рыгали и не почесывали у себя в паху. А может, и почесывали, улыбнулся вдруг Антикас. Коналин спрашивал, правда ли у Зубра выросли крылья. Если они доберутся живыми до конца пути, эта история получит широкую огласку. Антикас сам будет рассказывать ее, и Суфия тоже. Но поверят не ему, а ребенку. Почему? Да потому, что всем хочется верить, будто герои не умирают – они продолжают жить где-то, чтобы со временем вернуться в мир. Лет через сто о настоящем Зубре никто и не вспомнит. Он превратится в златокудрого красавца-юношу, побочного сына вентрийского вельможи. Антикас взглянул на спящую Аксиану. Быть может, в грядущих преданиях Зубр станет ее тайным любовником и отцом ребенка, которого спас.