Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич. Страница 121

Вопрос: Вы сказали, что мышление женщины «глубже и интереснее», чем мышление мужчины. В каком смысле? Что вы имели в виду?

Ответ: Может быть, я высказался несколько полемически. Я просто хотел сказать, что мышление женщины не хуже мужского, просто оно — другое. Мужчина сосредоточился на отражении излучения сердечного света в голове и, оторвав идеи от истока, создал систему опустошенных, формальных, дескриптивных концепций, это лишь один из возможных путей. Женщина по нему идти отказалась, и героически сохранила для нас саму возможность мыслить иначе. — Пусть, чаще всего, не самим сердцем, но центром желаний, — главное, что не головой!

Мужское сознание жестко и постоянно отделяет одно от другого, мужчина помешан на операции дифференциации, особенно западный, европейский мужчина. Женское сознание или его проект, пока еще не до конца развившийся, наоборот, холистически соединяет между собой явления. С этим связано отношение к процессу производства детей. Для мужчины это — создание чего-то вне его, а женщина носит ребёнка в себе как субъекта. Мужчины видят субъекта всегда во вне, женщина же носит его в период беременности внутри себя. Соответственно, ее представление о теле, о собственном отношении с этой будущей субъектностью иное. Беременность дает женщине опыт сосуществовании двух субъектов в одном теле, и даже двух тел в одном теле. Женщина обладает уникальным опытом раздвоения человеческого существа; она может понимать другого так же, как себя. Она может понимать мир так же, как себя. Она может воспринимать целостность мира, поскольку она заведомо уже имеет фундаментальный опыт «ты», сначала внутри, потом вовне. «Ты», которое внутри, учит женщину иначе распределять онтологические, гносеологические и физические отношения и пропорции в мире и в человеческом коллективе. Мир женщины ближе к манифестационистски понятой Вселенной, чем мир мужчины. Вот в этом смысле женщина глубже.

Но я хочу сказать, что под «мужским сознанием» я имею в виду современное мужское сознание, поскольку полноценный мужчина традиционалистского типа, тоже реализующий онтологию своего пола, через другие пути и процедуры приходит к тому же восприятию единства мирa, субъекта как внутреннего явления, к открытию в себе фундаментальной метафизики любви. То есть мужчина не безнадежен.

Я читал однажды номер журнала «Elements», который издает мой коллега и друг, французский философ Ален де Бенуа, где он писал о проблеме феминизма. Бенуа — консерватор, «новый правый», традиционалист. В этом журнале была статья феминистки Эригарэй, описавшей феноменологию женского восприятия мира. Эта феноменология женского отношения к миру, эмпирически с удивительной точностью воспроизводит традиционалистское и манифестационистское представление о реальности. То есть это сакральное сознание. Женское отношение к миру сакрально. Женщина воспринимает священность мира, она видит, что мир наполнен высшим смыслом, и что между предметами и существами нет неснимаемых границ. Нормальные мужчины тоже иногда это видят, но большинство мужчин как раз ориентированы на разделение и разрыв...

Вопрос: В чём с профессиональной точки зрения, например в науке, женщины превосходят мужчин? Ведь кажется, всё наоборот...

Ответ: Мы говорим, что женское сознание «глубже и интереснее». Почему? Потому что женское сознание, если дать ему волю, а не репрессировать социальным способом в патриархальной цивилизации, естественно раскрывая свои потенции, разовьется в холистическую, целостную, сакральную конструкцию. Мужчина — это разрыв, женщина — непрерывность. В нормальном состоянии обе эти реальности, как интеллектуальные реальности, имеют право на существование. Наша патриархальная цивилизация сделала ставку на разрыв, на различие. Женская цивилизация и психология связаны с цельностью и непрерывностью, с континуальностью. Процесс можно рассматривать как частицу, а можно рассматривать как волну. Женское сознание — это волновое сознание. Оно связано с континуальностью. Мужское — с частицей, с квантом, с разделением. Такова психология.

Вопрос: Чем было вызвано в традиционном буддистском обществе VIII-IX вв. смещение интересов в сторону женского начала и возникновение тантризма? Это был возврат к ранним формам премодерна или движение вперед?

Ответ: Конечно, возврат к более ранним формам премодерна. Тантризм или «пятая веда» — это поклонение Шакти, где вместо «сохам» («я есть оно») — традиционной индуистской формулы, в мантре тантриков звучит «сахам» — «Я есть она». Эта идея манифестации женского аспекта мира была реставрационной или консервативно-революционной для оседающего, немножко поглупевшего патриархального индуистского общества. Особенно важную роль тантризм сыграл в буддизме. Он просто преобразил эту достаточно схоластическую, рационалистическую, сугубо мужскую традицию, превратив ее в то роскошное учение, которым буддизм стал в Тибете, в Китае, в Японии. Я склонен рассматривать вообще матриархальное как более первичное. Но под «матриархальным» в рамках патриархального кода мы часто просто обозначаем андрогинное. Понятие «матриархальное» используется нами в полемических целях.

В патриархальной цивилизации обращение к матриархальному началу — это некий вызывающий жест, провокация, которая должна пробудить наиболее глубокую, прямую, свежую духовную реальность, чем, собственно, тантрическая каула и была. Это была вертикальная, трансверсальная иерархия, которая интересным образом меняла представление об иерархическом обществе. Индуистское общество было строго иерархичным. Там было четыре касты: брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры. Брахманы наверху, шудры внизу. А вот в кауле, в рамках тантрической общины, вводилась другая иерархия. Там были пашу, вирья и дивья, то есть «животные», «герои» и «боги». И брахман мог оказаться в тантрической иерархии животным, потому что, если он не реализовал в себе метафизику — не как далекое обещание, а как факт здесь и сейчас — при осуществлении тантрического пути, то и был свинья свиньей.

Это очень интересная модель и это, безусловно, консервативная революция, то есть шаг назад, но выраженный в авангардных терминах.

Вопрос: Откуда у явного манифестациониста Гесиода такие открытые женоненавистнические мотивы, например, в «Теогонии», в мифе о Пандоре?

Ответ: Манифестационизм еще до креационистского патриархата существовал тысячи четыре лет, и тот манифестационизм, который мы знаем, это патриархальный манифестационизм. Действительно, у таких консервативно-революционных мыслителей, как Гераклит или тантрики, ощущение андрогината, воли к нему, или стремление к метафизическому феминизму или к женскому началу, более подчеркнуто, но вся история до христианства — это патриархальный манифестационизм, то есть нельзя строго ставить знак равенства между манифестационизмом и женским отношением к миру. В традиционном обществе и мужчина манифестационистский, и женщина манифестационистская, и между ними существует определенный баланс, но патриархальный подход означает нарушение этого баланса, этого равновесия в сторону мужчины. И неслучайно он следует за матриархальной или андрогинной эпохой, а не предшествует ей. И поскольку он следует за, то с точки зрения традиции, он хуже (как последующее), чем предыдущее — если только это не консервативная революция и не стремление снова вернуться назад. И даже консервативная революция, которая стремится вернуться назад, в те изначальные времена, сплошь и рядом дает обратные результаты и только ускоряет процесс деградации. Ведь с точки зрения парадигмы традиции, время течет сверху вниз, от полноты к нищете. Соответственно, сам патриархат — это последняя форма издания и манифестационизма, и креационизма, и модернизма, а сейчас наступает постпатриархат, поскольку мужское начало, в том числе и в рассудочном аспекте, постоянно размывается бесполой сексуальностью, «бесовской текстурой» постмодерна...

Вопрос: Вы говорили о культе одежды, телесной ничтожности... Как сюда вписывается такое явление, как боди-арт?