Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич. Страница 129

Что-то мерцало на границе парадигм, сущность чего постоянно ускользала от меня. Ощущение недостаточности этих парадигм, которые покрывают абсолютно всё, стало своего рода навязчивой идеей.

Я стал искать намеки на этот сюжет, на эту возможность в различных мифах, философских концепциях, в искусстве. Мне хотелось хотя бы приблизительно нащупать саму возможность описания той фигуры, которая могла бы каким-то образом соответствовать этому «кто». И в редчайших случаях я, действительно, находил некоторые намёки.

Фридрих Ницше: философ, не поддающийся классификации

В первую очередь, меня поразила фигура, введенная Фридрихом Ницше, которой посвящено множество текстов, толкований, очень противоречивых и разнородных. Это фигура сверхчеловека. Если мы внимательно посмотрим на парадигмы, фигура сверхчеловека Ницше окажется некоторой аномалией по отношению ко всем этим структурам. Она не вписывается никуда. И Ницше, когда говорит о сверхчеловеке, апеллирует только к двум историческим моментам: к эпохе Возрождения (к фазовому переходу от премодерна к модерну), где образцовой фигурой для самого Ницше является Цезарь Борджиа, и к будущей эпохе, которую Ницше провидит через несколько десятилетий, и которую он, собственно говоря, и определяет как эпоху сверхчеловека.

Ницше сам не является представителем парадигмы модерна, он называет её нигилизмом и всячески критикует. Но не является он и представителем премодерна: традиционное общество он защищает лишь эпизодически и полемически, в споре с модерном (который ненавидит). До постмодерна Ницше не дожил, и было бы не совсем корректно считать его предтечей постмодерна (хотя Делёз и Гваттари вслед на Жоржем Батайем считают Ницше своим предшественником, а самих себя — «ницшеанцами»).

Кто такой Ницше с его философией, которая так повлияла на весь XX век (хотя этот век прошел, а Ницше так толком никто и не понял)? Долго думали и спорили, кто он, но постепенно тема закрылась сама собой. Тоже очень странное влияние — эта обратимость интереса в области философии. Был прилив Ницше, отлив Ницше, а в результате абсолютно ничего. Сам он пророчески был убежден, что его главный труд «Как говорил Заратустра» — это книга «для всех, и ни для кого». Она такой и стала. Абсолютно все вменяемые интеллектуальные люди XX века ее прочли, с энтузиазмом наполнились энергией Ницше, но энергия куда-то сама собой ушла, ничего после себя не оставив. И книга, как и во время написания, когда её, кажется, не прочёл вообще не один человек, вновь осталась «ни для кого». «Все» и «никто» не такие далёкие понятия, как представляется на первый взгляд. У них очень много общего. Все и никто могут читать или не читать любые книги, слушать любые мысли, видеть любые образы... Всё это не имеет никакого значения, пока книгу не прочтёт тот, кому она предназначалась. Я думаю, что «Так говорил Заратустра» — это книга, написанная для состоявшегося, созревшего сверхчеловека. Вот ему-то и следовало бы её прочитать.

«Победитель Бога и ничто»

Фигура сверхчеловека Ницше, согласно моей гипотезе, является образом, наиболее точно приложимым к той ускользающей фигуре, которую мы обозначили как «того, кто видит парадигму с обратной стороны; того, «кто» способен её отчленить от неё самой. Того, «кто» заглядывает по ту сторону матрицы, предопределяющей структуру вещей, структуру субъекта и объекта. И, пожалуй, самым ярким определением, которое Ницше дает сверхчеловеку, и самым близким к интересующей нас теме, является следующее: сверхчеловек есть победитель Бога и ничто.

Мы знаем, что сказал Ницше о смерти Бога. Он сказал: «Бог умер, вы убили его. Вы и я». Это очень важная формула из раннего эссе «Безумный», и в «Так говорил Заратустра» она звучала именно так: «Бог умер, вы убили его. Вы и я». Это принципиальное свидетельство, которое исчерпывающе описывает полноту наступившей парадигмы модерна. Модерн основан на презумпции свершившейся смерти Бога. Об этом говорят и картина Мирового Яйца, закрытого сверху, и десакрализация, расколдовывание мира, и научная программа Просвещения, и общий атеистический настрой современной цивилизации. Материалисты на этом настаивают, потребители это подразумевают. Можно и не кричать по любому поводу, что Бога нет, но большинство людей современного Запада и те, кто находится под его влиянием, живут так, как будто Его не было, нет и не будет.

Идея смерти Бога фундаментально определяет парадигму модерна. Сверхчеловек является «победителем Бога» в очень тонком смысле, потому что он, сверхчеловек, находится и вещает в самом центре, в самом средостении парадигмы модерна. Сверхчеловек — «победитель Бога», в той мере, в какой он пребывает в модерне, а всякий, кто пребывает в модерне, убивает Бога. Ведь сказано же Ницше — «вы убили его, вы и я». И никто не снимает ни с себя, ни с других ответственности за это деяние.

Но дальше возникает другой момент: сам Ницше абсолютно ясно понимает, что смерть Бога оставляет человечеству и миру одно — ничто, поскольку мир создан из ничто, и в креационистской парадигме исчезновение Бога влечет за собой ничто. Чистое ничто — оук он. После Ницше многие философы стали говорить о «европейском нигилизме». Ницше впервые употребил этот термин — европейский нигилизм.

Европейский нигилизм, как «расцвет ничто» — это содержание онтологии и антропологии эпохи модерна после «эвакуации» божественного начала. Когда человек побеждает Бога, человек предстает перед стихией ничто.

Но поскольку ничего, кроме Бога и ничто, не существует, соответственно, человек мгновенно исчезает и уступает место ничто. Обычный человек. Так оно и происходит в постмодерне, и человек, который выводит все следствия из смерти Бога, в конечном итоге, сам превращается в экран, в эрогенную поверхность ризомы, распространяющейся во всех горизонтальных направлениях. Победив Бога, человечество проигрывает ничто. Становится побежденным ничто. Обычное человечество.

Но Ницше предлагает сверхчеловека как иную программу, иную судьбу. Побеждая Бога, то есть утверждая модерн, выходя из-под гипноза парадигмы премодерна, сверхчеловек должен выйти и из-под гипноза парадигмы модерна: ведь нахождение под гипнозом (суггестией) парадигмы модерна и приводит человека к тому безобразному постчеловеческому состоянию, о котором, кстати, Ницше тоже знал.

Обратите внимание, как начинается книга «Так говорил Заратустра». Заратустра выходит на базарную площадь и предлагает толпе перестать наблюдать за канатным плясуном и излагает ей свое учение о сверхчеловеке. Он рассказывает, что «сверхчеловек есть тоска, брошенная на тот берег». Он говорит: «Что есть обезьяна для человека? Стыд и жалкое уродство. То же самое человек есть для сверхчеловека — стыд и жалкое уродство». Он учит людей на базарной площади о сверхчеловеке, но люди говорят: « Нет, уважаемый Заратустра, давайте мы продолжим смотреть канатного плясуна, мы для этого здесь собрались, а вы мешаете началу шоу». И толпа начинает свистеть и улюлюкать, но Заратустра находится и говорит: «Если вы не хотите слушать о сверхчеловеке, я буду учить вас о последних людях». И тогда он описывает равнодушие последних людей к истине: «Что есть истина?», — говорят последние люди, и моргают». И он учит тогда их тому, что представляет собой «минимальный гуманизм». Это человечество, схлопнувшееся до маленькой ячейки, сидящее перед компьютером, пожирающее гамбургер и посылающее SMS-ки. Эти последние люди говорят: «Что есть истина?» и моргают, живут, потребляют, смотрят телевизор, сериалы, ездят на курорты, осуществляют шоппинг и пилинг.

Ницше устами Заратустры учил людей на базарной площади тому, что придет на смену тогда ещё достаточно бодренького модерна — в виде последних людей — Фукуямы, Сороса, глобализма, Макдональдса. И что же отвечают люди на базарной площади? Они откладывают наслаждения трюками канатного плясуна и говорят: «О, вот это ты, Заратустра, правильно сказал. Дай нам последних людей. Последних людей мы хотим». Заратустра плюнул, взял труп сорвавшегося с каната плясуна, и отправился по своей собственной траектории.