Между двух стульев (Редакция 2001 года) - Клюев Евгений Васильевич. Страница 34

– Дед сам невысок! – Кажется, слесарь был балагуром.

Тогда Петропавел, стараясь, чтобы голос его прозвучал особенно мужественно, решил все-таки внести ясность в положение дел.

– Вот что, слесарь, – сказал он. – Все это очень странно. Почему Вы явились сюда с семьей? Может быть, Вы кто-то другой, а не слесарь?

– Дорогой, я не слесарь! – ответил слесарь.

– Вы надо мной издеваетесь?

– Раздевайтесь!

Тут Петропавел несколько струхнул. Прозвучавший в темноте приказ напоминал начало разбойничьей сцены.

– Вы, что же, серьезно? – спросил Петропавел. На сей раз ответ был уж и вовсе невразумительным:

– Вы тоже Сережа.

Петропавел задумался, почему это он Сережа и кто тут еще Сережа, кроме него, и примирительно пробормотал:

– Наверное, Вы отчасти правы… В какой-то степени каждый из нас Сережа, а если так, то, должно быть, и я, как другие, тоже немножко Сережа («Что я несу? – думал он. – Это просто бред сумасшедшего!»). Я рад, но мне очень…

– Оратор, короче! – оборвали из тьмы.

Петропавел умолк, ожидая худшего. Худшего не происходило.

– Тут кто-то спрятался! – игриво произнес он, несмотря на то, что душа ушла в пятки и не возвращалась.

– Никто тут не стряпает, – ответили ему. – Стряпать тут не из чего. Это АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ. В нем не растет ничего, кроме ассоциаций.

– АССОЦИАТИВНОЕ ПОЛЕ? – повторил Петропавел и вдруг напрямик спросил:

– Простите, с кем я все-таки говорю?

– Хрю-хрю! – раздалось над полем.

– Там у Вас еще и поросенок?

– Нет, – в голосе появилась усталость. – Поросенок прибывает в шесть ноль-ноль.

– Куда прибывает?

– К третьей окраине поля. Тут все очень продумано: первая окраина охраняется Дамой-с-Каменьями. Ко второй окраине в шесть ноль-ноль прибывает Паровоз, к четвертой – там начинается ОЗЕРО РИСА – Пароход, а к третьей – Паросенок. Тут три вида парового транспорта.

– Паросенок… – задумчиво проговорил Петропавел и признался: – Никогда не слышал о таком транспорте.

– Не думай, что ты слышал обо всем, что происходит в мире, – посоветовали из тьмы. – Это самое банальное заблуждение.

– Ну да!… – вокликнул вдруг Петропавел. – Я вспомнил: даже выражение есть одно странное – «класс езды на Паросенке». Я никогда его не понимал.

– Вот видишь, и выражение есть!

– Но все-таки с кем я разговариваю? Это я к тому, что Таинственный Остов тоже сначала был не виден, а потом… виден стал.

Во тьме вздохнули:

– Меня ты никогда не увидишь. Я Эхо. Странно, что ты до сих пор этого не понял.

– Эхо? – Простота разгадки потрясла Петропавла.

– Ты что-нибудь имеешь против?

– Да нет… Я только привык думать, что Эхо лишь повторяет чужие слова – даже не слова, а окончания слов.

– Интере-е-есно, – обиженно протянуло Эхо, – на основании чего же ты привык так думать? Отвыкни!… Повторяет слова не Эхо, а попугай. Не надо путать Эхо с попугаем.

– Извините меня… – Петропавел сконфузился. – Дело в том, что всегда, когда я раньше слышал Эхо…

– Раньше ты, наверное, плохо слышал, – посочувствовали в ответ.– Эхо никогда и ничего не воспроизводит в том же самом виде, в котором получает. Точность – въедливость королей, и точность скучна. «Ау» – «уа», «Вы, что же, серьезно?» – «Вы тоже Сережа», «Я рад, но мне очень…» – «Оратор, короче!» – если это и повторы, то творческие: пусть довольно бедные, но ничего более интересного ты не произнес. Повтор хорош тогда, когда он смысловой: просто пересмешничать – глупо… Ну-ка, скажи что-нибудь, да погромче!

– Э-ге-ге-гей! – охотно заорал Петропавел.

– Спаси-ибо, – уныло протянуло Эхо. – И что прикажешь с этим делать?.. Вот тебе наглядный пример автоматического речепроизводства: в подобных ситуациях люди всегда кричат «ау» или «эге-ге-гей!» – чисто механически, не отдавая себе в этом отчета. Язык владеет человеком… – Эхо вздохнуло.

– Человек владеет языком! – с гордостью за человека сказал Петропавел.

Эхо хмыкнуло.

– На твоем месте я не делало бы таких заявлений: право на них имеют очень немногие. Большинство же просто исполняет волю языка, подчинено его диктатуре и – бездумно пользуется тем, что язык подбрасыввает. Мало кто способен на преобразования.

– Подумаешь, преобразования! – расхорохорился Петропавел. – К чему они? Достаточно просто знать точное значение слова.

– У слова нет точного значения: ведь и сам язык – это тоже лишь Эхо Мира. – Эхо помолчало и предложило: – Ну что, сыграем напоследок?

– Опять играть… Во что?

– Ты выкрикиваешь что-нибудь в темноту, а я подхватываю.

Теперь Петропавел подумал, прежде чем кричать, и выкрикнул довольно удачно: – Белиберда!

– Бурли, 6урда! – донеслось в ответ. – Так говорят, когда варят какую-нибудь похлебку: это заклинание, чтобы она быстрее варилась: «Бурли, бур да, бурли, бурда, бурли, бурда!.»

– Понятно, – сказал Петропавел. – Еще выкрикивать?

– Выкрикивай все время'.

Тут Петропавел усмехнулся и выдал:

– Асимметричный дуализм языкового знака!

– А Сима тычет дулом вниз, разя его внезапно! – незамедлительно откликнулось Эхо.

– Ничего не понятно, – придрался Петропавел. – Кто такая Сима? И кого она разит?

– Ты просто не знаешь контекста. А вне контекста слова воспринимать бесполезно: они утрачивают смысл… Значит, идет бой!.. – воодушевилось Эхо.

– Где идет бой? – не успел включиться Петропавел.

– В контексте!.. В контексте может происходить все что хочешь. Мне угодно, чтобы в контексте шел бой. И Сима – предположим, есть такая героиня, известная врагам своей отвагой и беспощадностью, и зовут ее Сима – так вот, Сима скачет на коне в первых рядах бойцов. И вдруг она обнаруживает, что в винтовке кончились патроны. Сима в отчаянии. А бой продолжается. Неожиданно Сима замечает, как прямо под ноги ее коню бросается враг. Тут бы и застрелить его отважной Симе, но вот беда: нет патронов! И тогда сторонний наблюдатель – например, ты! – видит, как враг прицеливается, чтобы убить безоружную Симу, а Сима тычет дулом вниз, разя его внезап но! – Эхо умолкло, тяжело дыша.