Между двух стульев (Редакция 2001 года) - Клюев Евгений Васильевич. Страница 66
НИЧЕГО БОЛЕЕ ГЛУПОГО ЕМУ НЕ ПРЕДСТОЯЛО ЕЩЕ НИКОГДА.
Теперь задача, которая ставилась перед ним в самом начале, то есть поцеловать какое-то там существо как свою возлюбленную, казалась ему пустяковой. В принципе, как целуют возлюбленных, Петропавел знал. Так он даже готов был уже поцеловать некую абстрактную уродину – хоть спящую, хоть бодрствующую! Однако поцеловать так себя… Нет, ну как-нибудь поцеловать себя – это еще куда ни шло. Но чтобы так …
Впрочем… Приходило на ум кое-что утешительное, из одной какой-то жизни: насчет чмокнуть куда придется – давали же ему, помнится, такой совет! Совет, конечно, хороший, но вот проснется ли она… то есть я проснусь ли! – от такого поцелуя?
Хотя ведь, с другой стороны, кому как не мне это знать, проснусь я или не проснусь! А с третьей стороны… на черта мне вообще просыпаться – еще одному мне? Что я с собой двумя делать буду?
Петропавел подошел к праздной толпе у подножья другого Себя. Праздная толпа неохотно обратила к нему свои многочисленные взоры. Вообще, к Петропавлу тут, кажется, уже окончательно утратили интерес – как к тому, который существовал теперь в неприглядном виде Спящей Уродины, так и к тому, который был, что называется, a naturel… если можно так выразиться. Не то он стал для них совершенно уже привычным и потому как бы вовсе не выделялся из общей массы, не то на него просто махнули рукой.
– Простите, как Вам с ним живется? – спросил он у Воще Бессмертного, кивая на Воще Таинственного.
Воще Бессмертный и Воще Таинственный едва взглянули друг на друга. Тут же к ним подошел Воще Тридевятый и подлетел Воще Летучий.
– Вас интересует, как кому именно с кем именно тут живется? – квартет прозвучал весьма слаженно.
К произвольно образовавшейся группке начали подтягиваться Пластилин Бессмертный и Пластилин Мира, Таинственный Остов и Остов Мира… замаячил смутный силуэт Тридевятой Цацы, легко подбежала Королева Цаца.
– Да-да, уточните, пожалуйста, то, что Вас действительно интересует: как кому именно из нас с кем именно из нас живется! – Хор звучал не менее слаженно, чем квартет.
– Секунду, – отчаянно и браво сказал Петропавел, впрочем не очень уверенный в том, что он и есть Петропавел, но решившийся тем не менее на последнюю в этой жизни попытку упорядочения сущего. – Давайте построимся по порядку. Давайте разобьемся на пары…
– Мне с кем в пару встать? – упала прямо с неба, чуть не раздавив всех в лепешку. Тонна Небесная?
– Вам пока ни с кем! – поспешил и других насмешил Петропавел. – Пусть сначала остальные разберутся. Вот Пластилин Бессмертный пусть встанет в пару с Пластилином Мира…
– С кем из них? – на пятьдесят два подобия и бесподобия рассыпался, как карточная колода, Пластилин Мира, множась и множась дальше без остановки.
– Ладно, – махнул рукой Петропавел, – пусть тогда Белое Безмозглое…
– Белое или Противное? – вяло спросили со стороны.
– Белое! – цыкнул Петропавел. – Белое Безмозглое, я же сказал!
– Без Глаза или с глазами? – еще раз спросили со стороны..
– Белое. Безмозглое. Просто. – Слово за словом выговаривал Петропавел. – М-да… Белое Безмозглое Просто. Встанет. Рядом с Дитя… Дитёй… нет, со Стариком-без-Глаза.
– Обычным или Смежным? – спросило Смежное Дитя.
– А мне с кем вставать в пару? – не дав Петропавлу ответить, выкатился из-под горы Слономоська. – Учтите, что я страшно противоречив и мне ни за что не понравится предложенная Вами кандидатура.
Петропавел посмотрел на него. На Шармоську и Пластмоську. На Гуллипута, Гуллимена, Бона Слонопута… Перевел взгляд на стоявших рядом с ними, за ними… Насколько хватало глаз – всевозможные сущности, казавшиеся теперь одной сущностью, заполнили обозримое пространство СТРАШНОГО САДА под едва слышный напевчик Шармен: «Oh, come, oh, come to me!»
– А что там… после СТРАШНОГО САДА? – ни у кого тихо спросил Петролавел.
– Конец Света, – тихо ответил ему никто. – Или Начало Света.
– Мне туда, – просто сказал Петропавел никому.
– Молодец, – просто сказал ему никто. – Или болван.
И с улыбкой и слезой медленно отправился он туда . Рисовавшийся на фоне темного неба силуэт уже не казался ему ни похожим на него, ни непохожим, ни прекрасным, ни уродливым – он манил Петропавла как некая граница , граница между Концом и Началом Света, и граница эта была Возлюбленной . Коснуться границы, поцеловать ее…
Он шел легко: дорога через СТРАШНЫЙ САД оказалась для него свободной: кажется, толпа сама расступалась перед ним или просто не имела плотности. Так же легко прошел он и сквозь гору, не замечая сопротивления материи мира и приготовив уста для поцелуя.
Белый Свет был за горой. Белый Свет и Лес, в котором росли деревья и травы, в котором пели птицы – в общем, всего было достаточно… «Как в ЧАЩЕ ВСЕГО», – сказал он вслух. И, больше не отдавая себе отчета в том, какое из его существ произнесло эти слова, какое – бесформенной громадой осталось лежать за спиной, какие отправились по сотням дорожек, разбегавшихся в разные стороны, и какое наконец выбрало этот, кажется правильный, путь домой, он припустился через ЧАЩУ ВСЕГО по едва заметной тропке…
Когда тропка кончилась, Петропавел ступил на небольшую зеленую лужайку. Трава на ней становилась все реже и реже: вот уже начали мелькать паркетные плиточки… паркет. Кое-где на паркете, правда, виднелись еще отдельные травинки, но вот исчезли и они.
«Неужели? – Петропавел боялся даже подумать о доме, как боялся думать все время, пока пребывал в этой дикой, в этой нелепой местности, даже названия которой он так и не узнал. Да и к чему название, в самом деле!.. Неужели я дома? Дома, где никто не будет больше терзать меня странными своими вопросами и смущать странными своими ответами, где никто больше не будет упрекать меня в недостатке каких-то никому не нужных качеств, считать отважным идиотом, морочить мне голову… Дома!.. Я забуду все это, как страшный сон, как наваждение, я выброшу это из головы!»
Он вернулся.
По знакомой комнате ходили родные люди. Они приводили помещение в порядок. Взрыв пирога с миной наделал дел, но уборка уже заканчивалась. Опять накрывали на стол: теперь, кажется, пора было ужинать.