Инстинкт женщины - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 48

— Да, — сказала Марина, — и правильно сделала. Если бы я ему соврала, он бы это почувствовал. Ваша запись не передает его глаз. Выражения его глаз, мимику его лица, жесты. Я интуитивно почувствовала, что будет правильно ответить именно так.

— Он вас спросил: «Вы можете сказать своему начальнику, что он не прав?» И вы снова решили импровизировать. У нас не джаз-банд, у нас не концерт самодеятельности, моя милая. Вы не понимаете, что вы срываете всю операцию. У меня был этот вопрос. Ответ был вам дан. Вы же сами психолог и знаете, что я работаю не один. Целая группа наших ученых работала над этим вопросником. А вы нагло заявляете ему — «да». Он же не просил вас уточнять свою позицию. Вы могли нейтрально ответить — «смотря в какой ситуации». Или — «не всегда». Нечто подобное.

— Нет, не могла, — упрямо возразила она. — Если бы я так ответила, он бы обязательно попросил меня уточнить. Я это чувствовала. А своим ответом я сбила его с позиции. Понимаете, в чем дело? Он ведь психолог очень высокого класса, такой же, как и вы, господин Циннер. И наверняка среди тех, кто составлял эти вопросы и ответы на них, есть либо его ученики, либо его коллеги. И все предполагают в таких вариантах ответ именно тот, который вы дали мне. И он ожидал такого ответа. Я не хотела следовать вашим шаблонам, ведь он наверняка их знает. Нужно было выбить его из привычных рамок, что я и попыталась сделать.

— Лучше бы вы сказали, что я не умею работать, чем обвинять меня в том, что я следую шаблонам.

— Не обижайтесь. Я не хотела вас обидеть. Вы ведь поняли мою основную мысль.

— Кажется, понял, — Циннер собрал свои бумаги. — Мне иногда кажется, что мы несколько переоценили свои возможности. Из вас прямо выпирает полковник разведки. Неужели вы не могли сыграть немного проще?

— А вы не считаете, что и Рашковский заинтересуется подобным человеком? Ведь он наверняка будет слушать запись нашей беседы. Может быть, я чисто по-женски хотела понравиться именно ему?

— Надеюсь, что вам это удалось, — пробормотал Циннер. — Но боюсь, что мы несколько форсируем события, так, кажется, у вас говорят. У меня для вас еще одна неприятная новость. Через два дня Рашковский уезжает из Москвы.

— Откуда вы знаете? — растерянно спросила она.

— Его дочь… — пояснил Циннер. — Он заказал специальный самолет с реанимационной палатой в Англии, чтобы перевезти туда дочь. Послезавтра ее заберут в Лондон. Все необходимые документы уже готовы.

— Значит, у меня есть только два дня, — вслух подумала она.

— Вот именно. И ни в каких презентациях он больше участия принимать не будет. А это значит, что он может уехать из Москвы без вас. И процесс вашего оформления на работу будет отложен до его возвращения из Лондона.

— Когда он собирается вернуться? — мрачно спросила она.

— Не знаю, — признался Циннер, — честное слово, не знаю. Он ведь не покупает билетов… в нашем обычном понимании. Он заказывает самолеты, на которых летает, куда ему хочется. Именно поэтому операция строилась на том, чтобы прикрепить к нему конкретного человека, который будет информировать о его передвижениях.

— Вы считаете, что я провалила операцию? — с вызовом спросила она.

— Пока у меня нет никаких данных. Кудлин сказал вам, что встретится с вами через два дня. Значит, завтра. Возможно, мы узнаем нечто новое. Пока нам известно, что один из сотрудников Кудлина вчера улетел в Испанию. Догадываетесь — почему?

— Хочет проверить, в качестве кого я там работала? Но прошло много лет…

— Конечно, хочет проверить. И там до сих пор есть люди, которые вас знали. Можете не беспокоиться. Таких сотрудников там только четверо, двое из которых — местные испанцы. Мы сделаем так, чтобы их в этот момент не было в Мадриде. А человек, на которого выйдет представитель Кудлина, расскажет ему о вашей работе в качестве сотрудника нашего посольства. Так, как написано у вас в анкете. Как раз в Испании у нас все отлажено. Там не может быть никаких срывов.

— Если Рашковский уедет без меня, операцию можно считать законченной, — горько сказала она. — Ведь его дочь не поправится раньше чем через несколько месяцев. На такой срок мне не позволят остаться в Москве и занимать чужую квартиру. Я уже не говорю о своей работе.

— Может быть, — согласился Циннер, — в любом случае у нас есть еще два дня. Мы постараемся что-нибудь придумать. Может быть, вам еще раз появиться в больнице, чтобы Рашковский еще раз обратил на вас внимание? Это крайний вариант, он очень рискованный. Рашковскому может не понравиться такая «случайность». Вы можете показаться либо расчетливой карьеристкой, либо — подосланным агентом. В обоих случаях ничего хорошего из этого не получится.

Марина промолчала. Циннер, как всегда, был прав. Неужели она действительно ошиблась? И разговор с Журавлевым был провален. А может быть, Рашковский вообще ничем не интересуется в эти дни, ведь у него случилось такое несчастье. С другой стороны, шансы еще есть… Она не имеет права опускать руки.

— Вы обещали дать мне дополнительные сведения о его женах, — напомнила Марина.

Циннер взглянул на нее из-под очков.

— Иногда я понимаю, почему вы стали полковником, — пробормотал он, — вы, наверное, требовательный руководитель. Вот данные, которые вы просили. Первая жена — Ирина Левченко. Они разошлись без явных скандалов. Соседи не помнят никаких криков, споров. Он просто взял вещи и однажды ушел из дома. Хотя все считают, что у Левченко был тяжелый характер. Сейчас она с дочерью в больнице.

По нашим оперативным данным, Левченко получает достаточно большую сумму на проживание, причем за Анну отец платит отдельно. Каждый месяц его бывшая жена получает пять тысяч долларов. Но она их довольно быстро тратит. У нее появились друзья, которые помогают ей транжирить деньги мужа. Хорошо, что Рашковский не интересуется ее бытом. Он вообще вычеркнул ее из своей жизни. Даже не появляется в больнице, когда она приходит к дочери. Они приходят в разное время. Если он узнает, как она швыряет его деньги, в какие долги уже влезла, я не сомневаюсь, что он будет взбешен.

— С ней понятно, — поморщилась Марина, — а вторая жена?

— Очень интересный человек. Оксана Борисовна Савчук. Сейчас она по мужу Рашковская. У него обе жены украинки, так получилось. Она была замужем, имеет дочь от первого брака, которая недавно также вышла замуж. Сильная, волевая, умная. Знает в совершенстве английский. Кажется, еще и французский. У нее тоже была не совсем удачная жизнь. Первый муж пил, и они быстро развелись. Она переехала в Москву, поступила в какую-то фирму. В общем, человек, сделавший себя сам. После знакомства с Рашковским они несколько месяцев встречались. Потом поженились, и скоро у них родился сын. Ей было довольно много лет, когда родился мальчик. Она старше своего мужа на три года, и это, очевидно, накладывает отпечаток на их отношения.

— Какой отпечаток?

— Последние исследования в этой области показали, что идеальными браками считаются те, где женщина старше своего мужа на три-семь лет, — пояснил Циннер. — В таких случаях браки почти никогда не распадаются. Интересная статистика, вы не находите?

— Вы можете дать мне досье обеих?

— Сегодня вечером их вам привезут, — сухо ответил Циннер. — И эту магнитофонную запись. Утром ее заберут.

— Хорошо. Тогда я пойду, — она поднялась. — Кстати, я хотела спросить, вы уже отправили этого мальчика? Не делайте вид, что вы меня не поняли. Я говорю про Андрея. Про Камышева.

— Он должен уехать завтра, — вспомнил Циннер, — а почему вы спрашиваете?

— Мне просто интересно, — пожала она плечами. — Кажется, вы мне говорили, что он уже уехал?

— Может быть, — небрежно бросил Циннер, — я не помню. Но сейчас это не имеет никакого значения. Если Рашковский уедет, Камышев может остаться и в Москве. Он тогда никому не опасен.

— Да, конечно. — Она повернулась к выходу. Затем вдруг резко обернулась: — У вас есть его домашний адрес?

— А вы как думаете?