Хаус и философия. Все врут! - Джейкоби Генри. Страница 12
И, как у Холмса, у Хауса всегда под рукой верные помощники — команда молодых врачей. Это уотсоны Хауса — Кэмерон, Форман и Чейз, каждый — специалист в своей области. Правда, в отличие от своего коллеги конца XIX — начала XX века, они не являются друзьями или наперсниками Хауса. Эта роль зарезервирована за уотсоном № 4, коллегой Хауса, Джеймсом Уилсоном, у которого те же инициалы, что и у холмсовского Уотсона: Dr. J. W., M.D. Уилсон даже какое-то время делит кров с Хаусом, в точности как Уотсон с Холмсом на Бейкер-стрит. Четыре уотсона постоянно одолевают Хауса вопросами, которые возникают у нас, зрителей, по ходу постановки диагноза — так же, как Уотсон вечно спрашивает у Холмса, как продвигается расследование. Они — наша возможность приблизиться к гению. Не будь их, мы не смогли бы проникнуть в его мир. Хаус и Холмс — закрытые люди. Оба одиночки, холостяки, люди с минимумом социальных связей; их мало волнуют окружающие, они бывают резки и грубы даже со своими помощниками. Фактически единственное, что их по-настоящему волнует, — загадка. Азарт исследователя — единственное, ради чего они живут. Их научные занятия, музыкальные интересы, своеобразный отдых, даже их наркотическая зависимость… — все это средства достижения цели: узнать, кто же преступник.
Но самым важным является сходство их методов. Оба считают, что руководствуются дедукцией, и оба глубоко заблуждаются. [51] Все великие детективы мировой литературы принимают свои методы за дедукцию, и большинство, подобно Холмсу, заявившему: «Я никогда не гадаю», с презрением относятся к умозаключениям, построенным на догадках. На самом же деле Холмс, как все детективы и все диагносты, догадки использует. [52] И Хаус — туда же: «Чтобы предполагагь, нужно обладать дедуктивным мышлением» («Принятие» (2/1)) и «Из его слов о том, что у него болит горло, я должен был заключить, что у него простуда» («Бритва Оккама» (1/3)). Однако, если бы Холмс и Хаус действительно использовали дедукцию, их умозаключения были бы неизменно безошибочны, поскольку обязательное условие этого метода — следование истинного заключения из истинных посылок. Взяв, к примеру, две истинных посылки: «Все врачи допускают ошибки» и «Хаус — врач», мы с уверенностью заключаем: «Хаус допускает ошибки». Мы уверены, что наш силлогизм верен, ибо знаем обо всех врачах достоверный факт, а именно: они допускают ошибки. Здесь нет места гипотезе или вероятности. Но ни одно из умозаключений Холмса не следует из посылок с неизбежностью. Все они гипотетичны. Это очень хорошие гипотезы, и все же это гипотезы.
В противоположность Холмсу Хаус, что весьма любопытно, хоть и принимает свой метод за дедукцию, никогда не отрицает наличия в нем элемента догадки.
В пилотном эпизоде между Хаусом и Кадди происходит следующий диалог:
Кадди. Нельзя выписывать лекарства, основываясь на догадках. По крайней мере, мы так не делаем со времен Таскиги и Менгеле.
Хаус. Ты сравниваешь меня с нацистом. Мило.
Кадди. Я отменяю твои назначения!
Фактически Кадди тут дважды неправа. Она неправа в том, что врачи не выписывают лекарства, основываясь на догадках, — на самом деле врачи только так и поступают. Ошибается она и когда приравнивает недостаточную обоснованность вывода к нарушению медицинской этики. Вся медицина, будь она этической или нет, да и вся наука, если на то пошло, в конечном счете строится на гипотезах.
Хаус знает это так же хорошо, как и то, что на самом деле Кадди беспокоит отсутствие доказательств в его методе. Но сам он принимает бездоказательность своих гипотез как неотъемлемую характеристику медицины вообще — несмотря на то что ошибочно считает свой метод дедуктивным. Пример — еще один диалог из пилотного эпизода:
Хаус. Никогда не бывает доказательств. Пять разных врачей поставят пять разных диагнозов, основываясь на одинаковых доказательствах.
Кадди. У тебя вообще нет никаких доказательств. И никто ничего не знает, так? И как это ты всегда предполагаешь, что прав?
Хаус. Я не предполагаю. Я просто нахожу сложным работать с противоположным предположением. А почему ты так боишься ошибиться?
Защищая свой чреватый ошибками метод, Хаус предстает почти полной противоположностью Холмсу, который гордо заявляет Уотсону, что его метод безупречно верен: «Тут невозможно ошибиться». [53] У Холмса есть основания так говорить: он практически всегда оказывается прав, так что каждый новый успех только придает ему уверенности в себе, но мы видим, что на всех победах Холмса лежит легкая тень неверного понимания методологии. Хаус, однако же, не повторяет этого заблуждения Холмса. Он постоянно ошибается, но точно знает, что ошибки неизбежны и только приближают его к истине. Поэтому Холмс по крайней мере в этом отношении уступает Хаусу.
С другой стороны, Холмс, к его чести, гораздо больше времени уделяет самоанализу. Поэтому мы многое знаем о его методе, и у нас есть основания для критики, равно как и для восторга. Хаус же, к нашему вящему разочарованию, держит свои методологические карты ближе к груди. Нам хотелось бы услышать, как он описывает свой метод как-нибудь эдак: «Большинство людей, если вы перечислите им все факты один за другим, предскажут нам результат. Они могут мысленно сопоставить факты и сделать вывод, что должно произойти то-то. Но лишь немногие, узнав результат, способны проделать умственную работу, которая дает возможность проследить, какие же причины привели к нему. Вот эту способность я называю ретроспективными, или аналитическими, рассуждениями». [54]
Подобные пассажи помогают нам узнать о Холмсе кое-что важное. Он может неверно трактовать понятие дедукции, отрицать собственные ошибки и недооценивать роль догадок, но его описание «ретроспективных рассуждений» звучит до странного знакомо и раскрывает суть основанного на догадках умозаключения. Мы начинаем с результата в настоящем, со следствия, и движемся назад, в прошлое, в поисках причины. Мы часто ошибаемся, поскольку множество причин могут привести к одному и тому же результату, и найти единственно верную методом дедукции невозможно. Приходится предполагать, и это предположение достигается именно описанным Холмсом способом.
Классическая версия «ретроспективного рассуждения» была разработана американским философом и родоначальником прагматизма Чарльзом Пирсом (1839–1914), который назвал ее «абдукцией» и определил, в отличие от Холмса, именно как логику догадки: «Абдукция есть, в конечном счете, не что иное как построение гипотез». [55] Абдукция в действии выглядит так:
Наблюдается невероятный факт С.
Но если А истинно, С было бы чем-то само собой разумеющимся.
Следовательно, есть основания полагать, что А истинно. [56]
Процесс абдукции состоит из трех этапов: результат — причина объяснение. Первый этап сюрприз, аномалия. Аномалии топливо для медицины, или, словами Хауса, «врачи обожают аномалии» («Принятие»). [57] Столкнувшись с аномалией, Хаус пытается найти ее причину, руководствуясь правилом, которое представило бы эту аномалию чем-то очевидным и естественным. Занимаясь ретроспективными рассуждениями, Хаус выбирает наиболее вероятную причину (второй этап) и назначает анализы, чтобы увидеть, прав ли он. Опять же, это только догадка, предположение, и Хаус может ошибаться. Но даже если так, он, по крайней мере, получает новую информацию и, вооруженный новой гипотезой (третий этап), может переходить к новой абдукции.