На пороге нового тысячелетия - Аттали Жак. Страница 4

Господство военной мощи, характерное для времен "холодной войны", сменяется «царством» рынка. Либеральные идеи демократии и рынка повергли своего главного соперника — альтернативное представление о коммунистическом обществе, бросающем миру свой вызов. Однако ни у кого не вызывает сомнения, что основная головоломка до сих пор не решена: каким образом можно сбалансировать экономический рост и увязать его с социальной справедливостью? Тем не менее теперь политические идеи и западная идеология потребления овладели умами людей повсюду, особенно в индустриально развитом мире.

В итоге популистский соблазн демократического общества потребления (а не явная угроза ядерного уничтожения) довел до критической точки взрыва вопрос о законности режимов, входивших в советский блок, у их собственных народов. Ценности либерального плюрализма и перспектива рыночного процветания привели к консенсусу, который теперь объединяет все народы Земли. Консенсус, который пришел на смену двум идеологически антагонистическим блокам, может быть обеспечен только таким рынком, который отвечает запросам обычных потребителей, независимо от того, может он удовлетворить подобные запросы или нет. Впервые политические требования плюрализма находят свое экономическое отражение.

В результате послевоенное могущество американской экономики может, скорее всего, столкнуться с серьезным вызовом. Ибо в ходе возникновения нового порядка, пускающего свои корни в этом десятилетии, отделяющем нас от черты следующего тысячелетия, две военные сверхдержавы — Соединенные Штаты и Советский Союз — демонстрируют свой если и не абсолютный, то наверняка относительный упадок.

Эти сверхдержавы, эти победители в послевоенном мире в следующем столетии могут оказаться в числе побежденных, утратив статус великих держав в ходе своего экономического отмирания. Преодолев стратегическую субординацию, навязанную военной силой после окончания идеологической вражды между Соединенными Штатами и Советским Союзом, две новые державы — Европейское пространство, простирающееся от Лондона до Москвы, и Тихоокеанский регион с центром в Токио, однако протянувшийся до самого Нью-Йорка, — вступят в борьбу за свое господство. Каждая из этих сфер будет стараться во всем превзойти соперника, пытаясь стать центром, «сердцевиной» нового мирового порядка. Какая из этих сфер окажется победительницей, будет зависеть от того, кто из них сумеет производить с достаточной эффективностью и с большей выгодой для себя те новые товары, которые удовлетворят все потребности после сделанного ими выбора в пользу своей автономии на первом поистине глобальном рынке. Место расположения «сердцевины» пространства-победителя будет выявлено в ходе острой конкуренции.

Такой новый экономический порядок отнюдь не будет «постиндустриальным» обществом, в котором промышленность заменит система услуг, как это традиционно предсказывали Дэниэл Белл и другие ученые. Скорее, это будет общество, которое можно назвать «гипериндустриальным», в котором и система услуг трансформируется в товары массового потребления. Произведенный в результате эффект можно сравнить с тем, что произошло ранее в нашем столетии, когда ручную стирку белья заменила стиральная машина, которая, в свою очередь, появилась на свет благодаря изобретению электродвигателя. Но еще более радикальным, чем обуздание силы пара и электричества в XIX столетии, и, вероятно, более близким к потрясению, испытанному при открытии огня первобытными племенами, явилась миниатюризация. Успехи, достигнутые в биотехнологии и генной инженерии, прокладывают путь к революционному скачку в новый век, который приведет к глубоким изменениям в культуре человечества.

Технологии, основанные на использовании микропроцессоров, такие как производство транзисторов и компьютеров, уже открыли путь к беспрецедентной индустриализации услуг — от связи и образования до здравоохранения и обеспечения безопасности человека. Таких примеров уже немало. Портативный компьютер, сотовая связь, телефакс — все это, хотя и находится в зачаточной, но достаточно развитой форме, является предтечей портативных предметов будущего, если угодно, номадических предметов. Все эти изделия в значительной степени ослабят эффективность институтов, профессиональных навыков, различных проявлений бюрократизма, так как предоставят индивидууму чрезвычайно высокую степень личной свободы, мобильности, автономности, всю необходимую информацию и энергию. Они смогут удовлетворить растущие требования потребителей, связанные с более надежным контролем за собственной жизнью, дадут им возможность с помощью определенных технологий оторваться от своего насиженного рабочего места. Одновременно люди получат в свое распоряжение такие технические средства, которые позволят им выполнять разнообразные задачи и делать это гораздо легче и эффективнее, чем прежде. Поражающие воображение новые технологии приведут в грядущие десятилетия к невиданному скачку производительности труда, к энергичному экономическому росту. Но, к сожалению, нынешний спад производства скрывает от нас эту подспудную реальность. Может, углубляющуюся ныне депрессию в один прекрасный день станут рассматривать как неизбежные родовые схватки, сопровождающие появление нового гипериндустриального порядка.

Такой новый порядок не ознаменует собой конец истории. Он не будет гармоничной, безмятежной утопией. Напротив, конфликт наиболее вероятен именно сейчас, когда завершилась "холодная война", а идея рынка одержала триумф. Такой конфликт как раз может возникнуть из-за того, что слишком многие страны в мире теперь стремятся создать у себя общество процветания, основанное на свободном выборе. В этом отношении XXI век может напоминать XIX, когда государства с такими же имперскими замашками вели борьбу за военную добычу, за сырье, за рынки сбыта, а также из-за соображений национального престижа. Ибо неравенство наверняка расколет новый мир, как и Берлинская стена, которая когда-то разделяла Запад и Восток.

Даже в самых привилегированных нациях далеко не все получат равную долю при распределении несметных богатств в новом мировом порядке. Например, большинство людей, живущих на более состоятельном Севере, залитом ошеломляющим потоком информации и развлечениями, превратится в слабовольных и обнищавших «пешек», которым предстоит быть лишь беспомощными свидетелями всемогущества и разгула меньшинства и испытывать при этом черную зависть. Простые люди, живущие в своих скромных городских предместьях или просто на улице, будут с чувством почтительного страха и с негодованием взирать на растущие словно на дрожжах состояния и на маячащие над их головами небоскребы власти, куда вход им будет заказан.

Такое растущее богатство, однако, отнюдь не гарантировано странам Восточной Европы и Азии, идущим к становлению демократии. Те экономические и политические свободы, которых они до настоящего времени добились, могут раствориться, исчезнуть, если только рыночной экономике не удастся относительно быстро насытить эти страны потребительскими товарами и товарами первой необходимости, которые были обещаны смело предпринятыми реформами, потребовавшими, правда, весьма ощутимых жертв. Будет ли от этого хуже, пока говорить трудно, но все может пойти насмарку при осуществлении в Европе замечательной "бархатной революции". Если в Советском Союзе вспыхнет гражданская война, то миллионы его граждан могут отправиться на Запад, пытаясь спастись от растущего обнищания страны. Эти "экономические беженцы" станут тяжким испытанием, и нет уверенности, что Европа сможет успешно справиться с таким громадным потоком.

Но, прежде всего, пребывание за "чертой бедности" и нищенское положение 3 миллиардов людей — мужчин, женщин и детей — в Африке, Латинской Америке и в большинстве азиатских стран, особенно в Индии и Китае, ставят под сомнение эффективность обещания неизменно поддерживать экономическое процветание и свободы на привилегированном Севере. Хотя "зеленой революции" удалось приостановить гибель людей от голода в большинстве азиатских стран и хотя голод — этот по-прежнему страшный бич — в настоящее время локализован и наблюдается лишь в некоторых анклавах Латинской Америки и Африки, возобновившийся экономический рост на Севере в еще большей степени обнажил громадную пропасть, разверзшуюся между имущими и неимущими.