Русская философия смерти. Антология - Коллектив авторов. Страница 11

Х. Я не знаю, государь мой, с чего вам показалось, что я теперь смущен, ибо я вам уже сказал, что я весьма сладко спал; а смущенный, каковым вы меня представляете, не может толь сладко вкушать успокоения. <…> Поверь мне, государь мой, яко человеку, всегда ненавидящему ложь, и который и еще в теперешних обстоятельствах отдаленнее от нее находится, что я во все время моей жизни полагался на благость Божию и бессмертие души почитал яко драгоценнейший дар нашего Создателя, а потому не реку, что умираю, но преселяюсь, или, лучше сказать, заставляют душу мою преселиться, разруша дом, где она пребывает.

К. Искренно радуюсь, что нахожу вас в таких мыслях, которые Божие милосердие обещают.

Х. Неужели вы, государь мой, о сем когда сомневались?

К. Нет, но однако.

Х. Я понимаю: может быть, найденные в моей библиотеке некоторые вольномыслящих писателей сочинения и некоторые мои разглагольствия, где, хотя я никогда ни Вышнего Естества, ни бессмертия души не отвергал, но рассуждал общественно, чему мы можем и чему трудно верить, непонимающим людям подали такое о мне заключение учинить.

К. Может быть; а к тому же все почти ныне, которые наиболее к чтению прилежат, каковы есть вы, многие мысли весьма смелые и несогласные с тем, что вы теперь говорите, имеют.

Х. Простите мне, что я вас оспорю. Вы сказали, каков я; нет, государь мой, каковы они; ибо извольте быть уверены, что те только, кто без основания и размышления читает, могут сии великие истины испровергать; но я читал с основанием и не с тем, чтобы пред вящими себе невеждами, поправши дерзко что в беседе, похвалиться; но для познания самых тех истин, о которых думают, что я сумневаюсь. А как никакого знания не можно приобрести, не познав ему противного, то сие и заставляло меня читать многие такие дерзкомыслящие сочинения, которые истинно не развратили моих мыслей, но паче самыми слабыми своими доводами противо превечных истин меня в оных утвердили.

К. Не время теперь какими возражениями толь утешительные вам мысли истреблять, но как я признаюсь, что весьма мало в жизнь свою читал, а еще меньше и о толь важных причинах размышлял, то не уповаю вас поколебать, а паче желаю от вас научиться, и сие будет лучшее возмездие, каковое я получу за тяжкую и неприятную должность, на меня наложенную, и ежели поступком своим я вам доказал все мое соболезнование, коликое мне возможно было доказать.

Х. Охотно, государь мой, хочу я в приятное сие разглагольствие вступить, а желаю токмо слышать ваши сумнения.

К. Я их, собственно, сам не имею, я для того предложу те возражения, каковые мне в беседах случалось слыхать.

Х. Очень хорошо, я на все согласен.

К. Говорят, что бессмертия души окроме веры и откровения понять не можно. Почему же вы уверились в сем?

Х. Я уже сказал вам, что чтущие без основания и не размышляющие находят в сих истинах сумнение, но не те, которые противным тому образом читают. И тако я вам, государь мой, скажу, что я в сем не токмо верою и откровением уверен, но, 1-е, почти математическими доказательствами, 2-е, собственными моими чувствами, 3-е, согласием всех народов света, 4-е, согласием почти всех мудрецов, 5-е, собственным поступком тех, которые сие испровергают, 6-е, правосудием Божиим и, наконец, 7-е, не токмо яко христианин верою, но и верою, основанною на преданиях таких, которым здравый рассудок и самая строжайшая философия верить повелевают.

К. Всякое слово ваше приключает мне новое удивление и сожаление, что я не мог, в молодости моей прилежа к наукам и чтению, достигнуть до ясного познания толь великих истин. Однако позвольте мне, государь мой, вам сказать, что, хотя я и не учен, однако довольно знаю, что математика есть наука притяжения тел или их содержания, то как возможно, чтобы вы чрез науку, имеющую себе в предмет единые тела, могли до познания невещественных вещей достигнуть?

Х. Когда я, государь мой, говорю в сем случае о математических доказательствах, то сие не разумеется, чтобы я мог линиями или какими исчислениями бессмертие души доказать. Высокая сия причина есть совсем несовместима с чувственными какими доказательствами; но, как математика имеет оные всегда ясные, на происхождении и на сопряжении линий основанные, утвержденные на малом числе аксиомов, так и мои доказательства будут основаны на чувствах самой души, на ее действиях и на неоспоримых истинах; и тако не сказал я точно, что докажу математикою, но почти математическими доказательствами, сиречь по методе математической.

К. Желаю весьма я слышать оные, и сие не из одного любопытства, но также и для самыя моей пользы, ибо истинно считаю, что ни один человек не может быть совершенно спокоен, если не уверен твердо в бессмертии души.

Х. Расположения ваши суть честного человека, каковым вы оказали себя во время моего несчастия. Но я и в сем несколько вам оспорю. Первая часть вашего предложения есть справедлива, но вторая несправедлива; ибо честный человек подлинно имеет пользу желать бессмертия души, но развратный и злой, не предвидя в бессмертии ее как токмо тягость и наказание от Вышнего Естества, конечно, предпочтет, чтоб вместе с телом и душа их (его?) исчезала.

К. Правда, государь мой, и я признаюсь в моей ошибке; но, пожалуйте, приступите к вашим доказательствам.

Х. Охотно, государь мой! Но для сего надлежит сперва, чтобы вы на некоторые мои вопросы согласились.

К. Я их с прилежанием буду слушать и открыто мысль мою вам скажу.

Х. Они весьма легки, и первый: чувствуете ли вы, что вы есть?

К. Удивительный вопрос! О чем сем и спрашивать? Я сижу с вами, разглагольствую, следственно, как мне сего не чувствовать?

Х. Так, милостивый государь, и аксиомы математические сперва не важнее сего кажутся; ибо подлинно кто не знает, что часть менее, нежели целое? Иль, что равные количества, на равные разделенные, равное составляют? А однако сии толь простые положения всю превыспренную науку математику произвели. Подобно и сей вопрос, являющийся толь прост, может до многого познания нас довести. Но я продолжаю: а кто вам сказал, что вы есть?

К. Час от часу мы меня удивляете; но я вам повинуюсь: потому что я чувствую.

Х. Да чем же вы чувствуете?

К. Всем.

Х. Простите, я помогу вашему ответу: вы видите очами, вкушаете языком, обоняете носом, слышите ушами, чувствуете всем телом. Не так ли?

К. Так, государь мой.

Х. Следственно, государь мой, чрез несколько часов, когда окончится моя жизнь, я все еще чувствовать буду.

К. Ах, государь мой, мертвый уже чувства не имеет.

Х. Но по вашему положению или, по крайней мере, в чем вы на объяснение мое согласились, когда члены человеческие чувство производят, следственно, пока они еще целы пребывают, чувствие в них должно сохраниться, а потому очи мои и у отсеченной головы могут видеть, нос обонять и проч.?

К. Вы приводите меня в смущение, и я не знаю, что вам отвечать; но истина есть, что сего не будет, и тело, лишенное души, лишается своих чувств.

Х. Сего-то я ответу от вас и хотел. Следственно, истинно есть, что без души мы чувств не имеем, а потому и все наши чувства происходят от нее чрез орудия тела, и тако ясно есть, что бытие наше нам чинится чувствительно чрез душу нашу.

К. Сие вы для меня толь ясно доказали, что я ничего лучше и доказательнее не слыхал. Но не могут ли вам некоторые сказать, что чувствие происходит от крови, которая когда истекает или охлаждается, то и чувства пропадают?

Х. Сие возражение мне известно: но из сего следует, что чувства наши, или душа суть разлиянные по всей крови и по всем членам.

К. По сему мнению так является.

Х. Но ежели кто на баталии или каким другим случаем потеряет какой член, яко руку или ногу, уменьшается или в других частях его тела, или разум, или рассудок его меньше ли становится,

К. Нет.

Х. А ежели у кого пустят кровь, уменьшается ли его разум и чувства?

К. Нет.

Х. Следственно не от крови единые сии чувства происходят, но от некоего естества, которое в нас обитает и распространяет свои действия по всему телу, употребляя члены наши яко орудия к принятию чувствований, ибо не меньше душа премудра в том, кто лишен зрения или слышания, и сие токмо знаменует, что орудия сии неисправны.