Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. Монологи (сборник) - Шлейермахер Фридрих. Страница 11

С тех пор, как я сказал себе это, я долго находился в боязливом настроении тех, кто, потеряв любимую драгоценность, не решается обыскать еще последнее место, в котором она может быть скрыта. Ибо если были времена, когда вы еще считали свидетельством особого мужества частичное отрешение от догматов унаследованного вероучения, когда вы еще охотно говорили и слушали речи об отдельных предметах, если дело шло об уничтожении одного из таких понятий, – когда вам, тем не менее, еще нравилось видеть образ религии стройным и украшенным, ибо вы хотели сохранить по крайней мере у прекрасного пола некоторое чувство к святыне, – то теперь и эти времена уже давно прошли; теперь уже совсем не должно быть речи о благочестии, и даже сами грации должны с неженственной жесткостью разрушить нежнейший цветок человеческой души. Поэтому у меня нет иной исходной точки для возбуждения вашего участия, которое я ищу, кроме самого вашего презрения; я хочу прежде всего только призвать вас быть вполне просвещенными и последовательными в этом презрении.

Исследуем же, прошу вас, из чего оно собственно исходило, из ясного ли воззрения или из неопределенной мысли? Из рассмотрения ли различных видов и сект религии, как они встречаются в истории, или из общего понятия, которое вы, быть может, произвольно составили себе? Без сомнения, некоторые из вас признаются в последнем; но будем остерегаться, чтобы не были и здесь, как обычно, неправомерно решительные судьи, которые оценивают поверхностно, не дав себе труда приобрести точное знание о предмете, как он есть в действительности. Страх перед высшим существом или вообще мысль о влиянии последнего на события этой жизни – что вы зовете провидением, – и затем ожидание будущей жизни после этой – что вы зовете бессмертием, – не из этих ли признаков образуется ваше общее понятие? Не эти ли два отвергаемых вами представления образуют, по вашему мнению, в той или иной форме основу всякой религии? Но скажите мне, дорогие, как вы нашли это? Ведь все, что происходит в человеке или исходит от него, может рассматриваться и познаваться с двоякой точки зрения. Если вы что-либо рассматриваете из его средоточия, т. е. в его внутреннем существе, то оно есть выражение человеческой природы, основанное на одном из ее необходимых способов действия или влечений, или как бы вы ни называли это – ибо я не хочу теперь углубляться в тонкости вашего технического языка. Если вы, наоборот, рассматриваете что-либо извне, согласно определенному положению или форме, которые оно принимало в тех или иных случаях, то оно есть продукт времени и истории. С какой же стороны вы смотрели на религию, на это великое духовное явление, когда вы пришли к указанным представлениям, как к общему содержанию всего, что когда-либо обозначалось этим именем? Вряд ли вы скажете: через рассмотрение первого рода. Ведь тогда, о лучшие люди, вы должны были бы допустить, что эти мысли как-либо основаны на человеческой природе. И если бы вы сказали, что в том виде, как они теперь встречаются, они возникли из неправильного истолкования или ложного направления необходимого стремления человечества, то вам все же надлежало бы отыскать в них истинное и вечное и соединить ваши усилия с нашими, чтобы человеческая природа была избавлена от несправедливости, которую она всегда претерпевает, когда что-либо в ней неверно познается или направляется. Во имя всего, что вам свято – а, согласно только что выраженному признанию, для вас должно быть что-либо свято – я заклинаю вас, не уклоняйтесь от этой задачи, чтобы человечество, которое вы почитаете вместе с нами, не обрушилось на вас с праведным гневом за то, что вы покинули его в столь важном деле. И если из того, что вы услышите от меня, вы узнаете, что дело это, можно сказать, уже сделано, то я могу рассчитывать на вашу благодарность и ваше одобрение, даже если результат окажется иным, чем вы полагали. Но, вероятно, вы скажете, что ваши понятия о содержании религии исходят из другой точки зрения на это духовное явление. Вы исходили из внешнего, из мнений, учений, обычаев, в которых проявляется всякая религия, и в них дело сводится всегда к указанным двум началам. И вы именно тщетно искали чего-либо внутреннего и первичного, что соответствовало бы этому внешнему, и потому религия есть для вас повсюду не что иное, как пустая и обманчивая видимость, которая, подобно мутному и давящему слою тумана, облегла часть истины. Это есть, конечно, ваше подлинное мнение. Но если вы действительно считаете оба эти пункта содержанием религии, во всех формах, в которых она являлась в истории, то все же мне позволительно спросить, правильно ли вы наблюдали все эти явления и верно ли восприняли их общее содержание? Если ваше понятие возникло таким путем, то вы должны обосновать его на единичном; и если кто-либо скажет вам, что это понятие неверно и неудачно, и укажет вам на что-нибудь иное в религии, что не пусто, а имеет зерно здорового характера и происхождения, то вы должны сперва выслушать и судить, прежде чем продолжать презирать. Выслушайте же без досады, что я хочу теперь сказать тем, которые с самого начала, идя более верным, но и более трудным путем, держались созерцания единичного.

Вы, без сомнения, знакомы с историей человеческих заблуждений и изучали различные строения религиозного учения, начиная с бессмысленных басен диких народов вплоть до самого утонченного деизма, от грубых суеверий человеческих жертвоприношений до тех плохо сшитых обрывков метафизики и морали, которые теперь зовутся очищенным христианством; и вы нашли, что все они нелепы и противоречат разуму. Я далек от желания противоречить вам в этом. Напротив, если вы откровенно полагаете, что самые развитые религиозные системы обладают этими качествами не менее, чем самые грубые; если вы только убеждены, что божественное не может лежать в ряду, который с обеих сторон заканчивается пошлым и презренным, – то я охотно избавлю вас от труда более точной оценки всех звеньев, лежащих в промежутке между этими конечными точками. Пусть все они представляются вам переходами и приближениями к концу, причем каждое выходит из рук своей эпохи все более блестящим и отточенным, вплоть до того совершенства, с которым это искусство в наш век творит свои игрушечные создания. Но это совершенствование вероучений и систем часто было чем угодно, только не совершенствованием религии; и нередко первое двигалось вперед без малейшего соучастия второго. Я не могу без досады говорить об этом; ибо всякого, кому доступно все, проистекающее из глубины души, и кто серьезно озабочен развитием и выявлением всех сторон человека, должно приводить в отчаяние, что высокая и прекрасная сущность религии часто бывала удаляема от своего назначения и, лишенная свободы, пребывала в низком рабстве у схоластического и метафизического духа варварских и холодных эпох. Ведь что такое эти системы вероучения, рассматриваемые сами по себе, как не искусственные создания счисляющего рассудка, в которых каждая отдельная черта имеет смысл лишь во взаимном ограничении? Или они кажутся вам чем-либо иным, эти анализы природы непостижимого существа, в которых все сводится к холодному аргументированию, и даже высшее может быть обсуждаемо лишь в тоне обычного школьного спора? Но ведь поистине – я апеллирую к вашему собственному чувству – не таков характер религии. Итак, если вы сосредоточились лишь на религиозных догматах и мнениях, то вы еще совсем не знаете самой религии, и то, что вы презираете, не есть она сама. Но почему же вы не проникли глубже, к тому, что есть внутренняя сторона этой внешности? Я изумляюсь вашему добровольному неведению, благодушные исследователи, и слишком спокойной нетребовательности, с которой вы остаетесь при том, что прежде всего было вам показано. Почему вы не исследуете самой религиозной жизни и в особенности те благочестивые подъятия духа, в которых все иные известные вам деятельности оттеснены или почти устранены, и вся душа растворяется в непосредственном чувстве бесконечного и вечного и своего общения с ним? Ведь в такие мгновения непосредственно и наглядно проявляется то умонастроение, которое, по вашим словам, вы презираете. Лишь кто наблюдал и истинно познал человека в этих душевных движениях, может узнать религию и в упомянутых внешних ее выражениях; и тогда он увидит в них нечто иное, чем вы. Ибо, конечно, в последних всюду находится в связанном состоянии нечто от этого духовного содержания, без которого они совсем не могли бы возникнуть; но кто не умеет освободить его, тот – как бы тонко он ни анализировал их и как бы точно ни исследовал – будет иметь перед собой лишь мертвую, холодную массу. Наставление же это – искать скорее в рассеянных и по внешности неразвитых элементах ваш предмет, которого вы не могли найти в развитых и законченных явлениях, – это наставление не может ведь показаться вам странным, так как все вы более или менее заняты философией и осведомлены в ее судьбах. Хотя в ней дело должно было бы обстоять совсем иначе, и она по природе должна стремиться развиваться в замкнутой связи, так как лишь через созерцаемую полноту оправдывается всякое своеобразное познание и обеспечивается его сообщение другим, но все же вы в ее области часто должны идти этим же путем. Вспомните лишь, сколь немногие из тех, кто на собственном пути проникли внутрь природы и духа и созерцали их взаимное отношение и внутреннюю гармонию, – сколь немногие из них все же сразу установили систему своего знания; напротив, почти все сообщили свои открытия в более нежной, хотя и более хрупкой форме. И когда вы, наоборот, смотрите на системы во всех школах и видите, как часто они суть только приют и убежище мертвой буквы, так как именно – за редкими исключениями – самотворящий дух высокого размышления слишком бегл и слишком свободен для строгих форм, на которые больше всего возлагают надежды те, кто любят воспринимать и запечатлевать в себе чужое, – не воскликнете ли вы, когда кто-либо, не отличая этих изготовителей обширных зданий философии от самостоятельно философствующих, захочет ознакомиться через них с духом исследования, – не воскликнете ли вы ему в поучение: «Берегись, друг! Не попади только к тем, кто идет по чужим стопам, собирает чужое и останавливается на том, что дал другой. Ибо у них ты не найдешь духа их искусства; ты должен идти к творцам, на которых он наверное почиет». И вот, к тому же должен я здесь призвать вас, ищущих религии, в которой тем более должно иметь место то же самое, так как она по всему своему существу настолько же далека от всего систематического, насколько философия по своей природе склонна к нему. Сообразите также, кому мы обязаны этими искусными построениями, над изменчивостью которых вы насмехаетесь, нестройность которых вас оскорбляет и несоответствие которых их мелочной тенденции вам почти смешно? Героям ли религии? Назовите же среди всех, кто принес нам какое-либо новое откровение или хотя бы утверждает, что принес таковое, – начиная с того, кому впервые предносился образ царствия Божия – что, конечно, скорее всего иного могло бы привести в области религии к системе – и кончая последними мистиками или мечтателями, как вы обычно называете их, в которых, быть может, еще блестит исконный луч внутреннего света, – а ведь вы не потребуете от меня, чтобы я причислил к ним тех богословов буквы, которые верят, что спасение мира и свет мудрости можно найти в новом одеянии их формул или в новых оборотах их искусных доказательств, – назовите мне среди них хоть одного, кто считал бы стоящим заниматься такой сизифовой работой! Нет, лишь в отдельные мгновения, при разряжении небесных чувств, когда священный огонь должен излиться из переполненной души, раздается могучий гром их речи, возвещающий, что через них говорит Божество. Совершенно так же понятие и слово есть, конечно, необходимое и неотделимое от внутреннего содержания выявление и, как таковое, понятно именно лишь через свое внутреннее содержание и вместе с ним. А еще сочетать учение с учением – это они делают лишь при случае, когда нужно устранить недоразумения или вскрыть пустую видимость; а ведь только из таких сочетаний многих учений постепенно складываются эти системы. Поэтому вы не должны останавливаться с самого начала на том, что есть лишь повторенный и часто измененный отголосок такого первоначального звука; вы должны перенестись внутрь благочестивой души и постараться понять ее воодушевление; в момент самого действия вы должны воспринять это созидание тепла и света в душе, отдающейся вселенной; иначе вы ничего не узнаете о религии и уподобитесь тому, кто слишком поздно подносит горючий материал к огню, высеченному сталью из камня, и находит лишь холодную, ничтожную частицу металла, которая уже ничего не может зажечь.