Диалектический материализм - Митин Марк Борисович. Страница 44

Способность не только ощущать, но и мыслить есть свойство высоко организованной материи. Этим свойством обладает лишь мозг общественного человека. Деятельность органов чувств и деятельность мышления человек развивает только в обществе. Чувства и мысль человека поэтому не есть какие-то раз навсегда данные, неизменные свойства. Они, будучи продуктом общественной жизни, претерпевают изменения в зависимости от развития самого общества. А общество есть часть природы, изменяя которую оно изменяет и самого себя. В основе многосторонней жизни, в том числе и в основе познания, лежит практическая деятельность людей, производство материальных средств, необходимых для существования людей. Все знания об окружающем мире, которых достигло человеческое общество, оно достигло благодаря всей предшествующей истории развития материального производства, в результате движущей это развитие в пределах классового общества борьбы классов.

Метафизическую точку зрения на вопросы познания развивал Фейербах. Согласно его взгляду, сущность человека заключается в его теле, организме, способном ощущать и мыслить. Фейербаху чужда была мысль о том, что человек с его органами чувств и мышлением есть продукт исторического развития общества. Он брал человека вне связи с обществом и поэтому никогда не добирался до реально-существующих деятельных людей, а оставался при абстракции человека. Благодаря тому, что Фейербах исключал из человека его общественную природу, он не понимал и зависимости познания от общественной практики. Познание, по Фейербаху, являлось неизменным отражением столь же неизменной, раз навсегда данной природы. Впрочем рассмотрение вопроса о познании вне практической деятельности людей и вне его исторического развития было основным недостатком не только материализма Фейербаха, но и всего домарксовского материализма.

Итак по воззрению материалистической диалектики, познание человека надо брать в его зависимости от развития общественного материального производства и движущей его классовой борьбы, в зависимости от общественной практики. Вот почему «точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения теории познания»^[180].

Познание человеком материальной действительности начинается с чувственных ощущений, вызываемых воздействием предметов окружающего мира на органы чувств, начинается с показаний наших органов чувств. Однако чувственное познание даёт нам лишь случайное, эмпирическое знание ближайшей чувственной обстановки и внешних ограниченных связей. Оно ещё не даёт отображения объективного мира в его многоразличных отношениях, внутренних связях и в его цельности. Подлинная же задача познания состоит в осознании законов действительности. Это осознание достигается на почве обобщения тех чувственных ощущений, которые мы получаем в процессе взаимодействия с этой действительностью. Результатом обобщения и переработки в сознании материала непосредственного созерцания являются понятия. Это уже момент логического познания. Разумеется, что чувственная и логическая стороны познания не разделены между собой. Они проявляются всегда вместе, начиная с первичных ощущений. Больше того, мышление возникает из представлений, вне связи с которым оно не существует и не может развиваться. Содержанием нашего знания является объективный мир. С этим объективным миром связывают нас непосредственно наши ощущения. Поэтому только на основе чувственных представлений возможно логическое познание объекта, т. е. мышление.

Однако нельзя отождествлять друг с другом чувственный и умственный моменты познания. Чувственное познание не идёт дальше отображения единичных вещей и внешних связей между ними, в то время как познание, опосредованное мышлением, схватывает внутренние связи предметов, отображая их в их объективном единстве.

«Представление, — замечает Ленин, — не может схватить движения в целом, например, не схватывает движения с быстротой 300 тыс. км в 1 секунду, а мышление схватывает и должно схватить»^[181]. В своих заметках «Конспект», «Науки логики» Гегеля Ленин, вскрывая зависимость мышления от чувственного момента в познании, сугубое внимание обращает на различие между непосредственным созерцанием и мышлением.

«Мышление, восходя от конкретного к абстрактному, — говорит он, — не отходит — если оно правильное… от истины, а подходит к ней. Абстракция материи, закона природы, абстракция стоимости и т. д., — одним словом, все научные (правильные, серьёзные, невздорные) абстракции отражают природу глубже, вернее, полнее. От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности»^[182]. Таким образом чувственный и умственный моменты суть различные моменты единого процесса познания, отображающего в нашем мышлении объективную реальность. Таково диалектическое понимание соотношения между эмпирическим и рациональным моментами познавательного процесса.

Марксистская теория, подчёркивающая решающее значение практики для теоретического познания, является прямой противоположностью прагматизму, — современному идеалистическому течению буржуазной философии, особенно популярному в США. Прагматизм, основоположником которого был Уильям Джемс, основывается на субъективно-идеалистическом понятии истины. Для него истинно не то, что отражает объективную реальность такою, какова она есть, а то, что полезно, целесообразно для нашей практической деятельности. Истинно то, что практически полезно. Полезность — мера истинности. Отсюда прагматизм приходит к релятивистскому учению о множественности истин. Различные воззрения могут быть в равной мере истинными, поскольку они наилучше служат интересам определённой эпохи, народа, общественной группы, индивида. Эта философия служит оправданием всякой лжи, мракобесия, поскольку они полезны для практики господствующих классов. В конце концов прагматизм приводит к открытой поповщине. «Если окажется, — говорит Джемс, — что религиозные идеи имеют ценность для жизни, то с точки зрения прагматизма они будут истинными, поскольку они пригодны для этой цели».

Позиция марксизма диаметрально противоположна прагматизму. Исходя из объективной истины и отвергая релятивизм, марксизм считает не то истинным, что полезно, а полезным то, что истинно. В материальной революционно-критической практике рождается и закаляется объективное познание мира, способствующее его дальнейшему преобразованию.

Марксистская теория немыслима в отрыве от революционной практики. Вместе с тем марксизму глубоко чуждо пренебрежение теорией, вульгарный практицизм, «безголовое делячество». Растущая в гуще практики революционная теория служит путеводителем практики. «Без революционной теории не может быть и революционного движения»^[183]. Лишь освещённая марксистско-ленинской теорией революционная практика приобретает уверенность, дальновидность, точность и глубину прогноза и манёвренную гибкость. Коммунистическая стратегия и тактика не могут опираться на крохоборческий эмпиризм, они руководствуются совершеннейшей из теорий — диалектическим материализмом. Лишь благодаря ведущей роли теории достигается «соединение русского революционного размаха с американской деловитостью»‚ в котором — «стиль ленинизма в партийной и государственной работе» (Сталин).

Величайшей победой, достигнутой Марксом и Энгельсом, является распространение материалистического познания на человеческое общество. Даже наиболее последовательные материалисты до Маркса не распространяли свой материализм на познание процессов общественного развития, ограничиваясь философским и естественно-научным материализмом. Это не было исторической случайностью, а обусловливалось классовой сущностью старого материализма. Открыть истину социальной жизни, обнаружить глубинные противоречия и движущие силы — это было не по плечу идеологам эксплоатирующего класса, каким бы революционным он ни был. Эта задача — превратить историю человеческого общества в науку, в предмет материалистического познания — могла быть осуществлена только творцами философии пролетариата.