Дом глав родов: Дюна - Герберт Фрэнк Патрик. Страница 61
– У людей есть политика. Я вчера тебе это говорила. Политика – искусство казаться искренним и совершенно открытым, скрывая при этом как можно больше.
– Так значит вы, ведьмы, скрываете.
– Я этого не сказала. Когда мы говорим „политика“, это предупреждение нашим Сестрам.
– Я тебе не верю. Человеческие существа всегда создают ту или иную форму…
– Соглашения?
– Это слово ничем не хуже других!
Почему-то оно приводит ее в ярость.
Луцилла больше ничего не сказала, а потому Великая Чтимая Матре чуть наклонилась вперед.
– Вы скрываете!
– Разве я не в праве скрывать от тебя то, что может помочь тебе победить нас?
Вот тебе вкусная наживка!
– Я так и думала! – с явным удовлетворением она откинулась на спинку кресла.
– Впрочем, почему бы не открыть это? Ты полагаешь, что ниши единоличной власти всегда под рукой и их можно заполнить, но не понимаешь того, что это означает в случае моей Общины.
– О, скажи мне пожалуйста.
Тяжеловато для сарказма.
– Ты думаешь, что все можно свести к инстинктам, уходящим корнями в племенные времена и дальше. Вожди и старейшины. Таинственная мать и Совет. А до них Сильнейший (или Сильнейшая), кто заботится о том, чтобы все были сыты, что бы всех охранял огонь у входа в пещеру.
– В этом есть смысл.
Да, правда?
– О, я согласна. Эволюция форм изложена достаточно ясно.
– Эволюция, ведьма! Одно положенное на другое.
Эволюция. Смотри-ка как она бросается на ключевые слова.
– Это сила, которую можно взять под контроль, повернув ее на себя саму.
Контроль! Смотри, какой ты вызвала интерес. Она любит это слово.
– Так вы устанавливаете законы так же, как и все остальные!
– Регуляции, может быть, но разве все не временно?
– Конечно, – сказано с напряженным интересом.
– Но твоим обществом управляют бюрократы, которые знают, что, чтобы они ни делали, они неспособны внести в это ни грана воображения.
– Это важно?
Неподдельно озадачена. Взгляни, как она хмурится.
– Только для тебя. Чтимая матре.
– Великая Чтимая Матре!
Ага, она еще и обидчива!
– Почему ты не позволяешь звать тебя Дама?
– Мы не близки.
– А футар тебе близок?
– Перестань уходить от темы!
– Хочу зубы чистить, – вмешался футар.
– А ты заткнись!
И впрямь гневается!
Футар опустился на четвереньки, но явно не испугался.
Великая Чтимая матре перевела горящий оранжевым огнем взгляд на Луциллу:
– Что насчет бюрократов?
– У них нет пространства для маневра, поскольку именно вследствие этого жиреют те, кому они подчиняются. Если не видишь разницы между регуляцией и законом, силу закона имеет и то, и другое.
– Не вижу никакой разницы.
Она даже не понимает, что она о себе выдала.
– Законы выражают миф о навязанной перемене. Прекрасное новое будущее наступит, поскольку принят тот или иной закон. Законы навязывают будущее. А регуляции, как верят, придают силу прошлому.
– Верят?
Ей и это слово тоже не нравится.
– В каждом случае действие иллюзорно. Как назначение комитета для изучения проблемы. Чем больше людей в комитете, тем больше предвзятых мнений по данной проблеме.
Осторожно! Она действительно над этим задумалась, пытается приложить к самой себе.
Луцилла попыталась придать своего голосу наибольшую убедительность:
– Ты живешь в приумноженном прошлом и пытаешься понять некое неопознаваемое будущее.
– Мы не верим в предвидение.
Да нет, верит! Наконец-то. Вот почему она держит нас в живых.
– Дама, пожалуйста. В самозаточении в тесном круге законов всегда есть нечто неуравновешенное.
Будь осторожна! Ей не нравится, что ты зовешь ее Дама.
Великая Чтимая Матре поерзала в своем кресле, скрипнуло дерево.
– Но законы необходимы!
– Необходимы? Это опасно.
– Почему же?
Помягче с ней. Она чувствует, что ей что-то угрожает.
– Правит необходимость, а законы не дают адаптироваться. И неизбежно обрушивается вся система. Это как банки, владельцы которых думают, что покупают себе будущее. „Сила в моем времени! Плевать на потомков!“.
– А что могут сделать для меня потомки?
Не говори ничего! Взгляни на нее. Она реагирует на основе общего сумасшествия. Подкинь ей что-нибудь другое.
– Чтимые Матре начинали как террористы. Сначала бюрократы и террор как избранное оружие.
– Если оно у тебя под рукой, используй его. Но мы подняли восстание. Терроризм? Слишком хаотично.
Ей нравится слово „хаос“. Оно включает все, что находится вне ее. Она даже не спросила, откуда ты знаешь о ее происхождении. Она принимает наши способности как мистические.
– Не странно ли. Дама… – никакой реакции, продолжай – …как быстро восставшие подражают под власть того самого уклада, над которым одержали победу? Это не столько – яма на пути всех правительств, сколько заблуждение, поджидающее каждого, кто приходит к власти.
– Ага! А я думала, ты скажешь мне что-нибудь новое.
Это мы знаем: „Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно“.
– Неверно, Дама. Здесь действует правило более тонкое и гораздо более всеобъемлющее: Власть привлекает коррумпированных и развращенных.
– Ты смеешь обвинять меня в коррупции?
Следи за глазами!
– Я? Обвиняю тебя? Единственный, кто способен на это, – ты сама. Я лишь высказала тебе мнение Бене Джессерит.
– И не сказала мне ничего!
– И все же мы верим, что над всяким законом существует мораль, которая как сторожевой пес должна следить за всеми нападками на неизменное регулирование».
Ты употребила два слова в одной фразе, а она даже не заметила.
– Власть срабатывает всегда, ведьма. Власть есть закон.
– И правительства, которые увековечили себя на такой срок, что эта вера всегда становится спутницей коррупции.
– Моральность!
Ей плохо дается сарказм, особенно, когда она вынуждена защищаться.
– Я действительно пыталась помочь тебе. Дама. Законы опасны для всех – виновных и невинных в равной мере. Не важно, считаешь ли ты себя могущественной или беспомощной. Законы не обладают человеческим пониманием ни людей, ни самих себя.