Онтология лжи - Секацкий Александр Куприянович. Страница 1

Александр Секацкий

Онтология лжи

Предуведомление

Эта небольшая книга была написана около двадцати лет назад по мотивам одноименной кандидатской диссертации. После того как издательство предложило переиздать её, поскольку весь тираж давно разошёлся, я просмотрел текст и понял, что многие тезисы и положения книги требуют дальнейшего развития. Но это будет уже другая работа. Для настоящего издания я ограничился минимальной правкой и устранил несколько вкравшихся ошибок.

Введение

В европейской философской традиции вопрос об истине (об истинном познании, о жизненной истине и т. д.) всегда был одним из решающих; в то же время ложь достаточно редко становилась предметом специального интереса; ложь принято скорее обличать, чем исследовать. В сущности, тотального исследования лжи во всем многообразии её модусов ещё не было предпринято: затрагивались в основном этические и логические аспекты лжи.

Целью данной работы является отслеживание форм присутствия лжи в мире, выявление места лжи в структуре сущего – её онтологии, а также той меры, в которой ложь может быть устранена из теоретического и практического разума, из сферы человеческого вообще. Поэтому предметом работы является не ложное или лгущее сознание, а сознание, способное ко лжи, или Л-сознание, «это сознание» – «разумность человеческого типа». Первое, с чем мы сталкиваемся, обращаясь к философскому дискурсу истины, состоит в простом факте – истина не дана сразу. В неустранимой двойственности человеческого познания истинное познание требует некоторых усилий, выполнения специальной процедуры. Характер процедуры, которую требуется выполнить для получения истины, может быть различным: всматривание-воспоминание (Платон), доказательство (Аристотель), приведение к ясности и отчётливости (Декарт). Условием получения истины может оказаться не только гносеологическая процедура, но и, например, аскетическая (преобразование себя, выход из обычного «повседневного» состояния). Однако в любом случае истину приходится искать, до неё нужно докапываться. По мнению Платона, истина имеет особую топику – она пребывает в сфере идей (эйдосов) и непосредственно невидима; её можно усмотреть лишь особым внутренним зрением, способным проникнуть в пределы сокрытого. Понимание истины как чего-то противоположного видимому является преобладающим и в дальнейшей философской традиции. Но если «сущность» противополагается «видимости» (или «кажимости», «явлению»), то свойство «быть невидимым» оказывается моментом собственного определения сущности. Согласно Гегелю, сущность просвечивает через собственную видимость, но, помимо этого, сущность явлена и в иновидимости, и как раз иновидимость покрывает сущность неким покровом, многоцветьем наличного бытия, в котором собственное свечение сущности (истина) едва различимо.

Принципиальное разделение мира на «явленное» и «скрытое» приходится отнести к условиям возможности самого сознания; точнее – к видеологической раскладке «этого сознания». Именно так de facto поступает Кант, помещая мир вещей самих по себе (ноуменов) по ту сторону видимого; однако необходимость невидимого горизонта (в чем-то тождественного сфере эйдосов Платона) не вызывала у Канта сомнений. Основное возражение, выдвигаемое Гегелем, о том, что сфера сущностей, вещей в себе, становится излишней, коль скоро никак не сказывается в дальнейшем, разумеется, приходила в голову Канту, однако он не дал эксплицитного ответа на легко предвидимое возражение. Ответ, с известными вариациями, был дан Гегелем и Гуссерлем. Он вкратце сводится к следующему: для того чтобы нечто стало видимым, его требуется не только высвечивать, но и оттенять; речь может идти о негативном условии возможности сознания, о непрозрачном, скрытом горизонте (если оставаться в пределах паноптической метафоры).

Любопытно, что Хайдеггер, пытаясь избежать отождествления истины и невидимости, принципиально определяет истину как «не-сокрытость» («алетейя»). Но, во-первых, эта несокрытость погружена в забвение бытия, а, во-вторых, потаённость и спрятанность – вовсе не единственный способ сокрытия.

Стекло скрыто, невидимо, поскольку оно прозрачно, так как смотрят сквозь него. Самое прозрачное и ясное стекло лучше всего и сокрыто. Ещё более оно сокрыто, если происходящее за ним открывает жизненно важный вид и сразу приковывает внимание. Отнесём стекло к «поверхностям-1» и отметим: сознание устроено так, что «поверхности-1», или «первые поверхности», для него невидимы, ибо прозрачны.

Есть и другой род невидимых поверхностей, которые мы назовем «поверхности-2», или «вторые поверхности». Они, напротив, отражают все лучи (зеркальный эффект), и благодаря их возвратному потоку (рефлексии) виден человек глядящий в них. Сознание устроено так, что «вторые поверхности» для него так же невидимы, и лишь эта двойная невидимость задает онтологическое место субъекта (или, словами Канта, отвечает на вопрос: «как возможен субъект?»). Продолжая оптическую аналогию, выделим «поверхности-3», или «третьи поверхности», образуемые из разных степеней оплотненности и прозрачности, где можно «рассчитать процент» присутствия субъекта и объекта, а также топику такого присутствия. Это – существа, предметы, эталоны, замыслы, идеи, химеры – они и составляют содержание познания по преимуществу.

Наконец (отнюдь не для исчерпания всех возможных случаев), выделим класс «поверхностей-4», или «четвертых поверхностей», – «черных ящиков», ничего не пропускающих и ничего не отражающих. С точки зрения оптики они неотличимы от «поверхностей-1» (в обоих случаях световой луч не способен принести никакой информации), но тут аналогия с оптикой и кончается. Сознание устроено так, что «поверхности-4» для него видимы. В философии зафиксировано множество описаний «четвертых поверхностей», и спор шёл главным образом об их статусе. Среди самых важных результатов можно отметить Кантову «вещь в себе». Она непознаваема (что верно для «аналитической оптики»), но она ведь выявлена, и даже задано её место во взаимодействии сознания и мира. «Поверхности-4», или «вещи в себе», должны иметь определенные различия между собой, хотя бы различия в локализации, неотождествленности координат в топике сознания.

Такое разграничение классов «поверхностей», или «зон явленности», всякого возможного содержания назовем видеологическим устройством разума. И сразу же возникает вопрос: не может ли оказаться так, что невидимость некоторых вещей выступает в качестве конструктивной иллюзии, только более фундаментальной, чем та, что лежит в основе возможного восприятия? Так что нечто само по себе ложное (иллюзорное) служит необходимым условием работы сознания, без выполнения которого нет ни самого сознания, ни такого состояния сознания, как «истина»?

Чем является ложь до того, как обретает функцию «быть противоположностью истины»? Чтобы отыскать источник лжи, надо зафиксировать его как точку сводимости всех вытекающих из него потоков.

В книге «Психология интеллекта» швейцарский психолог Пиаже, рассматривая процесс формирования восприятия, обращается к перцептивным иллюзиям, составляющим довольно многочисленную группу: кажущееся неравенство равных отрезков, неравенство равных интервалов времени в зависимости от их наполненности, иллюзия веса, когда большая бумажная коробка с металлическим шариком внутри кажется легче, чем такой же шарик без коробки и др. Как бы между прочим, в ходе рассуждений Пиаже констатирует: «Иллюзия веса, отсутствующая у дефективных, возникает к концу детства, в дальнейшем несколько уменьшается. Известно, однако, что именно эта иллюзия содержит в себе предвосхищение веса и объёма, и ясно, что она… должна естественно усиливаться вместе с интеллектуальной эволюцией». [1]