Строматы. 1-7 Том - Александрийский Климент. Страница 31

Платон философ в своих Законах говорит: «Кто хочет стать вполне счастливым и блаженным, тот уже от начала должен быть причастен истине, чтобы как можно долее прожить по правде. Такой человек внушает доверие, но его не внушает тот, кто сознательно избирает ложь. Избирающий же ложь бессознательно просто безумен, но ни то, ни другое не заслуживает жалости и никому не мил невежда, равно как и человек, не заслуживающий доверия.»²¹⁶ (2) Возможно, речь здесь идет о том же, что называется царственной мудростью в «Эвтидеме».²¹⁷ И в Политике говорится буквально следующее: «Знание, которым обладает истинный царь, есть царственное знание, поэтому каждый, кто обладает им, будь то правитель или частное лицо, имеет полное право именоваться мужем царственным, в полном согласии с его действительными способностями.»²¹⁸ (3) Уверовавшие во Христа становятся благими (xrhstoi) и по имени, и на деле, подобно тому, как управляемые царем представляют со­бой народ царский. «Мудрецы получают свое имя от мудрости, и правые правы в силу закона.»²¹⁹ Точно так же, христиане являются царями благодаря царственности Христа, и зовутся христианами по имени Христа.

(4) Далее Платон уже открыто объявляет, что «все правое должно соответствовать закону; и закон, будучи по самой природе своей здравым разумом, не содержится ни в книгах, ни в других произведениях человеческих.»²²⁰ Поэтому и Элейский гость царя и главу государства называет одушевлен­ным законом.²²¹ (19, 1) Такова природа человека, исполняющего закон и «творящего волю Отца» (Мф. 21:31.). Этот закон как бы выставлен на высоком деревянном столпе, являя собой образец божественной добродетели, видимый всем, кто способен его рассмот­реть. (2) Эллинам известно, что лакедемонские эфоры, согласно обычаю, записывали свои предписания на деревянных скиталах.²²² Мой же закон, как уже сказано, есть закон царственный и одушевленный, здравый разум.

Закон всем царь,

смертным и бессмертным, -

как поет беотиец Пиндар.²²³ (3) Спевсипп в первой речи против Клеофана вслед за Платоном пишет: «Если царская власть имеет ценность, и если истинным царем и правителем способен стать только мудрец, то и закон, будучи правым разумом, также имеет ценность.»²²⁴ И это действительно так. (4) Стоические философы придерживаются суждений, которые следуют из этого. По их учению, царское достоинство, жречество, дар прорицания, авторитет законодателя, богатство, истинная красота, достоинство и свобода являются достоянием одних лишь мудрецов. Однако, как они справедливо полагают, такого мудреца очень трудно отыскать.

V. Вера как источник мудрости и мать добродетели

(20, 1) Итак, оказывается, что все учения, о которых мы только что говорили, заимствованы эллинами у великого Моисея. Ведь именно он учит о том, что мудрецу принадлежит все, так говоря: «Потому что Бог помиловал меня, есть у меня все.» (Быт. 33:11.) (2) Мудрец является другом Бога, как он намекает: «Я Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова.» (Исх. 3:16.) Действительно, первого из этих патриархов Бог прямо называет другом (Jac. 2:23.), третьего пере­именовывает в «видевшего Бога», а второго избирает в качестве свя­щенной жертвы образом будущего искупления. (3) В эллинских поэмах говорится, что Минос в течение своего девяти­летнего правления запросто обращался с Зевсом²²⁵, однако они измыслили это уже после того, как узнали, что Бог беседовал с Моисеем, запросто обращаясь к нему как к своему другу (Исх. 33:11.).

(21, 1) Моисей был мудрецом, царем и законодателем. Спаситель же наш возвышается над человеческим естеством столь удивитель­ной красотой, что мы, стремясь душой к ней, можем любить только эту истинную красоту, «ибо он был свет истинный» (Io. 1:9.). (2) Как царя приветствовали его и несмышленые младенцы, и те из евреев, кто вовсе не веровал в него и не знал его; предвозвещали его пришествие пророки. (3) Богатство его было столь несчетно, что ничтожным счел он и всемирное владычество, и все золото, какое только находится на земле или скрыто в ее недрах. Презрел он и все блага, которыми прельщал его де­мон, и не променял своего дела на всю земную славу (Мф. 4:8—10). (4) К чему добавлять мне, что он является единственным первосвя­щенником, и только он понимает истинный смысл богослужения, будучи, Мелхиседеком²²⁶, царем мира, единственно достойный стоять во главе человеческого рода? (5) Он является и Законодателем, так как устами пророков дал закон, в котором заповедано и ясно возвещено все, что следует делать и чего надлежит избегать.

(22, 1) Кто сравнится благородством происхождения с единственным сыном Бога? Сошлемся здесь Платона, подтверждающего высказанное нами. В Федре он называет мудреца богачом, так восклицая: «О Пан возлюбленный и все вы здесь присутствующие боги, даруй­те мне внутреннюю красоту! А то, что есть у меня внешнего, пусть будет дружественно тому, что у меня есть внутри. Пусть богатым считается мудрец …» ²²⁷(2) Афинский же его гость, осуждая мнив­ших себя богачами потому лишь, что скопили много золота, так вы­ражает свое негодование: «Стать богатым, оставаясь добродетельным, невозможно — по крайней мере богатыми в том смысле, как это понимает большинство. Ведь богатыми называют тех избранных людей, которые приобрели имущество, оцениваемое огромной суммой, хотя бы и сам владелец был дурным человеком.»²²⁸ (3) «У верного, — говорит Соломон, — весь мир богатств, у неверного — ни полушки.»²²⁹ Но еще более следует доверять Писанию, которое говорит, что «скорее верб­люд сквозь игольное ушко пройдет»²³⁰, нежели богач станет философом. (4) Напротив, Писание называет блаженны­ми нищих (Мф. 5:3.), с чем соглашается и Платон: «Бедность заключается не в уменьшении имущества, но в увеличении ненасытности.»²³¹ Не в безденежье бедность, а в ненасытности. Искорени жадность к деньгам, и человек добродетельный разбо­гатеет. (5) В Алкивиаде же читаем, что порочность есть «рабское» качество, добродетель же — «достояние человека свободного».²³² «Сложите с себя тяжкое иго, — говорит Писание, — и возьмите легкое».²³³ И поэты рабское состояние называ­ют игом. В полной мере соответствует тому, что я сказал и следующее словоупотребление: «Вы проданы грехам»²³⁴. «Всякий, делающий грех, есть раб. (6) Но раб не пре­бывает в доме вечно. Итак, если Сын освободит вас, то свободны будете и истина освободит вас.» (Io. 8:34—36) (7) Именно в этом смысле афинский гость у Платона говорит об истинной красоте муд­реца: «Утверждать, что мудрец и при отсутствии теле­сной красоты прекрасен именно своими справедливыми нравственными качествами — значит говорить правду.»²³⁵ (8) «Вид его был в пренебрежении у всех сынов человеческих», — восклицает пророк²³⁶. И Платон, как мы уже говорили, в Полити­ке называет мудреца царем. Вот эти слова передо мной.²³⁷

(23, 1) Но довольно об этом. Вернемся к нашему рассуждению о вере. Прославляя мир, Платон доказывает, что вера повсюду необхо­дима: «Не прибегая к силе добродетели остаться верным и в здравом уме по время смуты невозможно. Борцы готовы умереть в битве, но многие из них гибнут из-за своей жадности. Большая часть народа дичает, забывает о справедливости, становится жестокой и неразумной. Отличаются от этой толпы лишь немногие. И если это так, то всякий законодатель, если он не лишен понимания того, что необходимо, в своих законах должен преследовать единственную цель — содействие высшей доб­родетели.» (3) Добродетель же эта есть верность, постоянно необходимая нам и в войне и в мире, во всякую минуту жизни, ибо она является совокупностью всех остальных добродетелей. (4) «Не в войнах благо и не в мятежах (не дай Бог случиться такому несчастью!), но в мире. Взаимная благорасположенность людей — вот это благо.»²³⁸ (5) Из этих рассуждений Платона бесспорно следует, что мир должен быть пред­метом сокровенных наших желаний, вера же — это мать величайших добродетелей. (24, 1) Справедливо поэтому слово Соломона: «Премудрость на устах верных.»²³⁹ И Ксенократ в своем трактате О благоразу­мии говорит, что мудрость состоит в научном знании первых причин и умопостигаемых сущностей. Благоразумие же, по его мнению, двоя­ко: одно — практическое, другое — теоретическое. И последнее он называет мудростью человеческой.²⁴⁰ (2) Поэтому-то всякая мудрость есть благоразумие, но не всякое благоразумие само по себе есть мудрость. И научное знание относительно начала вселенной достигается лишь верой, которая сама уже никоем образом не может стать предметом доказательства. (3) [Ничего поэтому нет] странного в том, что ученики Пифагора Самосского, когда их просили доказать то, о чем они говорили, ограничивались лишь кратким: «Сам сказал (au)toU» e)fa)», веря, что этих слов уже достаточно для обоснования того, что они слышали, хотя в действительности тот, кто «находит наслаждение в созерцании истины» должен быть готов усомниться в речах даже самого надежного наставника, за исключением Бога Спасителя, и требовать от него доказательств его слов. (4) Вот его подлинные слова: «Кто имеет уши слышать, да слы­шит.» (Мф. 11:15.) А кто этот слышащий? Пусть Эпихарм ответит:²⁴¹