Строматы. 1-7 Том - Александрийский Климент. Страница 33

(31, 1) Благодаря дивной перемене, которую Бог производит через веру, обращая неверующе­го в верного, вера пронизывает его одновременно и надеждой и стра­хом.

(2) Итак, вера представляется нам первым шагом к спасению. Страх, надежда и покаяние, соединенные с воздержностью и терпением, пробуждаются благодаря ей и ведут нас к любви и откровенному знанию, гносису. Совершенно справедливо потому говорит апостол Варнава: «Из того, что сам получил, я счел себя обязанным немного и вам послать, дабы вместе с верой имели вы и совершенный гносис. Страх и терпение суть как бы хранители нашей веры; долготерпение и воздержность поддерживают нас в злоключениях. Те, в которых эти добро­детели живут в чистоте, вступают в радостный союз с Богом и нахо­дят удовольствие в мудрости, разумении, научном и откровенном знании.»²⁵¹ (3) Перечисленные только что добродетели суть основы откровенного знания. Но следовательно вера еще фундаментальней, поскольку она необходима для истинного гностика не в меньшей мере, чем воздух для каждого, живущего на этой земле. Жизнь невозможна без четырех первоэлементов. Без веры невозможно знание. Итак, вера есть основание истины.

VII. О страхе Божьем

(32, 1) Отрицающие необходимость страха [Божьего], порицают закон, а вместе с ним и самого Бога, автора этого закона. То, о чем идет речь, касается троякого: правителя, правления и управляемых. (2) Если, хотя бы гипотетически, бы решим отменить закон, тогда с необходимостью окажется, что каждый предающийся удовольствиям, к которым влекут его чувственные пожелания, будет пренебре­гать всем тем, что заслуживает уважения и гнушаться священного, бесстыдно выказывая свою неправедность и нечестие, безо всякого страха греша против истины.

(3) Можно услышать мнение, что страх — это неразумное уклонение, болезнь души. Но о чем это мы? Какой смысл настаивать на таком определении страха, когда заповедь о нем дана нам самим Логосом? Заповедь содержит в себе запрет. Она устрашает угрозой наказания тех, кто в силах принять наставления. (4) Следовательно, страх не является чем-то нелогичным, напротив, он происходит от логоса. И почему же неразумно предусмотреть наказание за неисполне­ние таких заповедей, как «не убий, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй»²⁵². И если следовать софистическим определениям, можно вслед за философами назвать страх благоразумным уклонением.²⁵³ (33, 1) Однако фасилитянин Критолай недаром называет таких философов «борцами на словесном ринге». Часто наши хулители находят заповеди остроумными и вполне хорошими, если их предварительно переименовать. (2) Осторожность в этом смысле вполне согласна с разумом, так как она заставляет нас избегать вещей вредных и сопровождается раскаянием в допущенных ранее ошибках. Но именно «начало премуд­рости — страх Господень, благое же разумение у всех, кто приоб­рел ее.» (Притч. 1:7.) Здесь говорится о деле, ведущем к мудрости, началом которого является страх Божий; следовательно, страх открывает нам путь к мудрости. (3) И если закон вызывает страх, то позна­ние закона также есть начало премудрости и без закона нет мудре­ца. Стремящиеся устранить закон безумны, а следовательно и нечестивы. (4) Наставление есть начало премудрости. «Нечестивые же, — говорит Писание, — пре­небрегают мудростью и наставлением.» (Притч. 1:7.)

(34, 1) Но посмотрим, каких злых дел закон заповедует страшиться. И если те состояния, которые составляют середину между пороком и добродетелью, каковыми являются, например, бедность, болезнь, дурная слава, низкое происхожде­ние и тому подобное, вполне приемлются гражданским законодательством многих народов, то перипатетики, толкующие о тройственной природе благ и считающие злом все им противоположное, находятся в полном согласии с этим воззрением.²⁵⁴ (2) Нам же данный закон велит избегать, как зла, следующих вещей: прелюбодеяния, бесчинства, мужеложества, неведения, несправедливости, душевной слабости и смерти (не той, которая отделяет душу от тела, но той, которая отклоняет душу от истины). Вот главные пороки, действи­тельно тяжкие и ужасные, которых нужно страшиться, равно как и их последствий. (3) Как говорят божественные речения, не следует «расставлять несправедливо сети пернатым, ибо соучастники убийств многие собирают себе беды.» (Притч. 1:17—18) (4) Как же могут после этого некоторые из еретиков хулить закон, не видя исходящих из него благ, и порицать апостола, сказавшего: «Че­рез закон познание греха»?²⁵⁵ Мы ответим им на это, что закон не творит грех, но только указывает на него. Указывая, что надлежит делать, он тем самым осуждает противоположное. (5) Но учить тому, что спасительно, указывать гибельное, одно советовать, другое зап­рещать — не есть ли это один из признаков благости закона?

(35, 1) Они не поняли апостола. По его словам, через закон открылось позна­ние греха; но апостол не сказал, что источник греха лежит в законе. (2) Закон хорош, если он наставляет нас и дан нам в качестве педагога, ведущего к Христу²⁵⁶, дабы по исправлении страхом и избрании другого пути шли мы прямо к совершенству, достигаемому через Христа. «Не хочу, — как сказано — смерти грешника, но покаяния его.»²⁵⁷ Покаяние же возникает из заповеди, которая запрещает то, чего не следует делать, и поощряет благое дело. (4) Смер­тью, как я думаю, Господь в этом случае называет неведение. Слова же: «Кто близ Господа, тот исполнен ран» (Judt. 8:27.) указывают, по-видимому, на то, что приближающий­ся в познании к Богу, из любви к истине, мужественно борется с опас­ностями, страхами, заботами, страстями. «Сын наставленный ушел мудрым и спасся от зноя сын разумный; сын разумный усвоит за­поведи.»²⁵⁸ (5) «Горе тем, которые мудры в своих глазах и пред самими собой разумны» (Ис. 5:21.), — со ссылкой на Писание говорит апос­тол Варнава и потом прибавляет: «Станем же духовными; будем храмом Богу, достойными его величия. Насколько это в наших силах, поза­ботимся о страхе Божием, соблюдая его заповеди, обретая радость в исполнении Божественных оправданий.»²⁵⁹

Таков смысл Божественного речения: «Начало премудрости — страх Божий.»

VIII. Гностики Василид и Валентин о страхе

(36, 1) Интерпретируя эти слова, последователи Василида говорят, что Архонт, услышав слова Духа-служителя (tou­ diakonoumenou pneumatoj)²⁶⁰, был потрясен, не ожидая услышать и увидеть столь великую и благую весть. Это его потрясение было названо страхом, который является началом мудрости, распределяющей, разделяющей, совершенствующей и восстанавливающей (filokrinhtikh­j te kaiU diakritikh­j kaiU telewtikh­j kaiU a)pokatastatikh­j). Ведь [Бог] сущий надо всем (o(e)piU pa­si) дает начало не только космосу, но и разделению избранных [родов].

(36, 2) Валентин, кажется, имеет в виду нечто подобное, когда в одном из своих писем пишет следующее: «Ангелов охватило нечто подобное страху перед этим творением [Адамом], когда он произнес слова, которые превосходили его тварную природу, благодаря семени высшей природы, которое было невидимо в него вложено и свободно выразило себя через него. (3) Поэтому в поколениях земных людей человеческие произведения пугают самих же создателей, например, статуи, образы и все тому подобное, созданное людьми во имя Бога, [вызывает страх]. (4) Именно таким же образом, Адам, будучи слепленным во имя Человека, вселил [в ангелов] страх перед этим Человеком, сущим от начала, как будто он сам присутствовал в нем. [И ангелы], потрясенные до глубины души, немедленно скрыли²⁶¹ свою работу.»

(37, 1) Но поскольку существует только одно начало, как это будет видно в дальнейшем, то отсюда становится ясным, что эти люди измышляют бессмысленные несуразицы. (2) Так как Бог счел необходимым еще прежде ниспослания Господа дать людям предварительное образование че­рез закон и пророков, то страх Божий и назван был «началом ­мудрости», тот страх, провозвещенный Господом через Моисея, который направлен против сердец непослушных и жестоких. Того, кто не избран Господом, укрощает страх. (3) Логос, наш наставник, предвидел это заранее и поэтому предусмотрел подходящее средство, сообразно со своим замыслом очистив его для исполнения благочестивых дел. (4) Потрясение (e)kplhci») — это страх, возникающий в связи с неким неизвестным или неожиданным событием, как, например, при получении неожиданного известия. Страх же — это безмерное удивление по поводу вещей только что произошедших или существующих.²⁶² (5) Они не понимают, что через это «потрясение» они приписывают страсти прославляемому ими великому Богу, которого сами же помещают в «неведении» и до всякого еще потрясения. (6) Но если неведение было еще до потрясения, а потрясение и страх являются «началом Мудрости»²⁶³, то получается, что неведение это является первой причиной, предшествующей Мудрости Бога, сотворению мира, равно как и восстановлению избранных. (38, 1) Было это неведение неведением добра или зла? Если неведением добра, то почему же оно прекращается, когда потрясение проходит? В таком случае Небесный Посланник, про­поведь и крещение утрачивают всякий смысл. Если же неведение это было неведением зла, то каким обра­зом зло оказалось причиной возникновения вещей добрых? (2) Но если бы неведение не предшествовало всему остальному, то не сошел бы и Посланник с небес и не поразило бы Архонта изумление, как они говорят, и страх не стал бы началом Мудрости, которая руководила его действиями по выделению избранных из среды иных космических существ. (3) Если бы страх перед Человеком, сущим от начала, заставил ангелов обратиться против собственного создания потому, что некая высшая сущность была предварительно помещена в это творение, то остается предположить, что они либо впали в состояние беспочвенной ревности (но трудно поверить, чтобы ангелы, как дети, были обречены на полное непонимание смысла собственного же труда); (4) либо, напротив, они действовали так с умыслом (но в этом случае они никогда не задумали бы такое творение, на которое, как они знали заранее, пришлось бы наложить руки; не были бы они и поражены изумлени­ем при виде своего создания, если бы в силу своего предвидения они распознали бы в нем семя высшей природы); (5) либо, наконец, остается предположить, что именно в силу присущего им совершенного откровенного знания они решились на такое деяние. Но и это невозможно, ибо должны же были они понимать, к чему приведет попытка замыслить недоброе против Человека в Плероме, против человека, «созданного по подобию», в ком, как они знали, виден сам первообраз и, в согласии с остальным откровением, бессмертие.²⁶⁴