Строматы. 1-7 Том - Александрийский Климент. Страница 43

(2) Живет он с Господом, будучи его «собеседником»³⁷⁷ и пребывая с ним в духовном единении. Чистый телом и сердцем, он освящен Логосом. (3) «Мир распят ему, — говорит апостол, — и он миру.»³⁷⁸ Неся крест Спасителя «следом за ним по пятам, как за Богом»³⁷⁹, он и сам святой из святых.

(105, 1) Божественный закон, не оставляя в стороне ни одну из добродетелей, особенно призывает к воздержности, служащей осно­ванием и для всех остальных. Он наставляет нас в науке воздержания, начиная с запрета на употребление в пищу мяса некоторых животных, особенно тучных, например, свиней, отягченных жи­ром. Ведь такая пища прилична тем, кто находит отраду лишь в застоль­ных наслаждениях. (2) Говорят, что один из философов выводил слово свинья (u(­») из выражения приносить в жертву (qu­»), поскольку это животное годно лишь для жертвы и на заклание. И действительно, жизнь ему как будто затем только и дана, чтобы утучнять свое тело. (3) С этой же целью закон запрещает употребление рыб, не имеющих плавников и чешуи, ибо мясо именно этого рода рыб особенно жирно.

(106, 1) Здесь же, думаю, скрывается и смысл того, что посвященным в мистерии не только возбранялось касаться некоторых животных, но и употреблять в пищу некоторые части жертв по причине, которая известна только посвященным. (2) Если следует ограничивать сладострастие и сексуальную страсть, то ясно, что этим постановлением Господь давно уже заповедал искоренение страстей. И мы достигнем этой цели, если искренне будем воздерживаться от всего, что воспламе­няет желания или сладострастие. (3) Некоторые утверждают, что наслаждение есть нежное и приятное воздей­ствие, воспринимаемое чувством. (4) Говорят, что после взятия Трои Менелай сначала хотел убить Елену, бывшую причиной столь долгих и ужас­ных бедствий, но порабощенный сладострастием и ее красотой, на­помнившей прежнее наслаждение, не в силах был исполнить заду­манное. (107, 1) По этой причине он стал объектом постоянных насмешек трагических поэтов:

Ты нежные едва увидел перси,

И меч из рук упал… Ты целовать

Изменницу не постыдился, — псицу.³⁸⁰

И еще:

Иль красота мечи заворожила?³⁸¹

(2) Разделяю мнение Антисфена, который говорит: «Если бы я пой­мал Афродиту, то пронзил бы ее стрелой. Скольких прекрасных и честных женщин она развратила!» (2) Тот же Антисфен называл эрос «природным злом». «Те же несчастные, — говорит он далее, — что позволяют себе впасть в эту беду, назы­вают мучащую их болезнь божеством.»³⁸² Отсюда видно, что люди побеждаются сладострастием лишь по неопытности и неведению. Поддаваться ему не следует, хотя бы оно и называлось божеством и допускалось Богом для размножения и продолжения человеческого рода. (4) Ксенофонт открыто клеймит сладострастие именем пороч­ности, говоря: «Несчастная, что ты понимаешь в прекрасном? Что знаешь о том, чего желаешь? Ты не хочешь подождать даже, пока желание приятного родится в тебе. Ты ешь прежде, чем ощущаешь голод, и пьешь раньше, чем явится жажда. Чтобы наладиться едой, ты мучаешь поваров, (5) а чтобы пить с приятностью, заказываешь дорогие вина и летом бегаешь повсюду в поисках льда. А для того, чтобы спать с приятностью, требуешь не только мягкой посте­ли, но и подставки под нее.»³⁸³

Поэтому-то, как говорит Аристон, «для отражения нападок четырех этих союзни­ков — сладострастия, печали, страха и вожделения — требуется много трудов и долговременная борьба, ибо они

Глубоко проникают в нас и ранят,

Тревожа сердце смертных.»³⁸⁴

По Платону, «сладострастие делает мягкими, как воск даже души величавых и сильных», ибо «всякого рода сладострастие и вся­кая скорбь приковывают к телу»³⁸⁵ душу того, кто отдается страстям и не защищается от них крестом. (3) «Погубивший душу свою, — говорит Господь, — спасет ее»³⁸⁶, или добровольно подвергая ее опасностям ради Спасителя, как сам он сделал это ради нас, или отрешая ее от утех повседневной жизни. (4) Если и вправду желаешь достигнуть отрешенности, отвратить и отгородить (именно это означает крест) свою жизнь от наслаждений и услад, то тем самым найдешь ее в жизни, на которую мы надеемся и которую обретаем в ожидании успокоения.

(109, 1) «Попечение о смерти»³⁸⁷ приучает довольствоваться лишь теми желаниями, которые необходимы в силу самой природы и которые, если они не превосходят пределы допустимого и не противоестественны, не превращаются в греховные наклонно­сти. (2) «Итак, облечься надлежит во всеоружие Божие, чтобы можно нам было стать против козней диавольских»³⁸⁸, ибо «оружие наше не плотское, но сильное Богом на разрушение твердынь: им ниспровергаем замыслы и всякое пре­возношение, восстающее против познания Божия, и пленяем вся­кое помышление в послушание Христу,»³⁸⁹ — гово­рит божественный апостол. (3) В этом сила человека, кото­рый ни к чему не привязывается и не смущается в ситуациях, обычно порождающих страсти, таких как богатство и бедность, слава и безвестность, здоровье и болезнь, жизнь и смерть, труды и наслаждения. (4) Чтобы достигнуть непоколебимости в столь противоположных состояни­ях, нужно соединять в себе много превосходных качеств, ведь пре­жняя жизнь довела нас до крайней слабости, дурное воспитание и обычаи увлекли на край погибели, а неведение откло­нило от правого пути.

(110, 1) Смысл нашей философии прост. Все страсти есть отпечатки, сде­ланные на нашей нежной и податливой душе, и являют собой как бы клейма, впечатанные в нее некими духовными силами, «против которых мы боремся». (Еф. 6:12.) (2) Ибо дело злых сил, полагаю, заключается не в чем другом, как в стремлении запечатлеть в каждом человеке какую-либо частицу своей природы, дабы нас, от них отрекших­ся, победить в борьбе и поработить. (3) Понятно, что иные из нас сдаются сами. Тех же, кто вступает в борьбу с напряжением всех сил и ведет ее по всем правилам боевого искусства, злые духи, по­чтив всякого рода противоборством и допустив к получению венца не иначе, как немалым потом и кровью, оставляют наконец в покое, освобождают от дальнейших нападок и признают победителями.

(4) Из тел движущихся одни влекутся своими желаниями и представ­лениями (таковы животные), другие же — посторонними силами (таковы тела неодушевленные). Некоторые утверждают, что и из неодушевленных предметов некоторые, например растения, наделены двигательной способностью, позволяющей им расти (если только признать, что растения относятся к пред­метам неодушевленным). (111, 1) Камням свойственно особое, только им при­сущее состояние. Растениям свойственна способность к росту. Бессловесным животным, помимо двух предыдущих свойств, присущи стремление и способность восприятия. (2) Но способность рас­суждать доступна лишь человеку.³⁹⁰ Вследствие этого душа человеческая не должна сле­по повиноваться животным побуждениям, но выбирать, не увлекаясь предметом выбора. (3) Душам, падким на обольщения, упомянутые нами силы преподносят в заманчивом свете и красоту, и славу, и любовные утехи, и всякого рода чувственные услады, поступая подобно пастухам, которые сманивают за собой животных, помахивая перед ними зеленой веткой.³⁹¹ Затем, обольстив тех, кто не смог отличить истинное наслаждение от ложного и прикрасы временные и суетные от красоты священной, они порабощают беспечных и уводят их в плен. (4) Всякое решение, немедленно отражаясь на душе, оставляет запечатленным в ней свой образ. В результате душа, сама того не ведая, носит в себе этот отпечаток страсти и никогда не расстается. Причина же лежит в предложенном соблазне и нашем согласии его принять.

Критика воззрений Василида и Валентина

(112, 1) Последователи Василида считают, что страсти прилипают к душе (prosarthmata). Некие духи первыми пристают к разумной душе, смущая ее и беспокоя, а вокруг них и на их основании вырастают другие, иного рода, такие как духи «волка», «обезьяны», «льва» или «козла». Каждый из них на свой манер вызывает в душе желания, свойственные этим животным, как они говорят. (2) И люди так привыкают к ним, что сами начинают подражать этим животным, имитируя не только поведение и желания неразумных тварей, но даже движение и красоту растений (futw­n kinhmata kaiU kallh), в тех случаях, когда духи растительной природы приросли к ним. (113, 1) Они имитируют даже свойственное неживой природе, например, твердость алмаза.³⁹² (2) Но мы остановимся на этом вопросе подробнее, когда речь пойдет о душе. Если сказанное верно, то человек, согласно Василиду, напоминает деревянного коня из поэтического мифа, в чьем чреве поселилась целая армия различных духов.³⁹³ (3) Сын Василида Исидор в книге о прилепившейся душе (PeriU prosfuou­j yuxh­j) говорит в опровержение своих же положений буквально следующее: (4) «Если мы покажем, что душа не проста и что прилепившееся к ней заставляет ее испытывать дурные страсти, то даже самые дурные люди получат отличный способ самооправдания. «Нас заставили, — скажут они, — нас вели насильно, мы поступали против своей воли, сами того не желая». Они найдут себе оправдание в этом аргументе, даже если сами и по своей инициативе поступали зло и не противостояли дурному влиянию.» (114, 1) «Силою разума следует бороться против низменных тварей, которые сидят в нас!» (2) Исидор, подобно пифагорейцам, о которых речь пойдет далее, полагает, что в нас сосуществуют две души.