Хорёк (СИ) - Иванников Алексей Алексеевич. Страница 17

Мне ведь и так уже один раз крупно подфартило: когда я не отправился вместе с Коляном и его подручными в колонию. Впаяли им тогда, кстати, по полной: вернулись они где-то лет через пять, хотя из всей компании я видел только одного. Борька – жирный заматерелый боров – прошёл как-то по улице мимо, не заметив или не узнав меня, хотя я тоже не горел желанием общаться с ним. Это был уже прошедший огонь и воду рыжий хряк, с которым мало кто захотел бы столкнуться в тёмной подворотне, так что я тоже предпочёл обойти его стороной. А то мало ли? Он ведь мог предъявить мне претензии: он ведь отсидел, а я – нет, так что наверняка он захотел бы какой-нибудь компенсации. Но что касается двоих других: то с ними тогда встретиться не довелось, просто потому, что тогда меня самого посадили.

Вы хотите подробностей? Ну, когда я однажды ошивался на рынке и оттачивал мастерство – вы понимаете? – то по неосторожности запутался в сумке у какой-то тётки. Толстый упитанный кошелёк, который я приметил среди её вещей, оказался таким большим, что не захотел вылезать наружу. Жадность фраера сгубила! Вместо того, чтобы оставить кошелёк, я дёрнул его на себя, ну и тётка, разумеется, впилась в меня клешнями. А визгу-то было, визгу, как будто я хотел её убить или изнасиловать, тем более что в кошельке оказались такие мелкие деньги… Стыдоба просто!

Я помню, как хотел сначала убежать, но тётка уже визжала на весь рынок, созывая свидетелей и очевидцев – хотя кто чего там мог видеть? Тогда я попытался закосить под дурачка: сдвинув глаза в точку, я что-то быстро залопотал, изображая лёгкую олигофрению. Но тётка орала, что уже однажды у неё спёрли кошелёк – да-да, именно на этом самом рынке, и теперь она знает – кто это сделал, и пока она не получит свои деньги назад, а меня не отправит в зону: то не успокоится.

Так что попал я как кур в ощип, причём в первый раз общипал её не я: а что хотела визгливая наглая тварь, выставляя напоказ свои любимые причиндалы? Любой уважающий себя вор накажет такую дуру, таскающую открытую всем взглядам сумку, как бы приглашая заглянуть внутрь, хотя что там может найтись интересного? Занимаясь позже этим делом на профессиональной основе, я составил примерную коллекцию. Кошелёк, большой и жирный, с одним-двумя червонцами – это тогда, на заре моей карьеры – пара грязных платков, губная помада, пудреница с давно израсходованным порошком, куча чеков и квитанций, пара завалявшихся реклам: труха, труха, труха… Ну и мобильник: как правило китайская дешёвка, за которую получить можно разве что рублей пятьсот или тысячу, если по новым деньгам.

Так что большого навара с такой вот тётки ждать было бесполезно, а неприятностей я получил… Появившийся мент сразу поволок меня в отделение, и что я мог сделать, ведь настырная тётка не собиралась отставать и всё визжала, что именно я спёр у неё кошелёк несколько месяцев назад? Я даже не имел возможность договориться: поговорив с ментом один на один, я мог бы предложить ему отступное, но где там. Мы добрались в отделение, и меня тут же взяли в оборот. То есть попытались навесить всё, что у них там за долгое время накопилось. Тем более что попался я впервые, и наобещать они могли что угодно.

За что бы поубивал я всех ментов: это вот за манеру навешивать чужие грехи на постороннего человека. Им же надо отчитываться, вот они и придумывают вечно, как можно на случайно подвернувшегося человека записать чьи-то подвиги. Абсолютно бездоказательно и надумано, надо только, чтобы запуганный человек, ничего уже не соображая, просто поставил свою закорючку на странице, которую заранее надиктовали подлые лживые языки. И попавшийся на одной мелкой краже превращается вдруг в матёрого вора-рецидивиста, по недоразумению уходившего пока от бдительного ока надёжных служб, зато теперь он может получить наконец по полной программе!

Примерно такой фокус эти сволочи пытались провернуть со мной. Они не побрезговали даже грязными штучками: подсаженный в камеру стукачок целую ночь нашёптывал, что будет со мною в зоне, куда я обязательно попаду, если не приму на себя чужое. Интересно, на какого идиота они рассчитывали, пытаясь внушить мне, что гораздо большие грехи приведут к меньшим последствиям? Выслушав шепелявую гниду я, разумеется, не поверил ему: хоть он и испортил мне ночь, но на следующий день, когда меня наконец поволокли на допрос, я был уже вполне подготовлен. Применяемые к другим методики в этот раз не дали результата: очень уж нагло и нахраписто пытался молодой борзый следак навесить мне чужие подвиги.

Вначале, разумеется, его интересовало, не я ли спёр кошелёк у вчерашней тётки несколько месяцев назад. Алиби? Какое алиби?! Вы сначала докажите, что вчера я вообще что-то пытался украсть, вы разве не видите: какой я дохлый и больной? А то, что моя рука оказалась в тёткиной сумке и была поймана с зажатым кошельком – это чистая случайность, стечение обстоятельств, рука у меня взяла и сама дёрнулась!

Примерно так я строил свою защиту, возводя один за другим барьеры на пути его неумеренной фантазии, выплёвывавшей одно обвинение за другим. Это я регулярно работаю на двух троллейбусных линиях, доставляя столько головной боли отделению? Или: а не я ли вытащил у такого-то терпилы такого-то числа в продуктовом магазине кошелёк из заднего кармана? Ну и прочее в том же духе, с разными датами и попавшими на деньги неудачниками.

Разумеется, я от всего открещивался: среди обвинений попалось на самом деле одно, к которому я действительно имел отношение, прочее же являлось наглым поклёпом. «А как я мог это всё сделать, я ведь учусь в школе!» Я как раз заканчивал последний одиннадцатый класс, и свободного времени, между прочим, у меня оставалось совсем немного. Но гнида хорошо подготовился: из зачитанной им характеристики на меня, которую он успел уже получить в школе, вытекало, что я чуть ли не матёрый урка! Каким-то образом там оказалась информация и про игры на деньги, и мои барыжные дела, и даже кое-какие намёки на дела поважнее. Каким-то образом – и явно не случайно! – он узнал про мои отношения с Николаем Наумовичем, вот только непонятно как самая значительная часть этих отношений – курьерская подработка – осталась скрытой под водою, а видной всем верхушкой айсберга стали спекуляции клеем и прочей мелочёвкой.

Так что он решил, что я вполне подхожу, чтобы навесить на меня кучу всякого говна. Чего проще: поставил закорючку там, где указывает его лапка – и получи свою пятёрку!

Однако совсем не того идиота, что он представлял себе, получил он в собеседники. На все – без исключения! – вопросы я давал отрицательный ответ: я совсем не собирался переть у тётки её драный кошелёк, и тем более не имел никакого отношения к её предыдущей пропаже; кражи в троллейбусах: да вы что, я вообще катаюсь на троллейбусах раз в сутки – утром, нагруженный тяжёлой сумкой, и как же я могу в таких условиях лазить по карманам? Что же касается всех остальных обвинений: то они яйца выеденного не стоят!

Однако гнида не собирался отступать: новый листок, подсунутый им, содержал постановление на обыск и арест: в случае необходимости. Кажется, так это называется? И через пару часов – не откладывая дела в долгий ящик – меня уже вытаскивали из ментовской тачки у подъезда собственного дома, а потом – под перекрёстными взглядами соседей и знакомых – сопровождали в квартиру, где побелевшая от испуга мать уже ждала непрошенных гостей. Разумеется, она знала с самого начала, что меня замели, но где ей было догадываться, что злобные твари зверски настроены и не собираются ограничиваться простым задержанием? И тем более где ей было знать про богатый тайник, который в конце концов и подвёл меня, превратив мелкое примитивное преступление в настоящее полноценное дело?

Не, если б не тайник, ничего бы эти гниды не добились. Я ушёл бы в несознанку, и впаяли бы мне месяца три – не больше. Но когда один из ментов дёрнул за плинтус, и оттуда выкатилась увесистая жирная пачка: всё потекло совсем по другой колее. «Это не моё, я понятия об этом не имел!» Что бы я ни говорил, меня просто не слушали: они хотели меня замести, и они замели, тем более что там имелись отпечатки, которые уже на следующий день были сопоставлены с моими, и хоть ни одна из бумажек не оказалась нигде засвечена, этого им хватило.