Хорёк (СИ) - Иванников Алексей Алексеевич. Страница 2

Разумеется, я говорю о себе: стал бы я так долго распространяться на абстрактные темы, если бы дело не касалось меня. Своя рубашка – даже драная – всегда ближе к тощему загорелому телу, чем чужой накрахмаленный фрак. Фрак же хочется или спереть, или в крайнем случае измазать в какой-нибудь грязи, чтобы его обладатель не выпендривался перед всеми, демонстрируя свои могущество и богатство. Именно такие причины всегда двигали мною, именно потому я и оказался в конце концов на этих грязных вместительных нарах, и именно поэтому вы и пришли ко мне. Скажете – не так? Конечно, если рассуждать логично, то вы просто интересуетесь криминальным миром – я так, кажется, понял – и в процессе знакомства вам попала на глаза моя история. История, безусловно, нестандартная – с чего бы вдруг талантливый вор-карманник переквалифицировался в мокрушники, сразу перечёркивая блестящую карьеру? Я ведь не только убил то самое злосчастное существо и нескольких близких ему людей, но и дал поймать себя! Причём попался из-за собственных глупостей и ошибок: явная потеря обычной концентрации стоила мне кучу времени, которого вполне хватило бы на обеспечение алиби – кажется, так любят называть это сыщики и журналисты? Вы не журналист? И кто же? Социолог? Ах, учёный, занимающийся окружающим нас бардаком и желающий выудить из него какие-то закономерности? Ах, вы ещё и собираете материалы для диссертации: для кандидатской? На тему? Вы не удивляйтесь, что я так подробно расспрашиваю: сидя уже пятый год на нарах, я нашёл себе интересную отдушину. То есть я всегда любил читать научно-популярную литературу, просто далеко не всегда были у меня такие возможности. Теперь же у меня куча времени и долгие-долгие ещё годы впереди, когда я могу заняться самообразованием. Аттестат за одиннадцать классов – всё, что есть, где уж было просвещаться и образовываться, так что именно тут я получил такую возможность. Я даже подумываю о поступлении в институт: разумеется, на заочное отделение. Как вы думаете, меня примут? Хотелось бы хоть к сорока годам получить диплом, чтобы не воспринимали посторонние как дебила или слабоумного, кроме тех случаев, разумеется, когда я сам захочу взять на себя такую роль. Ведь получится?

Мне не так много: тридцать восемь, в декабре будет тридцать девять. Надеюсь ли я выйти отсюда? Надеюсь: несмотря на жестокий приговор и почти полную безнадёгу, опирающуюся на такой срок. Двадцать пять лет – это не шутки, не все столько и живут, мне же предстоит провести их здесь – за колючей проволокой и крепкими засовами, так что, если не будет поблажек, то выйду я только в пятьдесят девять.

Разумеется, я всё делаю для того, чтобы получить амнистию или хоть какую-то скидку, но пять трупов – это пять трупов. О четырёх из них я до сих пор сильно жалею, о чём я не уставал повторять и во время процесса, и после, но чего не вернёшь, того уже не вернёшь… Абсолютное стечение обстоятельств, несчастливая судьба, небольшая ошибка в расчётах: и чтобы выбраться из дома, пришлось убивать ещё четверых. Пистолетом, разумеется пистолетом: разве смог бы я нанести вред взрослому человеку каким-нибудь ножичком? Я бы просто не достал, да и потом: одно дело – когда ты нажимаешь пальцем на курок, и противник просто падает, совсем же другое – когда ты втыкаешь ему нож куда-то в тело. Он же ведь будет защищаться и бить тебя в ответ, стараясь ударить побольнее! А хлещущая кровь? Я совсем не слабак, но даже мне от такого зрелища может стать плохо. Так что в дом я полез с пистолетом и твёрдо поставленной целью: рассчитаться с негодяем за всё, что вытерпел от него. Разумеется, я говорю о главе семейства: Блыднике-старшем. Одна только фамилия о многом говорит! Просто так не раздаются такие фамилии, вы-то как социолог должны понимать. Редкая сволочь, поверьте мне на слово, и если бы не я пришил его тогда, это сделал бы кто-то другой. А как страдали от него другие официанты и особенно официантки – он ведь, несмотря на старпёрский уже возраст, проходу никому не давал! Слишком долго ни одна у него не задерживалась, кроме тех, разумеется, кто позволял ему всё что угодно. Мужчин же просто унижал и третировал, как будто они были рабами, обязанными делать всё для властного хозяина. За что и поплатился в конце концов, чего я совершенно не стыжусь и о чём совершенно не жалею, несмотря даже на жестокий приговор и туманные перспективы. Если бы имелся выбор, я бы всё равно достал ублюдка, тем или иным способом заставил пожалеть его обо всём, просто сделал бы это умнее и без лишних жертв. И мы сейчас не трепались бы в узком тесном кабинете, и встретиться имели шанс только в совершенно другом качестве.

Как: вы уже уходите? Но вы ещё придёте? Не хотелось бы потерять такого собеседника. Тут ведь особо и общаться-то не с кем: с конвоирами запрещено, среди же заключённых найти кого-то приличного тоже практически невозможно. Здесь же особая зона! Убийцы, маньяки и садисты: совсем не моя среда, хотя я тоже не лыком шит. Но не до такой же степени! То, что я здесь – стечение обстоятельств, не больше того, они же всей своей жизнью прокладывали дорогу сюда, честно заслужив пожизненные места в своих камерах-одиночках. Так что вы ещё придёте? И тогда я уже гораздо лучше смогу удовлетворить ваш интерес, и я расскажу о таких вещах, что ваши коллеги изойдут слюною от зависти и злобы и сильно пожалеют, что не хватило у них смелости отправиться в эту глушь, где спрятан такой богатый и обширный материал!

II

Добрый день. Прошла всего неделя, а вы уже здесь. Я забыл спросить в прошлый раз: а вы не из Москвы? Я ведь сам не местный, и всю жизнь провёл в столице. Было бы тогда вдвойне приятно. Нет? Ах, из области. Значит, не совсем ещё загнулась наука за кольцевой, это не может не радовать. Я ведь так понял: что с наукой нынче совсем паршиво. В загоне она и в унынии, и только где-то по углам шуршат э… учёные, перебирая старые бумажки. Как, нет?! Может, это касается вашей области, а так, насколько я понял, в-основном-то разруха и хаос. Ну, бардак, помноженный на нищету. Ах, у вас специальная программа? И где же? В областном университете? Это на что же выделяют у нас нынче деньги, за исключением нанотехнологий? Надеюсь: вы не в рамках подобной программы работаете: что-нибудь типа «Нанопреступность в России»? Шучу-шучу. Ах, понятно: предотвращение и профилактика преступности. Ну-ну. Нет, я понимаю, работа у вас такая и тема диссертации, видимо, тоже. Угадал? Разумеется, да. И чем же вас заинтересовала моя история? Ах, меня рекомендовало руководство тюрьмы. Ну ещё бы: я же, можно сказать, встал на путь исправления, и, в отличие от большинства местных сидельцев, совсем не потерял человеческий облик. Вы не общались с соседом справа по коридору? Он же просто какой-то зверюга, давно уже разучившийся нормально объясняться с людьми. Каждый раз, когда его выводят из камеры, охранникам приходится приводить его в чувство. Возможно, по нему давно уже дурдом плачет, просто кому это нужно: лечить старого выжившего из ума маньяка.

Я хорошо понимаю местное руководство: пускай уж лучше этот скот тихо подыхает в своей берлоге, а не портит кому-то жизнь. Наверняка и на свободе – в прежней жизни – всем общавшимся с ним приходилось нелегко, а уж сейчас – когда он постарел и обрюзг: это вообще сомнительное удовольствие. Видел я его пару раз: здоровый губастый детина со взглядом упыря и дебила. Вот с таким бы я точно не захотел сидеть в одной камере или просто знакомиться: он ведь убьёт не задумываясь, просто чтобы попробовать на ощупь горло очередной жертвы. Интересно, сколько на нём висит? Наверняка ведь намного больше, чем на мне. Ну и мерзкий характер ничем не скроешь: когда на него находит, он протяжно долго воет и что-то бормочет. Как будто он из оборотней, затесавшихся среди нормальных людей. Когда же вой доходит до максимума, то даже охрана не выдерживает и вламывается к нему в камеру. Вот тогда бывает представление! Они лупят его, ногами и дубинками, заставляя верещать ещё громче, пока наконец не вырубают. Только тогда можно наконец успокоиться и заснуть всем окружающим этого ублюдка, в противном же случае – если его не успокоить – ещё одна бессонная ночь обеспечена. Я даже просил перевести меня в другое место: но местные бюрократы абсолютно такие же, как на воле, зачем им стараться и шевелить лапами, если этого можно и не делать. Так что приходится терпеть жуткое соседство с надеждой на то, что недолго уже ему осталось топтать землю и как-нибудь он всё-таки загнётся.