Фактор вознесения - Рэнсом Билл. Страница 6

Кэлан мог закрыть глаза и ничего не видеть, но уши заткнуть не мог, потому что все еще цеплялся за рюкзак. И он слышал тихий мамин плач и ругательства охранников, выволакивающих тела мятежников и дубинками отгоняющих от входа толпу.

– Ох, сыночка! – тихонько подвывала мама. – Это не место для тебя! Да и никому другому тут тоже не место!

Кэлан успокоился, он больше не слышал криков охраны и стонов побитых: в маминых объятиях было тепло и уютно, и он обеими руками прижимал к груди рюкзачок с рисом.

Раджа Флэттери, директор, снова проснулся от собственного крика. Всегда один и тот же кошмар: жуткая бесформенная масса облепляет его голову, а затем отрывает ее от шеи. Тела он больше не чувствует, но голова по-прежнему мыслит и откуда-то знает, что ей придется бессильно наблюдать продолжение экзекуции. Щупальца массы тянутся к телу и, превратившись в женские пальцы, начинают кусок за куском отрывать мясо от костей с противным тихим треском – словно спичку зажгли… Он проснулся от тщетных попыток вернуть свою плоть на место и приладить ее к костям.

Этот кошмар терзал его каждую ночь все двадцать пять лет с тех пор, как он очнулся от гибернации. Он не хотел себе в этом признаваться, но после его решения относительно когда-то столь любимой им Алисы Марш сны стали еще страшнее. И строились они всегда по одной и той же схеме… Ночь за ночью его мышцы пронзала дикая боль, словно кто-то вытягивал из него вены. И то, что когда-то он прошел на Лунбазе курс, давший ему титул капеллан-психиатра, мало чем могло помочь в такой ситуации. Врач давно сдался в попытках исцелить самого себя.

«Пора бы уже привыкнуть, – убеждал он себя. – Похоже, какое-то время это придется просто терпеть».

Но даже после сеанса самовнушения он видел в зеркале лишь потерявшего всяческую надежду измученного человека. И горькая складка между рефлекторно сдвинутыми бровями лишь ужесточала и без того мрачное выражение лица. Однако однажды он нашел эту гримасу достаточно выразительной и попытался запомнить, чтобы когда-нибудь при случае использовать ее. Какого же цвета у нее были глаза?

Он не помнил. Может, и карие. Образ Алисы Марш выцвел с годами, словно выгоревшая на солнце старая газета. И, похоже, теперь эта женщина в его жизни значила не больше, чем устаревшая сенсация.

Флэттери посмотрел своему отражению в глаза, но тут его внимание привлекли слабые разноцветные вспышки на плескавшемся в волнах под его окном келпе. Он и не подозревал, что это уже настолько зрелый экземпляр. Давным-давно уже обсуждалась гипотеза, что келпы таким образом общаются.

Но если и так, то с кем?

По распоряжению директора все находящиеся под надзором Службы контроля над течениями келпы подрезались при первом же появлении огней.

Из соображений безопасности.

«После появления огней всегда жди неприятностей». Раджа прекрасно помнил, что этот экземпляр был неделю назад основательно обкорнан. Оба – и Алиса Марш, и Макинтош – так надоели ему разговорами о келпах, что он научился пропускать все их сентенции мимо ушей. Но одно высказывание все же врезалось в память: в последнее время рост келпов резко усилился и приобрел характер демографического взрыва. Радже даже совали под нос какие-то графики и диаграммы, но он так и не удосужился их изучить. Флэттери поставил мысленную галочку: надо приказать снова подрезать этот келп.

За призрачно мерцающим келпом сияли реальные огни Калалоча. Тусклые фонари транспортников сновали по всему центру – от ракетодрома проекта до очереди. Будь он сейчас снаружи, то услышал бы нескончаемый скрежет камнедробилки и шипение сварочных аппаратов.

«Криста Гэлли», – вспомнил Флэттери и взглянул на часы. Выходит, он спал не больше часа. Где бы она сейчас ни находилась вместе с этим Озеттом, раньше чем закончится комендантский час они не посмеют высунуться. А вот тогда им будет даже слишком легко затеряться в толпе спешащих на смену рабочих: два неприметных обывателя, идущие по своим делам…

А еще каждый божий день в Калалоч прибывали толпы этих грязехлебов, которых уже давным-давно пора было в приказном порядке прекратить именовать беженцами, чтобы больше с ними не канителиться. Теперь, когда головидение полностью перешло под его контроль, он сможет сосредоточиться на том, как прижать к ногтю эту диссидентскую станцию «Бой с Тенью». Флэттери нутром чувствовал, что стержнем всей этой постоянно досаждающей ему программки был Озетт. Ну что ж, он получит редкостное удовольствие, завязав этот стержень в узел.

Неподалеку от города, на побережье, виднелось тусклое кольцо костров вокруг одного из лагерей грязехлебов. Сегодня утром он должен получить отчет Комитета по делам беженцев. Но что бы они там ни понаписали, надо будет отдать приказ отодвинуть все эти лагеря еще дальше, за черту периметра. А хотят помощи – пусть за нее платят.

Присутствие орды потенциальных штрейкбрехеров доводило фабричных и дорожных рабочих до исступления. И еще: эти лагеря привлекали толпы хищников – как диких, так и двуногих. Флэттери серьезно тревожил постоянный рост их числа – они буквально обложили город кольцом.

Пожалуй, следует переименовать Комитет по делам беженцев в Резервационный комитет.

Раджа Флэттери, лишь сравнительно недавно присвоивший себе титул директора, привык начинать работу еще до рассвета. До него доходили слухи о том, что в народе считают, будто он вообще способен месяцами обходиться без сна, и, честно говоря, они были недалеки от истины. Его персональные апартаменты напоминали скорее рубку корабля, чем жилую комнату, – столько там было различной электроники, мониторов и консолей. Ему нравилось ощущение полного контроля над ситуацией: вся планета лежала перед ним как на ладони. И из этой рубки он, директор, с полотенцем на голой шее, вершил судьбы целого мира.

Ни разу ему не удавалось за ночь проспать более двух часов кряду, чтобы не проснуться в холодном поту. В еженощно наваливающемся кошмаре он видел себя одновременно и палачом, и жертвой и сам себя безжалостно терзал, невзирая на собственные мольбы прекратить эту пытку. А еще он временами видел, как собственными руками вскрывает череп Алисы Марш и достает оттуда ее блистательные мозги… Но все это было лишь подсознательным отражением внутренней уязвимости, которую он не мог себе позволить проявить на людях. От окружающих приходилось скрывать так много… Например, накапливавшийся по капле панический ужас перед открытым космосом, который завладел им еще во время учебы на Лунбазе.

До сих пор Флэттери не спал рядом ни с одной женщиной с Пандоры. Правда, на базе у них с Алисой завязался короткий роман, но вскоре они отправились в полет, а продолжить амуры на Пандоре уже не получилось. Она упорно предпочитала постели директора возню с келпами и всячески противилась восстановлению отношений. А потом вдруг выяснилось, что Флэттери и сам не горит желанием ее вернуть.

Нет, сказать, что с женщинами у него вообще не было отношений, нельзя. Был и флирт, и секс в необходимых для Раджи пропорциях… Но после акта он сразу же отсылал любовницу в гостевую комнату, чтобы остаться со своими кошмарами наедине.

Власть – сильнейший из афродизиаков.

И к этому афоризму он относился без малейшей иронии – он не раз убеждался в его правильности.

Раджа подозревал, что мог бы получить от своих партнерш и больше, но… предложение явно превышало спрос – секс больше не приносил ему привычного удовольствия. С тех самых пор, как он впервые появился в небе над этим миром. И как бы ни был мал этот мирок, он останется его и только его. До тех пор, конечно, пока он его не покинет.

«Шесть месяцев, – пробормотал он. – Двадцать пять лет и потом всего лишь шесть месяцев…»