Французская демократия - Прудон Пьер Жозеф. Страница 10

И такъ, повторяю: вамъ нельзя ни стоять на мѣстѣ, ни отступать; единственное спасеніе – идти впередъ, рука объ руку и по указанію той самой толпы, силу которой вы уже знаете, но не знаете еще ея мысли. Вотъ почему я утверждаю, что выборы 1863–64 годовъ – настоящій ударъ обухомъ по головѣ, и положеніе дѣлъ, созданное этими выборами, – такая темная яма, въ которой не видно ни зги, и гдѣ не узнаютъ себя ни демократія, ни оппозиція, ни правительство. Появленіе народа на выборахъ ошеломило всѣхъ и все перепутало. Правительство ожидало имѣть дѣло съ одной лишь либеральной и парламентской оппозиціей. Въ свою очередь, эта оппозиція воображала только воевать противъ политики правительства. И что же вышло? Оказалось, что и оппозиція, и правительство, нежданно, негаданно, увидѣли вдругъ передъ собой тотъ самый роковой соціальный вопросъ, который считали давно погребеннымъ.

Вотъ почему теперь оппозиція не можетъ воспользоваться своей побѣдой; вотъ почему и правительство не въ состояніи упрочить своего значенія даже путемъ реформъ и уступокъ.

Партія дѣйствія и государственные люди демократіи создали ту отчаянную чепуху, о которой, кажется, мало думаютъ, a менѣе всего беспокоятся. Что будетъ, то будетъ!

Да, ничто такъ не отважно, какъ невѣжество…

Читатели! будьте увѣрены пока въ одномъ: намъ не избѣжать затрудненій и грозящихъ бѣдъ ни невѣденіемъ, ни отрицаніемъ, ни смѣхомъ; рано или поздно, волей–неволей, намъ придется поразмыслить кой о чемъ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Развитіе рабочей идеи. – Созданіе экономическаго права.

ГЛАВА I.

Съ вопросомъ о представительствѣ рабочихъ, рѣшенномъ отрицательно, тѣсно связанъ вопросъ о политической способности работниковъ или, употребляя болѣе общее выраженіе, народа. Способенъ ли народъ, которому революція 1848 предоставила право голоса, быть судьею въ политическихъ вопросахъ, т. е. во первыхъ, можетъ ли онъ составить по вопросамъ, занимающимъ общество, свое самостоятельное мнѣніе, сообразное съ его выгодой, его положеніемъ и его будущностью? во вторыхъ, можетъ ли онъ произнести по этимъ вопросамъ, подлежащимъ прямо или косвенно его суду, основательный приговоръ; наконецъ, въ третьихъ, способенъ ли онъ опредѣлить исходную точку своихъ дѣйствій, выразить свои идеи, взгляды, надежды и привести въ исполненіе свои планы?

Если такъ, то нужно, чтобы народъ при первой возможности доказалъ эту способность. Для этого ему слѣдуетъ опредѣлить свой принципъ такъ, чтобы резюмировать въ немъ всѣ свои идеи, какъ обыкновенно дѣлаютъ всѣ преобразователи обществъ и какъ недавно пытались сдѣлать авторы манифеста; затѣмъ этотъ принципъ долженъ быть утвержденъ единогласно; въ случаѣ надобности, если бы пришлось избирать себѣ представителей въ совѣты страны, то народъ долженъ избрать въ это званіе такихъ людей, которые умѣли бы выразить его мысль, говорить его именемъ, поддерживать его права; которые были бы преданы ему душой и тѣломъ; о которыхъ онъ могъ бы сказать, не рискуя обмануться: это кость отъ костей моихъ, плоть отъ плоти моей.

Въ противномъ случаѣ народъ поступитъ благоразумнѣе, если продлитъ свое вѣковое молчаніе и перестанетъ участвовать въ выборахъ. Этимъ поступкомъ онъ окажетъ услугу какъ обществу, такъ и правительству. Сложивъ съ себя власть, возложенную на него всеобщею подачею голосовъ и доказавъ такимъ образомъ свое уваженіе къ общественному порядку, онъ поступитъ гораздо честнѣе и благоразумнѣе, чѣмъ, подавая, по примѣру буржуазіи, свои голоса за знаменитыхъ эмпириковъ, которые хвалятся своимъ безграничнымъ вліяніемъ на общество, хотя вовсе не знаютъ его. Если народъ не сознаетъ своей собственной мысли или, сознавъ ее, безпрестанно отступаетъ отъ нея то ему остается только молчать. Пусть синіе и бѣлые грызутся между собой; народу же, какъ ослу въ баснѣ, остается смирно нести свое бремя.

Одаренъ ли народъ политической способностью? Таковъ, повторяю, неизбѣжный вопросъ, поднятый кандидатурой рабочихъ, вопросъ, требующій немедленнаго отвѣта. Надо отдать справедливость шестидесяти: они смѣло отвѣчали утвердительно. Но за то какую бурю возбудили они противъ себя и въ журналахъ, мнимыхъ органахъ демократіи, и между кандидатами, и даже между своими сотоварищами. Всего прискорбнѣе здѣсь положеніе самой рабочей массы въ такомъ рѣшительномъ для нея случаѣ. Вслѣдъ за манифестомъ явился контрманифестъ, подписанный восемьюдесятью работниками. Эти восемьдесятъ человѣкъ открыто протестуютъ противъ самонадѣянности шестидесяти, говорятъ, что они вовсе не выразили народную мысль, упрекаютъ ихъ за поднятый ими соціальный вопросъ, тогда какъ дѣло шло лишь о вопросахъ политическихъ; упрекаютъ ихъ за то, что они сѣютъ раздоръ, тогда какъ слѣдовало проповѣдывать союзъ; за то, наконецъ, что они хотятъ возстановить касты, вмѣсто того чтобы стараться сглаживать неравенство. Въ заключеніе они говорятъ, что свобода въ настоящее время есть единственное завоеваніе, къ которому слѣдуетъ стремиться. «Пока намъ не дадутъ свободы, говорятъ они, будемъ думать только о томъ, чтобы завоевать ее». Я полагаю, что люди эти, какъ граждане и какъ работники, не хуже и не лучше другихъ. Они, конечно, не отличились ни особенной оригинальностью, ни особеннымъ рвеніемъ, и, судя по аргументамъ, которые они приводятъ, можно заключить, что они съ успѣхомъ пользовались уроками Presse, Temps и Siécle, такъ что заискиванія Жирардена и Ко. не пропали даромъ.

Французскій народъ страдаетъ иногда припадками смиренія. Обыкновенно щекотливый и тщеславный, онъ доходитъ иногда до самоуниженія. Отчего этотъ народъ, жаждущій верховной власти, такъ нетерпѣливо желающій воспользоваться своимъ избирательнымъ правомъ, народъ, вокругъ котораго увивается цѣлая стая черныхъ фраковъ, этихъ подлипалъ кандидатовъ – отчего этотъ народъ такъ пренебрегаетъ людьми своего сословія? Между рабочей демократіей существуетъ очень много людей образованныхъ, умѣющихъ владѣть перомъ и языкомъ, знакомыхъ съ дѣломъ, въ двадцать разъ болѣе способныхъ и, главное, болѣе достойныхъ быть представителями народа, чѣмъ всѣ эти адвокаты, журналисты, писатели, педанты, интриганы и шарлатаны, которыхъ онъ выбираетъ. Онъ не хочетъ имѣть ихъ своими представителями. Демократія гнушается депутатами дѣйствительно демократическими. Она ставитъ себѣ за честь имѣть представителями людей съ аристократическимъ оттѣнкомъ. Ужъ не думаетъ ли она облагородиться черезъ это? Если народъ созрѣлъ для верховной власти, то зачѣмъ же онъ прячется за своихъ отставныхъ опекуновъ, которые уже не покровительствуютъ ему и ни въ чемъ не могутъ помочь ему? Зачѣмъ онъ, какъ стыдливая дѣвушка, опускаетъ глаза передъ своими нанимателями [10]. Зачѣмъ, наконецъ, поставленный въ необходимость выразить свою идею и заявить на дѣлѣ свою волю, онъ такъ рабски подражаетъ своимъ прежнимъ патронамъ и даже повторяетъ ихъ любимыя изрѣченія.

Все это, надо сознаться, сильно говорило бы противъ эмансипаціи пролетарія, еслибы дѣло не объяснялось просто новизною положенія.

Съ самаго начала обществъ народъ находился въ зависимости отъ богатыхъ классовъ, слѣдовательно, подчинялся имъ въ умственномъ и нравственномъ отношеніи, и это зависимое положеніе оставило на немъ глубокіе слѣды. Революція 89 разбила эту іерархію; народъ почувствовалъ свою независимость и созналъ себя. Но ему до сихъ поръ еще трудно отдѣлаться отъ привычки во всемъ уступать этимъ людямъ. Понятіе, которое народъ составилъ себѣ о томъ, что называется политической способностію, крайне ошибочно и односторонне. Онъ ставитъ выше другихъ смертныхъ тѣхъ, кто въ старину были его господами, кто теперь сохранилъ надъ нимъ привиллегію занимать профессіи, имянуемыя либеральными, хотя давно бы пора лишить ихъ этого названія. Прибавьте къ этому зависть, которую чувствуетъ всякій простолюдинъ къ тѣмъ изъ своихъ собратьевъ, которымъ удалось возвыситься надъ своей средой.