Французская демократия - Прудон Пьер Жозеф. Страница 12

На первый вопросъ: Да, рабочій классъ сознаетъ себя, и мы можемъ даже опредѣлить, съ какихъ поръ онъ пришелъ къ этому самосознанію, а именно съ 1848 года.

На второй вопросъ: Да, рабочій классъ обладаетъ идеею, соотвѣтствующею его самосознанію, и идея эта находится въ прямомъ противорѣчіи съ идеею буржуазіи; можно только сказать, но она не была еще вполнѣ выяснена ему, и онъ еще не преслѣдовалъ ее во всѣхъ ея послѣдствіяхъ и не успѣлъ сформулировать ее.

На третій вопросъ, относительно политическихъ примѣненій этой идеи, я скажу: Нѣтъ, рабочій классъ, увѣренный въ себѣ и уже въ половину понявшій принципы, составляющіе новое вѣрованіе, еще не пришелъ къ тѣмъ общимъ практическимъ выводамъ, къ которымъ они приводятъ; у него еще нѣтъ собственной политики: доказательствомъ этому служитъ его подача голосовъ за одно съ буржуазіею и разные политическіе предразсудки, которыхъ онъ придерживается.

Скажемъ безъ школьнаго фразерства, что рабочій классъ только что еще вступаетъ въ политическую жизнь: благодаря принятой имъ иниціативѣ и своему численному превосходству, онъ перемѣстилъ центръ тяжести политическаго міра и встревожилъ экономическій порядокъ; но вслѣдствіе хаоса въ понятіяхъ его, а, главное, вслѣдствіе правительственнаго фантазерства, перешедшаго къ нему отъ буржуазіи, находящейся in extremis, онъ не съумѣлъ еще утвердить свое преобладаніе, отсрочилъ свое освобожденіе и до нѣкоторой степени скомпрометировалъ свою будущность.

ГЛАВА II.

Съ цѣлью лишить на дѣлѣ рабочій классъ той способности, которая была по праву признана за нимъ всеобщею подачею голосовъ, журналы, особенно журналы демократической оппозиціи, пустили въ ходъ самую грубую хитрость. Едва только вышелъ манифестъ шестидесяти, какъ вся пресса стала хоромъ протестовать противъ притязанія рабочихъ составить самостоятельное сословіе. Стали толковать докторальнымъ тономъ, благоговѣйно ссылаясь на оракуловъ революціи, что съ 89 года не существуетъ болѣе кастъ; что идея о представительствѣ рабочихъ стремится воскресить ихъ; что если раціонально допустить къ народному представительству простого рабочаго, какъ допускаютъ инженера, ученаго, адвоката, журналиста, то только съ условіемъ, чтобы этотъ рабочій былъ, подобно своимъ собратьямъ по законодательному корпусу, представителемъ цѣлаго общества, а не особаго класса; что иначе кандидатура такого рабочаго носила бы ретроградный и разъединяющій характеръ; что она пошла бы противъ правъ и вольностей 89 года и исказила бы публичное право, общественный порядокъ и нарушила бы общее спокойствіе, возбудивъ въ средѣ буржуазіи недовѣріе, страхъ и злобу. Недоставало еще, чтобы манифестъ шестидесяти, который по своему смыслу и выводамъ дѣйствительно клонился ко вреду оппозиціи, былъ принятъ за полицейскую продѣлку.

Авторы манифеста предвидѣли это обвиненіе своихъ противниковъ и протестовали заранѣе противъ клеветы; однако надо замѣтить, что ихъ оправданіе было не совсѣмъ удовлетворительно. Если бы они признали различіе сословій, то возбудили бы противъ себя политиковъ буржуазной партіи и сочли бы себя потерянными; въ случаѣ же отрицанія этого различія, ихъ спросили бы: къ чему же представительство отъ рабочаго класса? – Такова дилемма, которую я теперь намѣренъ разрѣшить.

Указывая на неудовольствіе буржуазіи, противники манифеста впадали въ противорѣчіе, сами того не замѣчая, и высказывали глубокую истину, которую манифесту слѣдовало заявить громогласно. Хотя въ наше время уже нѣтъ дворянства, а духовенство представляетъ собою только особый разрядъ чиновниковъ, но всѣ признаютъ охотно существованіе буржуазіи: можно ли отрицать дѣйствительность? На чемъ, въ такомъ случаѣ, основывалась бы система орлеанистовъ? Что такое была бы конституціонная монархія и парламентская политика? Чѣмъ бы объяснить тогда враждебное настроеніе извѣстнаго рода людей противъ всеобщей подачи голосовъ?… При всемъ томъ не хотятъ признать, что, кромѣ буржуазіи, существуетъ классъ рабочій; какъ объяснить подобную непослѣдовательность?

Въ тотъ самый 89 годъ, когда освящено было новое право и стали изчезать старые классы дворянства, духовенства и средняго сословія, классъ рабочій или пролетаріатъ отдѣлился отъ буржуазіи, какъ не отдѣлялся еще никогда, даже во времена феодальныя. Вотъ чего не замѣтили наши публицисты оппозиціи при всемъ своемъ обожаніи идей 89 года. Они не замѣтили что, до 89 года рабочій принадлежалъ къ корпораціи и цеху, какъ женщины, дѣти и слуги принадлежали къ семейству. Тогда, конечно, нельзя было предполагать отдѣльнаго существованія сословія рабочихъ, потому что классъ предпринимателей совмѣщалъ его въ себѣ. Но какъ съ 89 года корпораціи были уничтожены, a состояніе рабочихъ и хозяевъ не уравнялось, и не было ничего ни придумано, ни сдѣлано для распредѣленія капиталовъ, организаціи промышленности и правъ рабочаго народа, – то само собою установилось различіе между классомъ хозяевъ, владѣющихъ орудіями труда, капиталистовъ и крупныхъ собственниковъ, и сословіемъ простыхъ наемныхъ рабочихъ.

Отрицать теперь это различіе двухъ классовъ, значило бы болѣе, чѣмъ отрицать тотъ разрывъ, который произвелъ это различіе и былъ самъ по себѣ вопіющей несправедливостью. Это значило бы отрицать экономическую, политическую и гражданскую независимость рабочаго – единственное вознагражденіе, которое онъ получилъ; это значило бы увѣрять, что свобода и равенство 89 года не были дарованы ему на тѣхъ же основаніяхъ, какъ и буржуазіи; слѣдовательно, это значило бы отрицать, что рабочій классъ, существуя при совершенно новыхъ условіяхъ, безъ солидарности съ буржуазіей, способенъ сознавать себя и заявлять свою волю; это значило бы наконецъ объявить, что рабочій классъ отъ природы лишенъ политической способности! Вотъ тутъ‑то и необходимо доказать дѣйствительность этого различія, потому что только оно придаетъ значеніе представительству рабочаго класса; иначе это представительство утрачиваетъ всякій смыслъ.

Какъ! Развѣ не правда, что, вопреки революціи 89 года или, вѣрнѣе, въ силу этой революціи, французское общество, состоявшее прежде изъ трехъ кастъ, раздѣляется теперь, послѣ ночи 4 августа, на два сословія: одно живетъ исключительно своимъ трудомъ, и ему на семейство, изъ четырехъ человѣкъ приходится круглымъ числомъ въ годъ менѣе 1250 фр. задѣльной платы (я принимаю сумму 1250 фр. на каждое семейство за приблизительно среднюю цифру всего дохода или производства націи); другое сословіе, даже когда трудится, живетъ не на счетъ своего труда; оно живетъ доходами съ своей собственности, съ своихъ капиталовъ, пенсій, акцій, должностей и привиллегій. На основаніи распредѣленія капиталовъ, работъ, привиллегій и производствъ, у насъ существуютъ, какъ и въ былое время, только на другихъ началахъ, двѣ категоріи гражданъ; въ просторѣчіи ихъ называютъ буржуазіею и чернью, капитализмомъ и наемщиною. Эти двѣ категоріи людей, которыя прежде были соединены и почти смѣшаны, благодаря феодальному покровительству, глубоко разъединены въ наше время, такъ что между ними остались только отношенія, опредѣленныя уставомъ о наймѣ и промышленности. И это неизгладимое разъединеніе составляетъ основаніе всей современной политики, общественной экономіи, промышленной организаціи, исторіи и даже литературы; только крайняя недобросовѣстность и тупоумное лицемѣріе могутъ отрицать эту истину.

Такъ какъ раздѣленіе современнаго общества на два класса – на наемныхъ тружениковъ и собственниковъ–капиталистовъ–подрядчиковъ – совершенно неоспоримо и слишкомъ очевидно, то слѣдствіемъ его было обстоятельство, которое никому не должно казаться удивительнымъ: возникъ вопросъ – порожденъ ли такой порядокъ вещей необходимостью или случаемъ? составляетъ ли онъ истинный результатъ революціи? можетъ ли онъ представить законныя основанія своего фактическаго существованія? Однимъ словомъ, не можетъ ли болѣе правильное приложеніе законовъ экономіи и справедливости уничтожить это опасное разъединеніе и слить оба новыя сословія въ одно, обладающее полнымъ равновѣсіемъ силъ?