Французская демократия - Прудон Пьер Жозеф. Страница 52

Въ 1863 г. Г. Жюль Фавръ былъ, какъ известно, одновременно кандидатомъ и въ Париже, и въ Ліонѣ. Въ Ліонѣ, кромѣ министерскаго кандидата, соперникомъ его былъ искренній демократъ, докторъ Баррье, одинъ изъ самыхъ почтенныхъ гражданъ, весьма притомъ расположенный вступить въ Оппозицію, подъ команду г. Жюль Фавра. Въ Париже г. Жюль Фавръ былъ избранъ прямо, по первой баллотировкѣ; но въ Ліонѣ ему пришлось перебаллотироваться. Что же вышло? Уже избранный Парижемъ, онъ не отказался отъ кандидатуры въ Ліонѣ, и докторъ Баррье, въ силу страннаго закона, даннаго намъ демагогіей, по которому изъ двухъ кандидатовъ одинаковаго мнѣнія, получившій меньше голосовъ долженъ, въ случаѣ перебаллотировки, удалиться со сцены, отказался отъ представительства. Такимъ образомъ, г. Жюль Фавръ, уже увѣнчанный въ Парижѣ, пожалъ новые лавры въ Ліонѣ. Давно придвидѣннымъ послѣдствіемъ этого двойного избранія г. Жюля Фавра было избраніе въ Парижѣ г. Гарнье–Пажеса.

Безъ сомнѣнія, многіе согласятся со мною, что такіе факты прямо нарушаютъ принципъ непосредственной подачи голосовъ. Многіе скажутъ, что если въ унитарномъ государствѣ законно и возможно, чтобы одно лицо представляло нѣсколько избирательныхъ округовъ, то въ демократіи, особенно въ рабочей демократіи, это ни съ чѣмъ не сообразно; что формальность повѣрки полномочій не исправляетъ дѣла и не мѣняетъ принципа, потому что представительство дается не повѣркою собранія, а голосомъ избирателей; что, наконецъ, правительству, если бы оно менѣе думало о своихъ выгодахъ, не слѣдовало признавать второго избранія г. Жюля Фавра, какъ явнаго злоупотребленія, возмутительнаго нарушенія принциповъ, какъ дѣйствія антидемократическаго и антиреспубликанскаго. Но, какъ и слѣдовало ожидать, оно не сдѣлало этого и признало оба представительства г. Жюль Фавра. Императорскому правительству было очень выгодно не найдти въ этомъ никакой неправильности: въ лицѣ Жюль Фавра утверждался монархическій принципъ. Оно разсудило такъ: уступите мнѣ мое раздѣленіе на округи, а я уступлю вамъ ваши представительства.

Теперь я спрошу всякаго честнаго человѣка: какой долженъ быть мѣдный лобъ у самозванно–демекратическихъ представителей, которые, понявъ и проведя такимъ образомъ принципъ единства въ дѣйствіе, осмѣливаются упрекать правительство за его избирательные округи, совершенно законные и согласные съ принципомъ единства, тѣмъ болѣе безупречные, что ради единства они нарушаютъ всѣ естественныя отношенія, a тѣмъ не менѣе считаются всѣми произвольными? Правительство было въ этомъ случаѣ право не только съ точки зрѣнія избирательнаго закона, которымъ ему предоставлено распоряжаться дѣленіемъ на округи, но и съ точки зрѣнія конституціи 1852 и всѣхъ предшествовавшихъ, съ точки зрѣнія всей правительственной системы послѣднихъ семидесяти лѣтъ. Императорское правительство могло сказать имъ: я раздробило естественныя группы всюду, гдѣ онѣ казались противными великому принципу нашего политическаго единства; при этомъ я воспользовалось моимъ правомъ и исполнило свой долгъ. Не вамъ, похитителямъ кандидатуръ, ворамъ голосовъ, болѣе преданнымъ принципу единства, чѣмъ само правительство, болѣе деспотамъ, чѣмъ самъ Императоръ, не вамъ упрекать меня въ этомъ.

III. Объ избирательныхъ подкупахъ. Во время послѣдней повѣрки полномочій въ законодательномъ корпусѣ, Оппозиція нашла во многихъ случаяхъ злоупотребленіе вліяніемъ, т. е. подкупъ избирателей. Комиссары правительства отвѣчали на это указаніемъ на нѣкоторые поступки кандидатовъ Оппозиціи, столь же заслуживающіе порицанія, какъ и поступки правительственныхъ кандидатовъ.

Засѣданія законодательнаго корпуса стенографированы и напечатаны въ «Moniteur'»ѣ. Слѣдовательно, всегда можно легко доказать ссылкою на эти документы, что демократическіе пуритане ничѣмъ не лучше своихъ противниковъ, и что страна хорошо сдѣлаетъ, если при первомъ удобномъ случаѣ выгонитъ обѣ партіи по шеямъ.

Но вопросъ въ томъ, имѣютъ ли право, при общей и непосредственной подачѣ голосовъ, упрекать избирателей въ подкупности и продажности, хотя даже фактъ самъ по себѣ былъ вѣренъ? – Здѣсь мнѣ приходится обвинить депутатовъ Оппозиціи въ томъ, что, давъ странѣ самый гнусный и соблазнительный примѣръ своими происками, вдобавокъ они одурачили ее своими софизмами.

При избирательной системѣ, ограниченной цензомъ, какая существовала во Франціи до революціи 1848, когда избирательное сословіе состояло исключительно изъ гражданъ, платящихъ по меньшей мѣрѣ 200 франковъ прямыхъ налоговъ, было понятно, что охотники до депутатства имѣли обычай заискивать голоса у избирателей. Заискиваніе это было, конечно, необязательно, но общепринято. Націю представлялъ родъ союза изъ 250 или 300,000 избирателей; и хотя депутатъ не считался ихъ частнымъ повѣреннымъ, а представителемъ всей націи, но весьма понятно, что избираемый ими отъ лица страны, онъ заискивалъ ихъ расположеніе и выставлялъ имъ на видъ права свои на ихъ предпочтеніе. Въ сущности это было нѣмое признаніе верховности силъ, дань почтенія общей подачи голосовъ. Такіе происки были раціональны, и потому общественное мнѣніе не преслѣдовало ихъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ и тогда можно было обвинить избирателей и избраннаго въ подкупѣ. Могло случиться, что привилегированное сословіе избирателей нарушало свои политическія обязанности, руководствовалось кастовымъ эгоизмомъ и не обращало вниманія на болѣе важные интересы конституціи и народа. Такъ, за годъ до февральской революціи, палата четыре раза отвергла избраніе г. Шарля Лафитта.

Общая и непосредственная подача голосовъ, измѣнился принципъ, и дѣла не могутъ оставаться въ прежнемъ видѣ. Представителей страны назначаетъ уже не привилегированное сословіе отъ имени десяти милліоновъ гражданъ, достигшихъ 21 года, имѣющихъ постоянное мѣстожительство, а самодержавный народъ, непосредственно сами десять милліоновъ избирателей, которые выше конституціи, выше государя и государства, выше всякаго письменнаго закона, интересъ которыхъ выше всякаго другого. Они назначаютъ своихъ депутатовъ прямо, безъ всякаго посредничества.

Изъ этого, непреложнаго принципа прежде всего, слѣдуетъ, что заискивать приходится не кандидату у избирателей, a скорѣе избирателямъ у кандидата. Если мы видимъ противное, то это заискиваніе уже не будетъ имѣть при общей подачѣ голосовъ того смысла, какъ при цензѣ; теперь, пока народъ еще не получилъ образованія, заискиваніе – средство указывать избирателямъ на сущность интересовъ, которые депутату придется защищать, на затрудненія и вопросы, которые ему представятся. Но рано или поздно, придется возвратиться къ правильному порядку вещей, если только общая подача голосовъ выйдетъ когда нибудь изъ своего первобытнаго безсмыслія.

Но самое важное слѣдствіе общей и непосредственной подачи голосовъ состоитъ въ томъ, что избранія нельзя обвинять въ подкупѣ, даже если бы и было доказано, что избиратели были дѣйствительно подкуплены.

Избраніе всякое происходитъ всегда въ виду не только требованій права, но и различныхъ интересовъ избирателей. Но если право, по сущности своей неподкупно, рѣзко отличается отъ всего, что не есть право, и потому не допускаетъ никакого недоразумѣнія и смѣшенія, то нельзя сказать того же о выгодѣ, принципъ которой и состоитъ именно въ подкупности. Что же такое продажность или подкупность въ политическихъ дѣлахъ, какъ не разсчетъ выгоды? Попробуйте опредѣлить ихъ иначе.

Весь вопросъ значитъ въ томъ: сдѣлать интересы, которыми руководствуются избиратели, честными, добросовестными, законными, а не постыдными и вредными. Но, скажите пожалуйста, кто здѣсь судья интересовъ, и что вы назовете интересомъ безчестнымъ и интересомъ законнымъ? Какая будетъ, съ вашей точки зрѣнія, разница между человѣкомъ, котораго департаментъ называетъ своимъ благодѣтелемъ, и тѣмъ, котораго вамъ угодно называть подкупателемъ? Вѣдь я не думаю, что, возставая противъ подкупа, вы хотите уничтожить возможность приносить пользу, устранить преданность и внушить массамъ неблагодарность. А если такъ, то скажите же на милость, почему кандидатъ, геройски обѣщающій объявить всемірную войну для защиты польской аристократіи, политически честнѣе того, который, обращаясь къ не столь рыцарскимъ чувствамъ, обязывается поддерживать миръ въ интересѣ крестьянъ, работниковъ и буржуазіи? Почему тотъ, кто, прямо говоря о матеріальныхъ выгодахъ, по просьбѣ своихъ непосредственныхъ довѣрителей, обѣщаетъ выхлопотать имъ каналъ, желѣзную дорогу и т. п., чѣмъ онъ хуже того, кто, стоя на болѣе высокой точкѣ зрѣнія общихъ интересовъ, хочетъ противиться этимъ сооруженіямъ, полагая, что общая польза требуетъ перенести ихъ въ другой департаментъ?