Человек против мифов - Берроуз Данэм. Страница 20

Точно так же абсолютно невозможно соединить различающие расы физические атрибуты с какой бы то ни было доброкачественностью или злокозненностью поведения. В еще большее замешательство приводит тот факт, что не удается обнаружить группы, поголовно обладающие хотя бы заданными физическими атрибутами. Рост колеблется внутри групп: негры шиллук, живущие у истоков Нила, почти двухметрового роста, тогда как соседствующие с ними коричневые пигмеи не достигают и полутора метров. Высокие люди живут рядом с низкорослыми по всему свету [39]. Форма головы колеблется внутри групп: длинноголовых и круглоголовых можно найти среди, например, американских индейцев или народов Малой Азии – даже среди близких родственников.

Что до цвета кожи, то здесь факты самые примечательные. В географическом аспекте можно говорить, что самые темные кожи обнаруживаются в западной Африке, самые светлые – на северо-западе Европы, а самые желтые – в юго-восточной Азии. Но, оказывается, это лишь крайние пределы, а не нормы, потому что по большей части кожи людей мира имеют промежуточные оттенки. По всей вероятности, эти промежуточные оттенки представляют общий прототип, а крайности – позднейшее развитие. В этом плане всякая расовая классификация, опирающаяся на цвет кожи, даст диаметрально противоположные результаты в том, что касается направления эволюционного развития.

Больше того, теперь известно, что цвет кожи определяется двумя химическими составами, один из которых (каротин) вызывает желтоватую окраску, другой (меланин) – коричневатую. Известно также, что у каждого из нас кожа содержит эти химические вещества, хотя и в различном соотношении. Эти колебания в сочетании с окраской, создаваемой подкожными кровеносными сосудами, и объясняют всякое наблюдаемое разнообразие.

Мне кажется поразительным, что единство человечества громко говорит о себе в тех. самых характеристиках, которые, казалось бы, разделяют нас. Мы можем быть черными, белыми и желтыми, но у всех нас есть и меланин, и каротин. Мы братья и по коже, н по внутреннему строению.

Так что за расистскими категориями стоит очень шаткая логика. Представители каждой группы таковы, что они разделяют с представителями других групп даже те свойства, которые присущи, по-видимому, только им. Общая основа каждой группы такова, что ровным счетом ничего нельзя из нее вывести относительно поведения ее представителей. Расовые классификации, таким образом,. не служат организации знания и не подразделяют людей на группы со сколько-нибудь значимыми характеристиками. Короче говоря, они относятся как раз к таким классификациям, которые, мы сказали, годятся только для организации незнания. Разве в таких изобретениях можно почерпнуть хоть какое-то основание для разумного самоуважения?

Провал расовых классификаций объясняется, естественно, тем обстоятельством, что люди живут не цветом кожи, формой головы или количеством волос, а теми качествами, которые делают их людьми. Делите людей как хотите и на каком угодно основании, между ними всегда будет больше сходства в силу их общей человечности, чем искусственно проведенных различий на основании отобранных вами свойств. У них одинаковая анатомия, одинаковая физиология, одинаковая психология. У них одни и те же основные экономические потребности, одно и то же стремление к товариществу и игре. Ни один из них не безразличен к условиям окружения, и для всех существует возможность стать лучше или хуже. Это имел в виду Шекспир, когда заставил своего Шейлока сказать:

"Разве у еврея нет глаз? Разве нет у еврея рук, членов, измерений, чувств, привязанностей, страстей? Питает та же пища, ранит то же оружие, поражают те же болезни, лечат те же лекарства, греют и студят те же зима и лето, что христианина? Если вы нас колете, разве у нас не течет кровь? Если щекочете, разве не смеемся? Отравляете – разве не умираем? И если вы обидите нас, разве мы не отомстим? Если мы подобны вам в остальном, то уподобимся и в этом" [40].

Эта последняя фраза – очень глубокое добавление; ибо на человеческое поведение действует, независимо от расы, не только анатомия и физиология, но и общество, т. е, поведение других людей.

Перед лицом широкой общности человеческих характеристик совершенно невероятно, чтобы расовые различия оказались хоть в каком-то смысле основополагающими. Будь они таковыми, нам пришлось бы предположить, что природа взяла на себя труд создания одной и той же анатомии, одной и той же физиологии несколько раз с крошечными различиями, начиная каждый раз заново после очередной попытки. Ничего подобного явно не происходило. Различные человеческие группы явно имеют общее происхождение. Их различия явно не первичны, а представляют собой довольно-таки позднее развитие на шкале эволюции. И, словно всего этого было еще мало, природа настолько перетасовала за пятьдесят тысячелетий различные "породы" за счет смешанных браков, что едва ли можно найти хоть одного представителя какой бы то ни было чистой расы. Мы отбрасываем поэтому первое из утверждений расистов, что определенные группы людей так непохожи по своей природе на остальное человечество, что их поведение тоже имеет коренные отклонения. Природа и поведение людей в самом широком смысле одинаковы. И если, как иногда говорят расисты, каждому свойственно держаться подобных себе, то отсюда должно следовать, что верховный долг людей – держаться друг друга. Логика стоит не за фашизм, а за демократию. Вот почему, мне кажется, фашисты предпочитают мыслить кровью.

МИФОЛОГИЯ КРОВИ

Возьмем теперь второй постулат расистов.

2. Эти черты поведения передаются по наследству, так что ни один представитель данных групп не может быть их лишен и никогда не в силах отделаться от них.

Из всей мистики, которая зачумляла человечество бесчисленные годы, мистика крови, наверное, самая фанатичная. И недаром: кровь – гениальная жидкость, без которой ни одному из нас не жить. Поэтому и драгоценная. Кровь тесно связана с нашим физическим существованием и потому интимна. Она течет под кожей и потому сокровенна. Нечто драгоценное, нечто интимное, нечто сокровенное – любому мистицизму ничего больше и не надо.

Сверх того, кровь имеет долгую историю в качестве поэтической метафоры. Ее заставляли символизировать как жизнь, так и пожертвование жизнью, как искупление, так и проклятие, как вторжение нового, так и сохранение старого. Символ, способный указывать на такое множество противоположных вещей, великолепно отвечает потребностям тех, кто хотел бы придавать ему любой угодный им смысл. Затушевывая различие между метафорой и фактом, они могут выдать идею за описание реального мира. И они могут найти себе легковерных слушателей.

В феодальном обществе, где перед аристократами стояла проблема закрепления владений за семьей, было полезно считать, что собственность способна переходить от отца к сыну по праву "крови". Апологеты системы умели задрапировать в пестрые одежды этого мифа тот простой экономический факт, что каждая аристократическая семья являлась центром крупного земельного владения. При капитализме, когда источники богатства надо искать в управлении системами заводов и в доступе к крупным рынкам, идея (или символ) крови неизбежно должна была расшириться до охвата целых народов. Это распространение понятия было достигнуто в XIX в. за счет соединения идей "крови" и "нации". Граф Гобино, менее скандально известный как автор детективов, воздвиг свою теорию социального превосходства на национальных разделениях. XX в. осталось раскрыть механизмы сочетания "крови" с "расой".

Идея кровного родства по расе служила двум главным целям: она служила для наций извинением на случай осуществления ими иностранных завоеваний и в то же время позволяла разделять собственное население у себя в стране. Скажем, поскольку люди немецкой национальности и их потомки рассеяны по всему свету, для нацистов была очень полезной возможность заявлять, что Германия находится там, где есть германская "кровь". При всяком расширении территории рейха немцев, нововозвращенных в лоно отечества, можно было называть "спасенными" от ига чуждого народа низшей расы. Вермахт, несомненно, надеялся домаршировать до полного такого "спасения" всех лиц с немецким происхождением. Миру пришлось самому спасаться от этих спасителей.