Один Вкус - Уилбер Кен. Страница 26

МАЙ

Еще с отроческих лет, когда я бывал предоставлен самому себя, у меня часто случался своеобразный транс наяву. Как правило, это происходило, когда я два или три раза повторял себе в уме свое собственное имя, пока вдруг, как бы от глубины сознания собственной индивидуальности, сама индивидуальность не растворялась и не угасала в безграничном бытии; и это было не спутанное или помраченное, но в высшей степени ясное и уверенное состояние... абсолютно невыразимое, где смерть была чем-то невозможным и почти смешным, и утрата личности (случись такое) казалась не исчезновением, а единственно подлинной жизнью.

Альфред, лорд Теннисом

Пятница, 2 мая

Солнечный свет играет в каплях дождя, превращая их в цветные бриллианты, которые взрываются энергией, падая на землю. Временами мне кажется, что, падая, они разговаривают друг с другом, но затем я снова прихожу в себя.

В «Оке Духа» я впервые после «Трансформаций сознания» мог охватить области психологии развития и духовности, приведя свою работу в соответствие с современными данными (и сопоставив ее со многими новыми и важными достижениями других исследователей). Кроме того, это была возможность более открыто написать о моей собственной духовной жизни и еще раз попытаться передать сияние всегда-уже наличной истины. В книгу также вошли главы по философии, антропологии, эпистемологии, медитации и феминизму, рассматриваемых с интегральной точки зрения. И наконец, я написал пространное эссе об искусстве и его интерпретации, которое, пожалуй, больше всего нравится мне из всех моих сочинений. Его происхождение довольно интересно.

В течение некоторого времени я занимался «герменевтикой» — искусством и наукой истолкования или того, как мы обнаруживаем смысл высказывания, смысл сновидения, приснившегося нам прошлой ночью, смысл математики, произведения искусства, пьесы, кинофильма или вообще чего угодно. Даже в данный момент можно задаться вопросом: что означает эта фраза? Что такое герменевтика? И в этом нелегко разобраться. В нашу способность понимать вообще какой бы то ни было смысл — и, значит, понимать жизнь, или Бога, или литературу, или даже друг друга — входит поразительное количество факторов. Я нашел, или думал, что нашел, способ объединения обозначающего (письменного слова), обозначаемого (его внутренний смысл), синтаксиса (его формальных правил) и семантики (его оснований в культуре) в интегральное представление о символическом значении и истолковании [13]. Кроме того, это вело к определенным конкретным выводам в отношении искусства и его интерпретации.

Примерно в то же время впервые увидели свет несколько ранее не выставлявшихся живописных полотен Эндрю Вайса из анонимного частного собрания — что было значительным событием, — и в числе мероприятий, связанных с проведением Олимпийских игр в Атланте, планировалась большая выставка. Меня попросили написать эссе для посвященной ей книги, и я был рад взяться за эту работу [14]^*. Я думаю, они обратились ко мне потому, что были сыты по горло стандартной постмодернистской «теорией», которая путано говорит обо всем, кроме самого произведения искусства. Так что я избрал новый и странный для теоретика искусства подход и писал о самом изобразительном искусстве.

Вначале я давал краткий исторический обзор основных школ изобразительного искусства и его интерпретации, включая предметно-изобразительную, интенционально-экспрессивную, симптоматическую, формалистскую и восприятия-реакции. Затем я пытался показать — с помощью холонов [15], спектра сознания и четырех секторов, — что существует очень ясный и точный способ объединения всех этих школ. Более того, в этом случае методы интерпретации, используемые каждой из них, могли бы с пользой и по праву войти в общий репертуар интегральной интерпретации любого произведения искусства.

Далее следовал вывод: если наука дает нам объективную Истину, или «оно» Духа, а мораль дает нам Благо, или «мы» Духа, то Красота — которая существует в «оке» созерцающего — помогает нам открываться к «Я» Духа. Эссе завершалось так:

Подумайте о самом красивом человеке, которого вы когда-либо встречали. Подумайте именно о том моменте, когда вы взглянули в его или ее глаза и на краткое мгновение оцепенели: вы не могли отвести взгляд от этого видения. Вы смотрели, застыв во времени, захваченные этой красотой. Теперь представьте себе, что точно такой же красотой светится каждая отдельная вещь во всей вселенной — каждый камень, растение, животное, каждое облако, каждый человек, каждый объект, каждая гора, каждый ручей, даже мусорные кучи и разбитые мечты — все они излучают эту красоту. Вы безмолвно замираете перед лицом спокойной красоты всего, что возникает вокруг вас. Вы освобождаетесь от хватания и избегания, освобождаетесь от времени, всецело пребывая в оке Духа, где вы созерцаете бесконечную красоту произведения Искусства, каковое представляет собой весь Мир.

Эта пронизывающая все красота вовсе не упражнение в творческом воображении. Это реальная структура вселенной. Эта универсальная красота поистине сама природа Космоса прямо в этот момент. Это не что-то такое, что вам приходится воображать, поскольку это реальная структура восприятия во всех сферах. Если вы пребываете в оке Духа, каждый объект — это объект сияющей Красоты. Если двери восприятия очищены, весь Космос становится вашей утерянной и вновь найденной Любовью, Подлинным Ликом изначальной Красоты, ныне и присно и во веки веков. И перед лицом этой ошеломляющей Красоты вы окончательно погрузитесь в свою смерть. Вас больше никто не увидит, о вас никто не услышит, кроме как в те ласковые ночи, когда ветер легко пробегает меж холмов и гор, тихонько напевая ваше имя.

Понедельник, 5 мая — Денвер

Мы с Марси опять провели выходные в Денвере. Снова ЛоДо, снова «Оксфорд-отель», снова эстетическое восхищение.

Как правило, я внимательно слежу за поп-культурой — музыкой, книгами, фильмами, модой, увлечениями, — во-первых, потому, что мне это нравится, и, во-вторых, чтобы чувствовать дух времени, общую когнитивную структуру, играющую роль основы, на которой формируется среднее массовое восприятие, а почувствовать и понять это можно, только наблюдая массовую культуру. В настоящее время общей тенденцией становится медленное движение от рационального модернизма к постмодернистскому аперспективизму, и это нигде не видно так ясно, как в массовой культуре, особенно в моде.

Например, Джорджио Армани — чистый модернист: его модели изящны, скупы, элегантны, красивы, зачастую однотонны. С другой стороны, Версаче и Готье — по самой основе постмодернисты: буйные, роскошные, плюралистичные, растрепанные — разнообразие на грани фрагментарности, попытки найти единство, граничащее с распадом. Центральная когнитивная структура постмодернизма получила название интегрально-аперспективной (я также называю ее зрительно-логической): аперспективной потому, что ни одна точка зрения не занимает привилегированного положения, а интегральной потому, что, несмотря на это, необходима определенная согласованность, иначе все разваливается на части. В этом, например, великолепие Фрэнка Гери — он выдающийся гений постмодернизма; он создает поразительные образцы интегрально-аперспективного видения — его архитектурные проекты представляют собой собрание изгибов, поворотов, плюралистических фрагментов на самой грани разобщения и полного распада, — и в то же время все они неизбежно, чудесным образом связаны в изысканно целостную и единую форму — подлинное интегрально-аперспективное видение, истинное «единство в разнообразии».

Проблема большей части постмодернизма состоит в том, что он вначале так увлекся разнообразием, что позабыл о единстве, и потому просто распадается на разрозненные фрагменты, мечущиеся и задыхающиеся в своих собственных изолированных маленьких мирах. Это просто патологическая форма интегрально-аперспективного, болезнь, которую я называю аперспективным безумием, — сплошное разнообразие, никакого единства; шизофреническая раздробленность. И почти весь постмодернизм пока что представляет собой не более чем аперспективное безумие, ожидая появления подлинно великих гениев — подобных Гери, но также и в других областях, — которые объединят фрагменты, свяжут не связанное, заново соткут ткань реальности, разорванную на лоскуты бездумными движениями за разнообразие.