Восходящая тень - Джордан Роберт. Страница 221

— Уж зато ты, Авиенда, совсем не мягкая, — сказал Ранд, надеясь, что это сойдет за комплимент. Порой она бывала тверже любого камня. — Объясни-ка мне лучше еще разок, как обстоит дело с хозяйкой крова. Если Руарк — вождь клана Таардад и вождь Холда Холодные Скалы, то как же получается, что сама крепость-холд принадлежит не ему, а его жене?

Авиенда окинула его долгим взглядом — губы ее беззвучно шевелились.

— Да потому, что она — хозяйка крова, неужто не ясно? Надо же быть таким недотепой и каменноголовым, мокроземец. Мужчина не может владеть кровом, так же как у него не может быть собственной земли. До чего же вы все дикие, в ваших мокрых землях.

— Но если Лиан является хозяйкой крова этих самых Холодных Скал именно потопу, что она жена Руарка, то…

— Да не так все! Совсем по-другому! Это же и ребенку понятно.

Девушка глубоко вздохнула и поправила шаль над бровями. Она ведь красивая, только вот смотрит на него так, словно он совершил какое-то поступление. И за что она его так ненавидит? Бэйр, та беловолосая, с дубленым лицом, которая вообще не желает говорить о Руидине, в конце концов обмолвилась, что Авиенда еще не была возле стеклянных колонн, она попадет туда, лишь когда будет готова стать полноправной Хранительницей Мудрости. Так в чем же тогда дело? Ранду очень хотелось это выяснить.

— Попробую растолковать по-другому, — ворчливо начала она. — Если женщина собралась замуж, а своего крова у нее нет, семья строит для нее дом. В день свадьбы муж уносит ее из семьи, перекинув через плечо, причем ее братья удерживают ее сестер, но у дверей нового дома он опускает ее и просит разрешения войти. Кров принадлежит ей. Она может…

Эти поучения были, пожалуй, самым приятным времяпрепровождением за все одиннадцать дней и ночей, прошедших со времени нападения троллоков. Сперва Авиенда с Рандом почти не разговаривала — разве что поносила за плохое обращение с Илэйн, которую не уставала нахваливать. Это продолжалось до тех пор, пока он не обмолвился при Эгвейн, что ежели Авиенда не может говорить с ним нормально, так пусть хоть так сердито зыркать перестанет. Не прошло и часа, как за Авиендой прислали гай'шайн. Неизвестно, что ей сказали Хранительницы Мудрости, но вернулась она, дрожа от гнева и обиды, и потребовала — потребовала! — чтобы он предоставил ей возможность рассказывать об айильских обычаях. Видимо, Хранительницы рассчитывали, что по характеру задаваемых вопросов они смогут догадаться, что он замышляет. Что же, эти хотя бы не особо таились, и то хорошо. Особенно после скрытности и змеиного коварства лордов Тира. Тем паче что разговор с Авиендой, действительно, стал теперь интересным и даже приятным времяпрепровождением, особенно когда она, увлекшись наставлениями, забывала о своей ненависти к нему. Правда, спохватившись, она злилась так, будто он, коварно усыпив ее бдительность, заманил бедняжку в ловушку.

Эти вспышки гнева забавляли Ранда, хотя у него хватало ума не показывать этого Авиенде. Приятно было и то, что в своей неприязни она видела в нем не Возрожденного Дракона или Того-Кто-Приходит-с-Рассветом, а просто Ранда ал'Тора. И у нее, во всяком случае, сложилось определенное мнение на его счет, и оно было ей самой известно. Не то что Илэйн — от одного ее письма у Ранда уши горели, тогда как второе, написанное в тот же день, навевало мысль, что у него отросли рога и клыки, словно у троллока.

Из всех знакомых женщин лишь Мин никогда не морочила ему голову. Но она далеко отсюда — в Башне. Вот и хорошо, по крайней мере, в безопасности. Но сам-то он твердо решил держаться подальше от Башни. Жизнь была бы куда как проще, если бы можно было напрочь позабыть обо всех женщинах. А то теперь и Авиенда стала наведываться в его сны, словно Мин с Илэйн недостаточно. Женщины вызывают слишком много чувств, а ему нужна ясная голова. Ясная и холодная.

Он поймал себя на том, что опять смотрит на маняще улыбающуюся Изендре. Иметь с ними дело опасно. Я должен быть холоден и тверд, как стальной клинок. Отточенный стальной клинок.

Прошло одиннадцать дней и ночей, не принесших ничего нового. Все та же пустыня, потрескавшаяся глина, причудливые нагромождения камней, скальные шпили с плоскими верхушками и хаотичные скопища горных утесов. Палящая жара, иссушающие ветры днем и пронизывающий холод ночью. Редкая, чахлая растительность — все больше колючки, к которым лучше не прикасаться — потом замучаешься чесаться. Некоторые из этих растений, по словам Авиенды, были вдобавок и ядовиты, причем таковых оказалось гораздо больше, чем съедобных. Тщательно укрытые родники попадались крайне редко, но Авиенда знала растения, которые можно было жевать ради их кисловатого сока, и другие, указывавшие на наличие воды под землей — той влаги хватит, чтобы спасти от жажды одного-двух человек.

Однажды ночью двух вьючных лошадей Шайдо растерзали львы. Их отогнали от добычи, и хищники со злобным рычанием скрылись в расщелине. Один возница наступил на маленькую коричневую змейку. Авиенда потом сказала, что ее называют двухшажкой. Змея вполне оправдывала это название. Малый завопил и бросился бежать, но, сделав всего два шага, повалился ничком. Он был мертв — поспешившая на помощь Морейн не успела даже слезть с лошади. Потом Авиенда долго перечисляла здешних ядовитых змей, пауков и ящериц. Ядовитых ящериц! Однажды он видел одну, толстенную, в два фута длиной полосатую тварь. Авиенда походя придавила ее ногой в мягкой обувке, а потом вонзила нож в широкую, плоскую голову и подняла ящерицу вверх, чтобы Ранд мог рассмотреть сочившуюся из ее пасти маслянистую жидкость.

— Это гара, — пояснила девушка. — Она запросто может прокусить сапог, а ее укус убьет и быка. Но она не очень-то опасна. Неповоротлива, а потому бояться ее нечего — разве что кто сдуру на нее наступит.

Как только Авиенда отбросила ящерицу в сторону, ее бронзовое, в желтоватую полоску тело слилось с землей. Попробуй тут не наступи, подумал Ранд, когда ее и в двух шагах не видно.

Морейн делила свое внимание между Рандом и Хранительницами Мудрости, не прекращая попыток свойственными Айз Седай окольными путями выведать у Ранда его планы.

— Колесо сплетает Узор так, как угодно Колесу, — сказала она в то самое утро. Сказала спокойно и невозмутимо, но ее темно-голубые глаза горели. — Однако глупец может запутаться в нитях Узора. Берегись, а то, неровен час, сплетешь петлю для собственной шеи. — Морейн теперь носила белый плащ, почти такой же, как у гай'шайн, а голову под широким капюшоном повязывала белым шарфом.

— Я не сплетаю никаких петель, — рассмеялся Ранд, и она, повернув Алдиб так резко, что чуть не сбила Авиенду, галопом поскакала обратно к Хранительницам.

— Глупо спорить с Айз Седай, — пробормотала Авиенда, потирая плечо. — Вот уж не думала, что ты такой дуралей.

— Какой я дуралей, это мы еще посмотрим, — отозвался Ранд, но желание смеяться у него пропало. Порой приходится рисковать, а уж глупо это или нет — время покажет. — Мы еще посмотрим. Эгвейн почитай что не отходила от Хранительниц, причем порой сажала то одну, то другую из них на свою серую кобылу. Похоже, все Хранительницы принимали ее за настоящую Айз Седай, как раньше тирцы, хотя относились к ней совсем не так, как в Тире. Порой они о чем-то с ней спорили и кричали на нее чуть ли не как на Авиенду — Ранд слышал их за сотню шагов. Правда, с Авиендой они и не спорили, а только, чуть что, грозили ей наказанием. Зато уж с Морейн Хранительницы вели особенно жаркие дискуссии, и больше всех усердствовала золотоволосая Мелэйн.

На десятое утро Эгвейн наконец избавилась от своих кос. Поступила она так после долгого разговора с Хранительницами — причем все это время Эгвейн слушала их, склонив голову, а потом, что совсем на нее не походило, радостно захлопала в ладоши, обняла по очереди всех Хранительниц и принялась торопливо расплетать косы.

Когда Ранд спросил Авиенду, что там происходит, она кисло усмехнулась:

— Они решили, что она, видишь ли, выросла. — Тут же спохватившись, девушка сложила руки на груди и холодно добавила: