Восходящая тень - Джордан Роберт. Страница 222
— А вообще-то это дело Хранительниц Мудрости, Ранд ал'Тор. Спроси у них, что да зачем, но будь готов услышать, что это не твое дело.
Эгвейн выросла? Куда ей расти-то? Может, волосы у нее отросли? Чушь какая-то.
Больше Авиенда на эту тему даже и не заикалась. Вместо того она наскребла со скалы серого лишайника и рассказала, что он помогает заживлять раны. Она быстро усваивала повадки Хранительниц, что Ранду вовсе не нравилось. Сами же Хранительницы внешне не проявляли к нему особого интереса, впрочем, у них и нужды в этом не было. Авиенда то и дело отиралась возле них и наверняка все им пересказывала.
Остальные Айил — во всяком случае Джиндо — держались с каждым днем все менее отстранение и настороженно. Видимо, привыкли к нему, да и не знали, что сулит им присутствие Того-Кто-Приходит-с-Рассветом. Но более-менее долгие разговоры вела с ним только Авиенда. Правда, каждый вечер Лан приходил упражняться с юношей на мечах, а Руарк учил его искусству владения копьем и диковинным айильским способам вести бой руками и ногами. Впрочем, этими приемами немного владел и Страж, а потому порой они практиковались втроем. Остальные предпочитали держаться от Ранда подальше — особенно возницы, прознавшие, что он — Возрожденный Дракон и способен направлять Силу. Когда Ранд случайно поймал взгляд одного из этих молодчиков, у того сразу стало такое лицо, будто ему привиделся сам Темный.
Правда, ни Кадир, ни менестрель, кажется, так не смотрели. Почти каждое утро торговец, который казался еще смуглее из-за обмотанного вокруг головы и свисавшего сзади на шею длинного белого шарфа, подъезжал к Ранду верхом на муле, выпряженном из сожженного троллоками фургона. Держался он вежливо и почтительно, но из-за холодных немигающих глаз его крючковатый нос казался орлиным клювом.
— Милорд Дракон, — промолвил Кадир, подъехав с утра, после нападения троллоков, и поерзав на потертом седле, которое невесть где раздобыл для своего мула, — могу я вас так называть?
На юге еще виднелись едва различимые обгорелые остовы трех фургонов. Там же полегли двое возниц Кадира и множество айильцев. Туши троллоков отволокли в сторону и бросили без погребения — о них позаботятся местные пожиратели падали, похожие то ли на мелких волков с большими ушами, то ли на крупных лисиц, и грифы, все еще кружившие над местом схватки.
— Называй как хочешь, — отозвался Ранд.
— Милорд Дракон… я все думаю о том, что вы сказали вчера… — Кадир огляделся по сторонам, словно боясь, что его подслушают, хотя Авиенда ушла к Хранительницам, а его фургоны находились шагах в пятидесяти. Кадир все равно понизил голос до шепота и нервно отер лицо. Правда, глаза его оставались холодными. — Вы говорили, что знание мостит дорогу к величию. Это верно.
Ранд довольно долго смотрел на него, потом спокойно сказал:
— Это ты говорил, а не я.
— Может, и я, но ведь это все равно верно. Не так ли, милорд Дракон?
Ранд кивнул, и торговец продолжал:
— Однако знание может таить в себе угрозу. Отдавать важнее, чем получать. Человек, продающий важные сведения, должен получить не только хорошую цену, но и гарантии безопасности от… нежелательных последствий. Вы согласны?
— А что, Кадир, есть сведения, которые ты хотел бы… продать?
Кряжистый купец нахмурился, поглядывая в сторону своего каравана. Из фургона спустилась поразмяться одетая во все белое, в белой шали и с белым костяным гребнем в черных волосах Кейлли. Она то и дело посматривала на ехавших рядом мужчин, но выражение ее лица на таком расстоянии было не разглядеть. Ранд подивился тому, что столь грузная особа движется так легко и проворно.
Из первого фургона вылезла Изендре и уселась на козлы рядом с возницей. Она тоже смотрела на Ранда и купца — даже более откровенно, чем Кейлли.
— Эта женщина меня со свету сживет, — пробормотал Кадир. — Быть может, мы поговорим в другой раз, милорд Дракон?
Купец торопливо направил мула к фургону, с поразительной ловкостью перескочил с седла на козлы, а поводья привязал к вбитому в стенку фургона железному кольцу. Затем и он, и Изендре скрылись внутри и больше не появлялись, пока караван не остановился на ночь.
На следующий день, да и в другие дни Кадир не раз подъезжал к Ранду, улучив момент, когда тот оставался один, и намекал на некие ценные сведения, которые мог бы продать по сходной цене, если будет уверен в своей безопасности. Как-то он сказал, что в обмен на знание можно простить любое, даже самое страшное преступление, и заметно огорчился, когда Ранд не согласился с ним. Чего бы он ни добивался, ему явно хотелось оградить себя от возможных неприятностей.
— Не знаю, нужны ли мне вообще твои сведения, — не раз говорил Ранд, — но если даже нужны, остается вопрос о цене, верно? Не всякую цену я захочу платить.
Натаэль тоже отвел Ранда в сторону в тот первый вечер, после того как разожгли костры и потянуло жарким. Менестрель тоже изрядно нервничал.
— Я много размышлял о вас, — промолвил он, склонив голову набок. — Нужно обладать великим талантом, дабы поведать историю Возрожденного Дракона, Того-Кто-Приходит-с-Рассветом. Того, о ком возвещает несчетное множество пророчеств разных Эпох. — Он плотнее запахнул плащ — разноцветные заплаты плясали на ветру. Сумерки в Пустыне коротки, а вместе с ночью приходит и холод. — Что вы чувствуете, думая о грядущей участи? Мне нужно это знать, ибо я хочу сложить поэму.
— Что чувствую? — Ранд окинул взглядом палатки Джиндо. Скольким из них суждено погибнуть, прежде чем придет его час? — Усталость. Я очень устал.
— Не очень-то героическое чувство, — пробормотал Натаэль. — Однако вполне понятное при такой судьбе. Мир держится на ваших плечах, и в то же время многое и многие готовы убить вас при первой возможности, тогда как другие, по своей глупости, надеются, что вы проложите им дорогу к могуществу, власти и славе.
— А ты, Натаэль? Чего добиваешься ты?
— Я? Я — простой менестрель. — Будто в подтверждение своих слов, он откинул край плаща. — Я ни за что не хотел бы поменяться с вами местами. Ведь у вас впереди безумие и смерть. «Кровь его на скалах Шайол Гула» — ведь так сказано в «Кариатонском цикле», в Пророчестве о Драконе, верно? Вам предстоит погибнуть ради спасения глупцов, которые вздохнут с облегчением, услышав о вашей кончине. Нет, это не по мне.
— Ранд, — произнесла неожиданно выступившая из сгустившейся тьмы Эгвейн. Она куталась в светлый плащ, капюшон был надвинут на лоб. — Мы пришли узнать, как ты себя чувствуешь после Исцеления и целого дня, проведенного на такой жаре.
С ней были и Морейн, и Бэйр, и Эмис, и Мелэйн, и Сеана. Взгляды их были спокойны и холодны, как ночь. Даже взгляд Эгвейн. Она еще не приобрела лишенных возраста черт, но ее глаза уже были глазами Айз Седай.
Авиенду, державшуюся позади, он поначалу и не заметил, а когда увидел, ему показалось, что в ее глазах промелькнуло сочувствие. Но если и промелькнуло, то исчезло тотчас, как только она поймала его взгляд. А скорее всего, это ему просто почудилось. Он ведь так устал.
— Поговорим в другой раз, — сказал Натаэль, обращаясь к Ранду, но при этом искоса глядя на женщин. — Как-нибудь в другой раз. — Слегка поклонившись, он зашагал прочь.
— Тебя пугает твое будущее, Ранд? — спросила Морейн, когда менестрель ушел. — Но ведь пророчества цветисты и невнятны. Их можно толковать по-разному.
— Колесо сплетает Узор как ему угодно, — отозвался Ранд. — Я сделаю то, что должен. Помните об этом, Морейн. Сделаю, что должен.
Похоже, ее это удовлетворило. Хотя разве по лицу Айз Седай что-нибудь увидишь? Возможно, она не удовлетворилась бы, даже узнав все.
Натаэль приходил еще несколько раз и все время говорил о своей поэме, но выказывая при этом болезненное пристрастие к одному вопросу — как Ранд намеревается встретить грядущее безумие и смерть. Видимо, он собирался сложить трагическую поэму. У Ранда же не было ни малейшего желания откровенничать на сей счет. Все, что у него на сердце или в голове, пусть лучше там и останется. Наконец менестрелю надоело выслушивать одно и то же: «Я сделаю, что должен!» — и он отстал. Когда Натаэль уходил в последний раз, вид у него был расстроенный.