Английская Утопия - Мортон Артур Лесли. Страница 16

«Этот же Утоп довел грубый и дикий народ до такой степени культуры и образованности, что теперь он почти превосходит в этом отношении прочих смертных».

Утопия не могла не быть чудом. Мор видел, в чем заключается зло и состоят нужды, но требовались бы сверхчеловеческие свойства, чтобы в те времена видеть тот исторический процесс, который привел бы к осуществлению социализма.

Можно сделать еще один вывод из теории государства Мора. Англия была, как мы уже видели, страной растущего богатства и растущей бедности. Мор был одним из первых, кто увидел связь между этими двумя явлениями и понял, что богатые умножают свои богатства благодаря тому, что находят новые и более эффективные методы обворовывания бедных. Поэтому мы находим в его книге то, что Моррис назвал

«атмосферой аскетизма, имеющей странный привкус сплавленных вместе цензора Катона и средневекового монаха».

Каутский также говорит о простоте и скромности быта утопийцев, как о черте, противоречащей современному социализму. Мор действительно подчеркивает эту умеренность. Утопийцы отвергли всякую роскошь и украшения. Их дома, хотя построены из прочных материалов и тщательно распланированы, просты и не украшены; одежда не окрашивается и кроится на один лад для всех; пища обильна и, несомненно, более питательна, чем рацион англичан того времени, но простая и без излишеств. Драгоценности служат игрушками для детей утопийцев, в назидание богатым цепи для рабов и ночные горшки сделаны из золота [34].

Эта умеренность в быту обусловливается несколькими причинами. До известной степени это надо отнести за счет унаследованного гуманистами от классицизма. Они, как впоследствии теоретики французской революции, любили настойчиво подчеркивать в качестве примера, достойного подражания, суровую простоту республиканских героев древнего Рима. Но что касается Мора, то он говорит об этой умеренности по другим причинам, более личного характера и более важным. Одна из них заключалась в уже упомянутом сочетании богатства с бедностью. Мор был возмущен роскошью правящего класса своего времени, так как видел в этой роскоши следствие окружающей бедности. Так что если предстояло изгнать бедность из Утопии, породившая ее роскошь также подлежала изгнанию. Третья причина имела более положительный характер.

Утопийцы не были людьми, отравляющими другим радость, принципиальными противниками удовольствий и развлечений.

«Они весьма склонялись к такому мнению: не запрещен никакой род удовольствий, от которого не проистекает вреда».

Приглядываясь к безысходной работе, ставшей уделом народа, призванного обеспечить роскошь богачей, Мор заключил, что в Утопии важнее всего устроить так, чтобы у всех оставалось много свободного времени для того, чтобы человеческие способности могли проявиться полностью, чтобы утопийцы могли стать людьми в полном смысле слова, а не изнуренными трудом поденщиками.

«Власти отнюдь не хотят принуждать граждан к излишним трудам. Учреждение этой повинности имеет прежде всего только ту цель, чтобы обеспечить, насколько это возможно с точки зрения общественных нужд, всем гражданам наибольшее количество времени после телесного рабства для духовной свободы и образования. В этом, по их мнению, заключается счастье жизни».

Перед любым социалистическим обществом в тот или иной момент его развития может встать вопрос: что нужнее — больше свободного времени или больше продукции? В современном мире, с его огромными и все растущими возможностями науки и техники, обеспечивающими бурный рост продукции без сокращения времени досуга, этот вопрос не возникнет, пожалуй, еще долгое время даже после того, как продуктов будет производиться столько, что окажутся удовлетворенными все разумные потребности и желания людей. В самом деле, вполне вероятно, что этот вопрос вообще никогда не возникнет, что при социализме нам действительно можно будет получать и есть торт, не ограничивая для этого свое время досуга. Но для Мора, жившего в мире ремесленного производства, он вставал во всей своей сложности, и он разрешал его, настаивая на том, чтобы его утопийцы не работали больше шести часов в сутки. Он примерами доказывал, что этого вполне достаточно для обеспечения не только всего необходимого, но и удобств и удовольствий, необходимых для надлежащего использования часов досуга.

Так как у людей было много свободного времени, образование в Утопии приобретало огромное значение, оно не представляло тайны, ставшей достоянием небольшой группы начитанных людей, как это было в современной Мору Англии, или чего-то скупо отпускаемого детям, тщательно взвешенными дозами в течение определенного числа лет с тем, чтобы о нем вскоре забыли, потому что тогда это образование не имело вовсе или имело очень мало связи с жизнью, как это, впрочем, происходит и в наше время. Образование у Мора представлено в виде непрекращающейся попытки постичь мир. В ней участвует весь народ. Если и выделялись люди, специально посвятившие себя наукам, то они не составляли замкнутой касты, отгораживавшей от народа, но были передовым отрядом, вождями движения, к которому мог примкнуть любой и каждый. Ученость ценилась и уважалась не как нечто само довлеющее или признак особой социальной принадлежности, но как средство для полного развития человеческих способностей.

Остававшиеся от обучения часы досуга утопийцы посвящали общественным развлечениям вроде бесед, музыки или игр. Мор упоминает о двух играх, похожих на шахматы. Всякий спорт, сопряженный с жестокостью (охота), был запрещен. Ничего не сказано о физических упражнениях, вероятно потому, что они тогда были лишь средством развлечения для правящих классов; помимо этого, процент населения, занятого на работах сидячего и стесняющего движения характера, которому хотелось бы для отдыха размяться, был еще очень невелик в то время. В общем жизнь в Утопии текла размеренно, без каких-либо чрезвычайных событий, невозмутимо; это была страна почти без истории, с постоянным по численности населением, с постоянной конституцией и экономикой, не изменившимися со времени короля Утопа Доброго. У нас нет оснований сомневаться в том, что утопийцы были так же чрезвычайно счастливы, как и сам Мор, когда он находился дома, в кругу семьи и друзей, когда его не тревожили неразрешимые проблемы социальной справедливости. Такой образ жизни представлялся Мору желательным и мог дать, как ему казалось, таких людей, как он.

Кроме того, в утопийском обществе, как мы уже видели, отсутствовала эксплуатация, то есть оно было бесклассовым. Следует сказать несколько слов о том, что может показаться тут противоречием. Во-первых, существовали власти разных рангов, вплоть до князя. Однако они отнюдь не составляли класса или касты. Должностных лиц выбирали из среды наиболее способных философов, а те, в свою очередь, избирались народом за свои таланты. Они не пользовались привилегиями, и их часто переизбирали. Воспитание, образование и возможности их детей были такими же, как и детей всех остальных граждан. Не было ни одной наследственной должности.

На другом конце общественной лестницы находились рабы. Они существовали в Утопии по двум причинам. Во-первых, Мор разрешает таким путем проблему преступности. В его время предание смерти было самым обычным видом наказания за большинство нарушений закона. Ежегодно вешали многие сотни людей за мелкие провинности. Самые незначительные проступки карались телесным наказанием, клеймением и выставлением у позорного столба. Мор сознавал бесчеловечность подобных кар и считал, что они способствуют лишь распространению преступности, которая возникала прежде всего из-за существовавших условий жизни. Он не верил во врожденную испорченность преступников. Не совсем логически Мор заключал, что преступность будет существовать и в Утопии, и предлагал рецепт от этого зла [35]. Он считал нужным использовать преступников на всех неприятных и унизительных работах, которые его свободные граждане выполняли бы неохотно (их свобода включала право выбора занятий) или же которые он сам считал нежелательным им поручать из-за сопряженной с ними опасности морального развращения. Эта система обращения в рабство, при всей своей неуместности в бесклассовом обществе, представлялась все же более гуманной и практической, чем те меры, которые применялись в Англии в XVI веке по отношению к преступникам.