Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции - фон Мизес Людвиг. Страница 30

Однако, борясь с марксистским материализмом, апологеты религии не понимают сути. Многие из них смотрят на материализм как на этическую доктрину: людям следует стремиться только к удовлетворению нужд своего тела и к жизни в удовольствиях и шумном веселье, и не следует заботиться о чем-либо ещё. Аргументы, выдвигаемые ими против этической доктрины материализма, не упоминают марксистскую доктрину и не имеют отношения к предмету спора.

Не более разумны и возражения, выдвигаемые против марксистского материализма теми, кто выбирает определённые исторические события (распространение христианства, крестовые походы, религиозные войны) и триумфально утверждает, что им невозможно дать материалистического истолкования. Любое изменение обстоятельств оказывает влияние на структуру спроса и предложения различных материальных вещей и тем самым на краткосрочные интересы некоторых групп людей. Поэтому можно показать, что некоторые группы в краткосрочном периоде получили выгоду, а некоторым в краткосрочном периоде был причинён ущерб. Следовательно, защитники марксизма всегда в состоянии указать на то, что тут замешаны классовые интересы, и тем самым свести на нет выдвинутые возражения. Разумеется, этот метод доказательства правильности материалистической интерпретации истории целиком и полностью ошибочен. Вопрос не в том, нанесён ли ущерб групповым интересам; им неизбежно всегда наносится ущерб, по крайней мере в краткосрочном периоде. Вопрос в том, было ли стремление данной группы к наживе причиной обсуждаемых событий. Например, определялись ли воинственность и войны нашего века краткосрочными интересами военной промышленности? Исследуя эти проблемы, марксисты никогда не упоминают, что там, где есть интересы «за», неизбежно есть также и интересы «против». Они никогда не объясняют, почему последние не преобладают над первыми. Но «идеалистические» критики марксизма по своей тупости не сумели вскрыть ни одной из ошибок диалектического материализма. Они даже не заметили, что марксизм прибегает к интерпретации классовых интересов, основываясь только на явлениях, которые широко осуждаются как негативные, и никогда не имеет дело с явлениями, которые всеми одобряются. Если военные действия приписываются козням военного капитала, а алкоголизм – козням алкогольной промышленности, то чтобы быть последовательным, необходимо приписывать чистоту – замыслам производителей мыла, а расцвет литературы и образования – интригам издательской и полиграфической отраслей. Но ни марксисты, ни их критики даже не задумались над этим.

Самое замечательное, марксистская доктрина исторических изменений никогда не подвергалась никакой разумной критике. Она смогла добиться триумфа потому, что её противники не вскрыли её ошибок и внутренней противоречивости.

Насколько превратно люди понимают марксистский материализм, показывает распространённая практика соединения марксизма и психоанализа Фрейда [29]. В действительности, невозможно представить более резкого контраста, чем между этими двумя доктринами. Материализм стремится свести психические явления к материальным причинам. Психоанализ, наоборот, исследует психические явления как автономную область. Если традиционная психиатрия и неврология пытаются объяснить причины всех изучаемых ими патологических состояний определёнными патологическими состояниями некоторых органов тела, то психоанализу удалось продемонстрировать, что причиной анормальных состояний тела иногда являются психические факторы. Это открытие было достижением Шарко и Йозефа Бройера, и великий подвиг Зигмунда Фрейда состоит в том, что на этой основе он построил всеобъемлющую систематическую дисциплину. Психоанализ является противоположностью всех разновидностей материализма. Если мы посмотрим на него не как на отрасль чистого знания, а как на метод лечения болезней, то назовём его тимологической отраслью (geisteswissenschaftlicher Zweig <гуманитарная отрасль (нем.). – Прим. перев.>) медицины.

Фрейд был скромным человеком. Он не предъявлял непомерных претензий по поводу важности своего вклада. Он был очень осторожен, когда касался проблем философии и отраслей знания, в развитии которых не принимал участия. Он не рискнул покритиковать ни одно из метафизических положений материализма. Он даже заходил так далеко, что признавал, что науке когда-нибудь удастся дать физиологическое объяснение изучаемым им явлениям психоанализа. Психоанализ представлялся ему истинным научно и незаменимым практически только до тех пор, пока этого не произошло. Критикуя марксистский материализм, он был не менее осторожен. Он открыто признавал свою некомпетентность в этой области <Фрейд 3. Введение в психоанализ: Лекции. – М.: Наука, 1989. С. 411–115>. Но всё это не меняет того факта, что психоаналитический подход по своей сути несовместим с эпистемологией материализма.

Психоанализ акцентирует роль, которую в человеческой жизни играет либидо, сексуальный импульс. До этого как психология, так и другие отрасли знания эту роль игнорировали. Психоанализ также даёт объяснение и этому невниманию. Но он ни в коей мере не утверждает, что секс является единственным человеческим побуждением, ищущим удовлетворения, и что все психические феномены вызываются им. Интерес психоанализа к сексуальным импульсам возник из-за того, что он начинался как терапевтический метод, а причиной большей части патологических состояний, с которыми ему приходилось иметь дело, было подавление сексуальных побуждений.

Некоторые авторы связывают вместе психоанализ и марксизм по той причине, что их обоих считали противоречащими теологическим идеям. Однако с течением времени теологические школы и различные вероисповедания стали по другому относиться к учениям Фрейда. Они не просто прекратили радикальное противостояние подобно тому, как они до этого поступили в отношении современных достижений астрономии и геологии и теорий филогенетического изменения строения организмов. Они пытаются интегрировать психоанализ в систему и практику пастырской теологии. Они рассматривают изучение психоанализа в качестве важной части подготовки духовенства <разумеется, немногие теологи будут готовы поддержать интерпретацию видного католического историка медицины профессора Пьетро Л. Энтральго, согласно которому Фрейд «завершил разработку некоторых возможностей, предлагаемых христианством». Entralgo P. L. Mind and Body, trans. by A.M. Espinosa, Jr. – N. Y.: P.J. Kennedy and Sons, 1956. P. 131>.

В настоящее время многие защитники авторитета церкви оказались предоставленными самим себе и сбитыми с толку в своём отношении к философским и научным проблемам. Они осуждают то, что могут или даже должны поддерживать. Борясь с ложными доктринами, они прибегают к помощи несостоятельных возражений, которые скорее усиливают склонность верить в то, что критикуемые доктрины верны, когда люди распознают ошибочность возражений. Будучи неспособными обнаружить реальные изъяны в ложных доктринах, эти апологеты религии в конце концов могут их одобрить. Это объясняет любопытный факт: в наши дни в христианской литературе существует тенденция принимать марксистский диалектический материализм. Так, пресвитерианский теолог профессор Александр Миллер считает, что христианство «может принимать во внимание истину, содержащуюся в историческом материализме, и факт классовой борьбы». Он не только предлагает церкви принять на вооружение основные принципы марксистской политики, что многие выдающиеся лидеры различных христианских конфессий уже делали до него. Он думает, что церковь должна «принять марксизм» как «квинтэссенцию научной социологии». Не странно ли примирять с никейским символом веры [30] доктрину, которая учит, что религиозные идеи суть надстройка над материальными производительными силами!

Подобно многим разочаровавшимся интеллектуалам и подобно почти всем современным ему прусским аристократам, госслужащим, учителям и писателям Марксом двигала фанатическая ненависть к бизнесу и бизнесменам. Он повернулся к социализму, потому что считал его самым худшим наказанием, которое только можно придумать для ненавистных буржуа. В то же время он понимал, что единственная надежда социализма в том, чтобы предотвратить обсуждений всех «за» и «против». Нужно, чтобы люди принимали его эмоционально, не задавая вопросов о его последствиях.