Прах к праху - Джордж Элизабет. Страница 64
– Послушай, тебе нет нужды все время так меня опекать, – говорю я. – Ненавижу это. Чувствую себя какой-то уродкой.
Он садится рядом и берет меня за руку. Переворачивает ее и рассматривает ладонь. Сгибает мои пальцы. Смотрит, как я их разгибаю. Мы оба знаем, сколько усилий мне нужно приложить, чтобы движение получилось плавным.
– В моей группе два новичка, Ливи. Я не уверен, что они готовы к такой операции, какая требуется в Уэльсе. И я не хочу рисковать собаками, ради удовлетворения своих амбиций. – Он сжимает мою ладонь. – Вот в чем дело, а не в тебе. Не в том, что тут. Понятно?
– Новички? – переспрашиваю я. – Ты не говорил.
– Наверное, забыл. Они со мной уже около полутора месяцев.
– Кто?
– Один парень – Пол. И его сестра. Аманда.
Он так пристально, не мигая, смотрит мне в глаза что я понимаю – это она. Аманда. Ее имя повисает между нами, словно облако тумана.
Крис смотрит на меня и понимает, что я знаю. Одно мое слово, и завяжется разговор, который он, без сомнения, обещал Аманде.
Нет. Я не стану об этом думать. У Криса есть право на личную жизнь, как и у меня было право на свою. И я достаточно часто нарушала правила организации, пока была ее активным членом.
Как только я доказала Крису свою удовлетворительную физическую подготовку – бегая, лазая, прыгая, проскальзывая, ползая на животе и делая все, что он ни прикажет, – я начала посещать открытые собрания учебного звена ДСЖ. Они проводились в церквах, школах и общественных центрах, где антиви-висекционисты из десятка организаций доносили информацию до местных жителей. Таким образом я узнала о том, что и как делается во время опытов на животных. Я познакомилась с моральными и этическими аргументами обеих сторон. Читала что мне давали. Слушала что говорили.
С самого начала я хотела войти в группу штурмовиков. Я могла бы утверждать, что одного взгляда на Бинза в то утро, когда его принесли на баржу, было достаточно, чтобы сделать из меня горячую сторонницу дела, но правда в том, что я хотела стать штурмовиком из-за Криса. Из-за того, чего хотела от него и что стремилась ему доказать. О, естественно, я в том не признавалась. Дело в том, что к тому времеи я уже несколько месяцев не выходила на панель. Мне не сиделось на месте, мне нужна была хорошая доза адреналина, которую могли обеспечить неизвестность, опасность и увиливание от опасности. Участие в штурмовой группе казалось мне выходом из положения.
Штурмовая группа состояла из разработчиков и исполнителей. Разработчики подготавливали операцию – за несколько недель до нападения проникали на объект, крали документы, фотографировали животных, составляли карту местности, выявляли сигнализацию и отключали ее для проникновения уже исполнителей. Те осуществляли нападение ночью, ведомые капитаном, чье слово было законом.
Крис никогда не совершал ошибок. Он встречался с разработчиками, с руководящим звеном ДСЖ, с исполнителями. Одна группа никогда не видела другую. Он осуществлял связь между ними всеми.
Мое первое участие в операции в составе штурмовой группы произошло почти год спустя после нашей с Крисом встречи.
Оливия
Боль пронзала мое тело, словно раскаленным прутом. А ведь в моих силах было уничтожить боль. Мне и нужно-то было всего лишь вернуться в прошлое. Превратиться в существо, которое действует, не испытывая чувств. Сделать одно из сотни тех движений, что я когда-то делала с безразличием, за деньги, и боль растворилась бы, подчинись мне Крис.
Но ничего из этого я не сделала. Лежала на его постели и смотрела, как он спит. К тому моменту, когда боль добралась до горла, я приняла самое худшее, что есть в любви.
Сначала я ненавидела его. Ненавидела то, что он из меня сделал. Ненавидела женщину, которой, как доказал мне Крис, я могла бы стать.
Тогда я поклялась, что искореню в себе чувство, и начала действовать, соблазняя всех парней, каких только удавалось подцепить. Я трахала их в автомобилях, в пустующих домах, на станциях метро, в парках, в туалетах пабов, на барже. Я заставляла их лаять по-собачьи. Покрываться испариной и плакать. Умолять. Смотрела, как они унижаются, задыхаются и воют. Крис ни разу не среагировал. Ни разу не сказал ни слова, пока я не перешла к парням, входившим в штурмовую группу.
Они были легкой добычей, и я приводила их на баржу. Они смущались, отказывались, но я умела их убедить.
Они говорили:
– Ливи, мы не можем. Ну хотя бы не здесь. Если Крис узнает, он выгонит нас из группы.
– Предоставьте Криса мне, – отвечала я и закрывала за нами дверь. – Или вы не хотите? – спрашивала я и, взявшись за пряжку ремня, притягивала их к себе. Приближала губы к их губам. – Или вы не хотите? – повторяла я вопрос, запуская пальцы в их джинсы. – Ну? – произносила я у самых их губ и обнимала за талию. – Хотите или не хотите. Давайте, решайте.
Весь разум, который еще оставался у них к этому моменту, сосредоточивался на одной мысли, которую и мыслью-то назвать было трудно. Мы падали на мою кровать и избавлялись от одежды. Больше всего мне нравилось, когда попадались любители постонать и покричать, потому что тогда они производили много шума, а мне как раз это и нужно было – максимум шума.
Как-то ранним утром, после очередного налета, я занималась сразу с двумя, когда вмешался Крис. Бледный, он вошел в мою комнату. Схватил одного парня за волосы, а другого за руку и, сказав: «Все. Вы уходите из организации», – стал толкать их по коридору к выходу. Один из них обвинял Криса в лицемерии, другой лишь нечленораздельно вопил.
– Вон отсюда. Забирайте свои вещи и проваливайте, – сказал Крис.
Когда за ними захлопнулась дверь и защелкнулись засовы, Крис вернулся ко мне.
Воплощенное безразличие, я села на кровать и закурила.
–Умеешь же испортить людям настроение, – надулась я. Я была голой и даже не сделала попытки накинуть одеяло или халат.
Он стиснул кулаки и, кажется, даже задыхался от гнева;
– Оденься. Сию же минуту.
– А что? Ты и меня собираешься вышвырнуть вон?
– Не надейся, что так легко отделаешься. Я вздохнула:
– Чего ты взъерепенился? Мы просто развлекались.
– Нет, – сказал он. – Ты просто меня доставала. Я закатила глаза и затянулась.
– Пока не погубишь всю группу, ты не успокоишься? Может, хоть это станет искуплением моей вины?
– Твоей вины?
– Того, что я не хочу с тобой спать. А я не хочу. И никогда не хотел и не буду, сколько бы кретинов в Лондоне тебя ни поимели. Почему ты не можешь это принять? Почему не хочешь, чтобы все между нами оставалось как есть? И ради Христа, оденься.
– Если ты меня не хочешь, никогда не хотел и не желаешь спать со мной сейчас, какая тебе разница, одета я или нет? Что, неймется?
Он подошел к шкафу и вытащил мой халат. Бросил его мне:
~~ Да, неймется, но не в том смысле, как этого хочешь ты!
– Хотение это не по моей части, – заметила я. – Я беру.
– И значит, вот чем ты занимаешься со всеми этими типами, да? Берешь то, что пожелаешь? Не смеши меня.
– Я вижу понравившегося мне парня. И беру его. Только и всего. В чем проблема? Тебя это смущает?
– А тебя это не смущает?
– Что?
– Ложь. Оправдывание своих поступков. Роль, которую ты постоянно играешь. Хватит, Ливи. Посмотри на себя. Посмотри правде в глаза. – Он вышел из моей комнаты и кликнул собак на прогулку.
Я осталась, где была, пылая к нему ненавистью.
Посмотри на себя. Посмотри правде в глаза. Я до сих пор слышу эти его слова. А вот интересно, смотрит ли он на себя? И смотрит ли правде в глаза каждый раз, когда встречается с Амандой?
Он нарушает правила организации, точно как же, как это делала я. И что, интересно, он придумывает в свое оправдание?
Полагаю, я выгляжу циничной, совершенно не сочувствующей ситуации Криса, озлобленной, мстительной, лелеющей надежду, что он будет пойман со спущенными штанами? Но во мне нет цинизма. Просто мне кажется разумным предположение, что большинству людей так или иначе свойственно искать себе оправдания. Потому что нет лучшего способа избежать ответственности. Ведь никому не хочется нести ответственность, особенно когда дела идут хуже некуда.