Сегодня я увидела… - Гусман Делия Стейнберг. Страница 6

Женщине, как никому другому, следовало бы знать историю – история ведь тоже женщина, и, как женщина, она живет во Времени, которое проходит, но, проходя, оставляет глубокие следы. Время не враг женщине, вовсе нет. Время не старит ее, а делает вечной, поддерживает в ней жизнь, придает ей силы и отражает ее суть в образе Вечной Женственности, образе, который испокон веков вдохновляет всех художников.

Время и История показывают нам других женщин, не из нашего века, – да нам и неважно, из какого, ведь мы стремимся найти вечный, вневременный символ. Время и История рассказывают нам о древних жрицах, чистых душой, служивших связующим звеном между богами и людьми. Они рассказывают нам о царицах и воительницах, которые обладали даром управления людьми, даром стратегии и мудрого предвидения будущего. Они рас сказывают нам о сильных, исполненных гордости и достоинства матронах, для которых воспитывать детей означало в некотором роде вершить историю. Далеким эхом доносятся до нас голоса тех, кто, не боясь ни смерти, ни страданий, с благодарностью принимали покровительство рыцарей и в ответ изливали свою проникновенную доброту на тех, кто, облаченный в доспехи, осваивал и совершенствовал мир, в котором было нелегко выжить. До сих пор слышим мы звонкий смех жриц обаяния и красоты, превращавших самую хрупкую нежность в могущественное оружие…

Но теперь не время жить одними воспоминаниями. Память может и должна дать нам силы, направить нас, укрепить благодаря накопленному опыту. А затем нам надо решительно выходить на арену современного мира, современной цивилизации, которая переживает явный упадок, похожий на сумерки, в которых невозможно отличить человеческие силуэты от бесплотных теней.

Для того чтобы женщина вновь стала Дамой и вернула себе свои права – и для этого ей не пришлось бы протестовать, – необходимо, чтобы все остальное тоже вернулось на свои естественные места: чтобы мужчина вновь стал Рыцарем, чтобы жизнь вновь обрела важную, непреходящую цель, чтобы благодаря образованию люди воспитывались, а не просто накапливали информацию.

Но в основе любой работы, любого изменения должен лежать определенный принцип. А женщина всегда была в первую очередь Матерью. В наше время женщине суждено стать Матерью нового мира, где, освещенное лучами солнца, все предстает в своем истинном облике, где не нужно надевать маскарадный костюм «унисекс», чтобы спрятаться от ответственности. Женщина является Женщиной, когда принимает на себя роль живой природы и светится любовью, красотой, пониманием; когда воспитывает в добродетели не только собственных детей, но также всех тех, кого считает детьми в своем сердце; когда призывает к священной войне или примиряет врагов; когда, подобно тенистому дереву, дарит отдохновение и покой тем, кто в них нуждается; когда, наконец, она ощущает в себе свою древнюю космическую силу и ей не нужны ни пустые протесты, ни специально ей посвященный год, «год женщины», ибо испокон веку и во веки веков каждая Женщина подобна первой звезде, сверкнувшей в темнеющей глубине неба.

Быть Женщиной – это не позор и не исключительная честь. Быть Женщиной – значит понимать игру цветов радуги, оставаясь верной своему собственному цвету, и лелеять мечту о белом, который объединяет их все.

И, между прочим, пишущая эти строки – тоже женщина…

… ребенка (I)

Сегодня я увидела ребенка. Детей редко можно встретить одних, обычно рядом с ними всегда родители или другие члены семьи, и потому в ребенке, которого я увидела, я рассмотрела и его самого, и черты окружавших его взрослых.

Это был обычный ребенок, во всем похожий на таких же, как он, малышей. Однако мне бросилась в глаза его одежда: она была нелепой уменьшенной копией одежды взрослых. Я подумала, что это, должно быть, случайность, и принялась внимательнее изучать героя моего сегодняшнего рассказа.

То, что я увидела, поразило меня еще больше. Меня испугали глаза ребенка: в них не было ничего детского, он смотрел слишком по-взрослому, искушенно, даже зло, что никак не соответствовало его облику. Это были глаза старика, заключенные в тело, которое только-только начинает жить. Но я увидела, что родителей, с которыми он шел, это восхищало: общество становится все более развитым, а соответственно, быстрее развиваются и раньше взрослеют и дети – так считали они.

Ребенок держался настолько раскованно, что порой его раскованность больше походила на развязность, даже наглость. Не то чтобы он никого и ничего не боялся, скорее, он презирал всех на свете – в том числе и собственных родителей; он презирал всех вокруг, кроме самого себя. А родители восхищались таким поведением своего замечательного чада, считая это признаком развитого ума.

Этот ребенок не говорил ни о своих детских грезах, ни об игрушках, не просил любви и ласки. Его слова были похожи на его одежду: в них я услышала исковерканный пересказ «взрослых» разговоров, повторение того, что он услышал в недетских телепередачах, осведомленность в вопросах, которые не должны волновать столь юное существо. Но снова мне пришлось промолчать – раздались очередные восторги, «какие развитые и смышленые нынче дети»…

Я подумала, что заложенное в этом ребенке зерно духовной силы в будущем превратится в резкость и гневливость, а потребность в любви и ласке – в настойчивое требование внимания к себе. Отсутствие воспитания было очевидно: старшие восхищались ребенком вместо того, чтобы попытаться хотя бы немного изменить его, направить и помочь ему стать тем, кем он и должен быть, – ребенком.

Такова одна из многих печальных «болезней» нашего материалистичного мира: взрослые стремятся сохранить молодость тела, но с самого начала теряют юность и чистоту души, столь необходимые ей; а дети нелепо, комично подражают взрослым, утрачивая трогательную и естественную невинность детства. Так что же происходит? Удовлетворимся ли мы примитивным объяснением, что мы родились случайно, что живем благодаря механическому делению клеток – без души, без Бога и не испытываем потребности расти внутренне так же, как растем внешне? Получается, нужно стремиться «брать от жизни все» и пробиваться вперед, оттесняя других?

Наслаждаться сегодняшним днем, не осознавая Долга перед будущим?

Я смотрела на ребенка, который заставил меня задуматься об очень многом, и вспоминала древние учения Тех, Кто оставил в наследство человечеству Мудрость и Долг – то, чем сегодня в своей жизни никто не хочет руководствоваться. А Они говорили, что человек – существо бесконечно древнее, что он живет, жил и будет жить на Земле много раз – так же как в его нынешнем существовании много раз чередуются состояния сна и бодрствования. Но если периоды «сна», которые в больших циклах жизни и смерти соответствуют «небесным» периодам, будут очень короткими, если их будут прерывать непрекращающиеся желания, вырастающие из опыта материальной жизни, то последующие периоды бодрствования будут неэффективными – из-за того, что душа человека недостаточно отдохнула, и из-за того, что он постоянно будет одержим жаждой чувственных наслаждений. С каждым разом все меньше будет оставаться времени на «сон» – все меньше будет «неба». И как без необходимого физического отдыха взрослые становятся угрюмыми и агрессивными, так и дети растут «развитыми и смышлеными» из-за того, что им не хватает «небесного» отдыха.

И приходят на Землю дети, неся с собой воспоминания и неутоленные желания из своих прошлых жизней, и так же сильно, как взрослые, они жаждут насилия и удовлетворения таких же, как у взрослых, потребностей плохо воспитанного тела. Им больше не снятся ангелы, и они больше не улыбаются нежно во сне… Они плачут и страдают, требуют и приказывают, презирают и унижают… И постепенно стирается запечатленный в глубине их души древний образ Чудесного Младенца, рожденного в яслях, – явившегося однажды, чтобы осветить мир и стать воплощением архетипа невинной души.

Если бы нам вновь открылось чудо закона циклов, если бы мы вспомнили, что мудрость и ее сестра – воспитание могут вращать колесо истории, в нашем мире снова родился бы Младенец, и вновь появились бы на Земле дети. Но не такие, как ребенок, которого я увидела сегодня. Хотя, наверное, такие же, только их лица вновь обрели бы свои ангельские черты.