Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества - Лукач Георг. Страница 140

Гегель, который, как мы уже не раз убеждались, был весьма далек от романтического сентиментализма и никогда не преуменьшал прогрессивность капиталистического развития, остро полемизирует с той культурной оценкой экономической деятельности людей, которая давалась самой классической политической экономией, и ее эпигонами и критиками.

В историческом анализе экономического учения Адама Смита Маркс дает широкий обзор обширной полемики, которая развернулась во всей европейской экономической литературе вокруг понятия производительного и непроизводительного труда у Смита, — полемики, в которой ведущую роль играли экономические идеологи Директории и Консульства (Гарнье) и империи (Феррье, и Ганиль). Как и буржуазия в свой революционный период, Смит сам рассматривал все виды неэкономической деятельности людей в обществе как faux frais производства, которые непременно должны сводиться к необходимому минимуму в интересах развития производительных сил. (Близость этих взглядов к приведенным выше соображениям Рикардо очевидна.)

В соответствии с этим все великие политэкономы рассматривают различные формы непроизводительного труда сквозь призму цинично-революционной уравниловки. Маркс цитирует, например, следующие высказывания Адама Смита, который ведет речь о представителях непроизводительного труда: "Они — слуги общества и содержатся на часть годового продукта труда других людей… К этому же классу должны быть отнесены… священники, юристы, врачи, всякого рода писатели; актеры, паяцы, музыканты, оперные певцы, танцовщики и т. д.". Маркс следующим образом комментирует эти высказывания Смита: "Это — язык еще революционной буржуазии, которая еще не подчинила себе все общество, государство и т. д. Все эти трансцендентные занятия, искони пользовавшиеся почетом, — государь, судьи, офицеры, попы и т. д., вся совокупность порождаемых ими старых идеологических сословий, все принадлежащие к этим сословиям ученые, магистры и попы… экономически приравниваются к толпе собственных лакеев и шутов буржуазии, которые содержатся ею и представителями праздного богатства — земельным дворянством и праздными капиталистами. Они просто слуги общества, подобно тому как другие — их слуги. Они живут на продукт труда других людей. Поэтому их число должно быть сокращено до неизбежного минимума" [9].

Эта революционная точка зрения, которая содержала провозглашенное Рикардо требование развить любой ценой производительные силы, у идеологов буржуазии претерпевает изменение, после того как буржуазия — чаще всего на основе разного рода компромиссов — уже добилась власти в государстве или по меньшей мере решительного влияния на государственную власть. В результате этого изменения и возникает та "образованная" концепция, согласно которой оказываются оправданными все те типы деятельности в капиталистическом обществе, которые полезны для буржуазии или по крайней мере ей просто приятны. Эта концепция распространяет понятие производительности также и на эти типы деятельности и признает производительным также их труд в экономическом смысле. Маркс зло издевается над этой концепцией, в которой принципы классической политической экономии путем их затушевывания превращаются в апологию буржуазного общества. Он цитирует следующее высказывание Нассау Сениора: "По Смиту, законодатель евреев был непроизводительным работником"- и добавляет: "Кто это Моисей Египетский или Моисей Мендельсон? Очень поблагодарил бы Моисей господина Сениора за признание его смитовским "производительным работником"". Эти люди до такой степени порабощены своими буржуазными навязчивыми идеями, что, по их мнению Аристотель или Юлий Цезарь обиделись бы, если бы их назвали "непроизводительными работниками". А между тем, Аристотель и Цезарь сочли бы оскорблением уже само название "работники"" [10].

Позиция Гегеля направлена как против Смита, так и против его критиков. Однако действительную противоположность следует искать лишь между ним и этими "образованными" апологетами буржуазии. У Гегеля мы никогда не обнаруживаем стремления обосновывать положение "общего сословия" таким образом, чтобы в широком или в переносном смысле считать членов этого сословия экономически производительными работниками. Как раз наоборот: во всех его сочинениях, в которых он разбирает вопрос о сословиях, он резко подчеркивает, что "общее сословие" не занимается экономической деятельностью и живет за счет труда второго и третьего сословий. Это общее сословие именно потому у Гегеля выступает как общее, что оно является непроизводительным в смитовском смысле.

Когда Гегель во всех своих оценках культуры человека все светлое относит к экономически непроизводительной деятельности, а все теневое — к буржуазии, то он тем самым ставит проблему, которую Смит и Рикардо не ставили, потому что для них, особенно для Рикардо, представляло интерес прежде всего развитие материальных производительных сил и вызванное ими развитие человеческого рода. (Это, разумеется, не означает, что Смит и Рикардо были слепы в отношении человеческих и культурных последствий такого развития, например последствий капиталистического разделения труда). Наоборот, они достаточно ясно видели возникающие из этого проблемы, и особенно Смит, ученик Фергюссона, занимался этим вопросом достаточно обстоятельно. Однако все это у них безусловно было подчинено центральному вопросу — развитию материальных производительных сил.

Теперь мы можем уже сказать, что подлинное ядро "трагедии нравственности" заключается у Гегеля в том, что он полностью соглашается со смитовской концепцией развития материальных производительных сил как с концепцией необходимой и прогрессивной, причем даже в культурном аспекте. Гегель — как мы уже неоднократно подчеркивали — ставит современную, более высокую, более развитую духовную форму индивидуальности в тесную связь с развитием материальных производительных сил в том смысле, который в него вкладывали Смит и Рикардо. Он отклоняет все романтические причитания по поводу такого развития как жалкую сентиментальность, способную направлять свой взор только на единичное, но не видящую целое, отбрасывая их так же решительно, как Смит и Рикардо. Однако он вместе с тем видит — и здесь он близок к кругу интересов, к постановке вопросов Бальзаком и Фурье, — что тот тип человека, который сформировался в результате развития производительных сил при капитализме и благодаря самому капитализму, является практическим отрицанием всего того великого, возвышенного и значительного, что было выработано развитием человечества до сих пор. Противоречие этих двух необходимо друг с другом связанных противоположностей, эта неразрывно противоречивая связь прогресса с унижением человеческого достоинства, достижение прогресса ценою унижения — вот где следует искать реальное ядро "трагедии нравственности".

Тем самым Гегель формулирует глубокое, реальное противоречие капиталистического общества (с известными оговорками и всякого классового общества). Темная и мистическая форма, в которой это противоречие высказано, и иллюзорное решение, данное Гегелем в йенский период, не должны заслонять того, что здесь сформулировано глубокое и реальное противоречие капиталистического общества — противоречие, которое всегда признавали великие основоположники и представители марксизма и которое постоянно замазывали меньшевиствующий оппортунизм и вульгарная социология из-за лакейского преклонения перед буржуазией.

Великий писатель Максим Горький в речи на съезде советских писателей в Москве (1934) так высказывается относительно этого вопроса: "Имеется полное основание надеяться, что когда история культуры будет написана марксистами, мы убедимся, что роль буржуазии в процессах культурного творчества сильно преувеличена… Буржуазия не имела в самой себе и не имеет тяготения к творчеству культуры, если это творчество понимать шире, чем только непрерывное развитие внешних материальных, бытовых удобств и развитие роскоши. Культура капитализма — но что иное, как система приемов физического и морального расширения и укрепления власти буржуазии над миром, над людьми, сокровищами земли, энергией природы" [12].