На стороне бога - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 13

– Может, вам лучше здесь не оставаться? – спросил Эдгар.

– Я буду сидеть тут до утра, – упрямо сказала Толдина. – Это мой долг.

– А почему у вас горит только одна свеча? – спросил Дронго. – Мне сказали, что вам дали три свечи.

– Одна на кухне у Нани, – пояснил Буянов. – Все голодные, и Нани с Людмилой пошли туда, чтобы подогреть ужин. Хорошо, что газ еще есть. А третью свечу мы отдали Отари. Он снова решил рисовать. Считает, что в такой обстановке и в такую погоду лучше рисовать. Заодно он дежурит у постели Гасана. Повар может прийти в себя, и поэтому нужен человек, который постоянно находился бы около него.

– Это, наверное, придумал Мамука, – усмехнулся Дронго. – Он считает, что несчастный повар может всех нас обманывать. Создать себе ложное алиби, чтобы безнаказанно убивать. Очевидно, он начитался детективных романов.

– Что случилось? – спросил подоспевший Алтынбай.

– Ничего, – ответил Дронго. – Просто одной женщине померещилась нечто неприятное. В такую погоду рядом с убитой может померещиться все, что угодно.

– Эта ночь никогда не кончится, – прошептал Буянов.

– В этом доме есть еда? – крикнул Алтынбай в коридор. – Хоть какая-нибудь?

– Мы сейчас принесем вам еду! – закричала Нани, услышавшая его восклицание.

– Может, нам пойти и помочь им? – предложил Шарай.

– Я останусь с Наташей, – твердо сказал Буянов, – мне не хочется есть.

– Если разрешите, я посижу с вами, – попросил Дронго и, обернувшись к Вейдеманису, сказал ему: – Эдгар, спустись вниз и побудь с остальными. В такой обстановке у любого могут сдать нервы.

Мужчины повернули обратно, а Дронго вместе с Буяновым сели на стулья рядом с Толдиной. Она взглянула наконец на Дронго.

– Что вам нужно? – раздраженно спросила она. – Ну, я испугалась как последняя дура. Нервы совсем сдают. А вы пришли еще и издеваться.

– Нет, – ответил Дронго, – иначе я бы не поднялся. Я понимаю ваше состояние.

– Что вообще вы можете понять! – крикнула она. – О чем тут говорить?! Сережа, дай мне сигареты...

– У меня кончились, – виновато сказал Буянов. – У вас есть сигареты? – спросил он, обращаясь к Дронго.

– Я не курю.

– Извините. Наташа, сейчас я принесу сигареты, – сказал Буянов, поднимаясь со стула и выбегая в коридор.

– Осторожнее! – крикнул Дронго. – Там темно!

Когда они остались одни, Дронго вдруг сказал, обращаясь к Толдиной:

– Не нужно так нервничать. Если вы соберетесь и поможете мне, может, мы и найдем убийцу.

– Как это найдем? – спросила она, взглянув на Дронго. – Он уже давно убежал.

– Убийца в доме, – возразил Дронго, и она вздрогнула.

– Что? Что вы сказали?

– Убийца в доме, – повторил Дронго, – и мы должны его найти.

– Господи! – выдохнула она. – Как вы можете так спокойно говорить?

– Вашу подругу убили, и мы должны понять мотивы убийства. Скажите мне, почему она вдруг так плохо почувствовала себя, попав сюда. Почему?

– Не знаю, – очень тихо ответила Толдина, – я ничего не знаю. Почему вы думаете, что сможете найти убийцу?

– Я его все равно найду, – твердо сказал Дронго, – и очень нужно, чтобы вы мне помогли. Мы должны наказать убийцу вашей подруги.

– Наказать, – иронически произнесла она. – Почему вы считаете, что можете казнить и миловать по своему желанию? У вас есть права Бога? Кто вы такой, чтобы судить других людей?

– Нет, – ответил Дронго, – я, конечно, не Бог. Но иногда мне кажется, что я сражаюсь на его стороне.

В комнату вошел Буянов. Он протянул Толдиной одну сигарету и спички.

– Больше не нашел, – чуть виновато сказал он. – Все экономят – боятся, что нам придется здесь долго сидеть. Женщины принесли еду. Может, ты хочешь поесть?

– Нет, – ответила она. – Спасибо, мне ничего не нужно.

Буянов вопросительно взглянул на Дронго.

– Мне нужно знать, почему Катя внезапно почувствовала себя плохо, попав в этот дом, – настойчиво сказал Дронго. – Поймите, я должен это знать! Вы можете мне помочь. Почему?

– Я не знаю, – растерянно произнес Буянов. – Когда я приехал сюда, она уже была в таком состоянии.

Толдина молча курила сигарету.

– Вы говорили, что у нее были неприятности, когда погибли двое людей. Это было не в Душанбе? – спросил Дронго у Буянова.

– Почему в Душанбе? – вдруг уточнила вздрогнувшая Толдина.

– Я не у вас спрашиваю, – строго оборвал ее Дронго, – вы ведь не хотите мне помогать.

– Трагедия случилась во время съемок в Киргизии, – сказала Толдина. – Тогда и погибли двое людей. Она все видела... Это было ужасно... Просто ужасно. Люди иногда бывают как звери.

– В каком году?

– Не знаю. Кажется, в девяносто втором. Господи, ну о чем мы сейчас говорим?! Разве все это так важно? Разве все это интересно? Кати уже нет на свете, а вы говорите о каких-то глупостях. Вам мало ее смерти, вам еще нужно ее опозорить. Как все это гадко! Господи, как гадко и страшно! – Она разрыдалась.

– Уйдите, – попросил Буянов. – Вы же видите, в каком она состоянии!

Дронго вышел из комнаты. Приблизился к лестнице и заглянул в комнату, где лежал Гасан. Повар беспокойно спал, ворочаясь во сне. В углу комнаты сидел художник, который что-то рисовал. Рядом стояла его жена. Дронго невольно залюбовался Людмилой. Она была высокого роста, стройная и красивая, ее длинная тень падала на стену, вырастая до потолка. При одной горевшей свече в этой картине было нечто библейское. Он подумал, что Отари прав, рисуя именно при подобном свете и в такую ночь.

– Как наш больной? – спросил Дронго.

– Спит, – ответил художник. – Мне кажется, что ему плохо. Он может прийти в себя, и тогда боль снова напомнит о себе. Нани иногда заходит к нам, но у нее нет никаких лекарств.

Из соседней комнаты донеслись сдавленные рыдания Толдиной.

– Что там случилось? – спросил Отари.

– Это, кажется, я довел ее своими расспросами, – мрачно сознался Дронго. – Мне пришлось задать ей некоторые вопросы.

– Я понимаю, – сказал Отари. – Вы хотите найти истину.

– Кстати, насчет истины, – вспомнил Дронго, подвигая к себе стул. – Я случайно слышал, как вы разговаривали со своим другом. Он советовал вам ничего не рассказывать. Говорил, что это совсем не обязательно, а вы убеждали его, что не можете молчать.

– Вы слышали наш разговор, – понял художник.

– Извините, но я случайно услышал. Вы можете сказать, о чем шла речь?

– Могу, конечно, – взглянул на супругу Отари. Она сжала ему руку. – Я ведь не всегда был художником. Я служил в наших пограничных частях. Но когда в Грузии началась гражданская война и мне предложили сделать выбор, я отказался. Я не мог стрелять в других грузин только потому, что одни из них любят Гамсахурдиа, а другие хотят сражаться за Шеварднадзе. Я считал диким выбор, при котором я должен стрелять в своих братьев. Я тогда отказался выполнить приказ своего руководства и ушел из отряда. Но у нас погибли двое молодых парней. Сейчас прокуратура проверяет, как они погибли, и Мамука советовал мне молчать, не вспоминать, что я служил в этом отряде. А я не хочу молчать и не могу.

– Ясно, – вздохнул Дронго, – все как всегда. Везде идут войны, везде свои трагедии. Я все время думаю, как спят люди, которые в Беловежской Пуще устроили миллионам людей такую жизнь? Или они об этом даже не вспоминают?

– Не знаю, – признался художник. – Мне иногда кажется, что политики вообще не думают о людях. Мы для них – абстрактная категория.

Дронго тяжело вздохнул. Он не знал, как ответить на подобные вопросы. Вот уже столько лет не знал.

– Вы ничего не слышали? – спросил он, меняя тему разговора.

– А вы сами верите в неизвестного маньяка, который ходит вокруг дома? – ответил Отари вопросом на вопрос.

– Нет, – мрачно сказал Дронго. – Теоретически я могу допустить, что подобное возможно. Но только теоретически. В такую погоду маньяки не бегают вокруг дома, чтобы убивать людей. Здесь должны быть другие причины, более глубокие, если хотите. А если это вообще не маньяк? Или, еще хуже и еще вернее, если это кто-то из нас?