Встретимся у Ральфа - Джуэлл Лайза. Страница 29

Секунду спустя вокруг тела собралась толпа взволнованных прохожих, охающих, вопрошающих, нет ли рядом врача, не следует ли вызвать «скорую», и поочередно припадающих к его груди — жив ли?

— Ш-ш-ш-ш! — прошипел коротышка, по неясной причине взявший бразды правления. — Ш-ш-ш! Он что-то пытается сказать.

Круглое лицо с отвислыми щеками приникло к лицу Ральфа, от натуги налилось кровью. Через полминуты коротышка отпрянул на корточках, поднял голову, обвел взглядом выжидающе притихшую толпу и недоуменно объявил:

— Говорит, ему нужна Джесси. Только Джесси, одна только Джесси.

— Хотел бы с Джесси быть…

— Какого черта он это поет, будто заезженная пластинка? — прошептал Смит.

Джемм пожала плечами и снова стиснула ладонь Ральфа.

— Ты только посмотри на него! — плачущим голосом сказала она. — Это я во всем виновата! Если бы не я, он бы в это время еще спал. — И всхлипнула, уронив голову на кровать рядом с плечом Ральфа.

— Не надо, Джемм. Не плачь и не вини себя. — Смит погладил подрагивающие черные кудри. — При чем тут ты? Вспомни, что сказал водитель той машины. Ральф двигался на бешеной скорости, с закрытыми глазами. Сам виноват… — Он прикусил язык, в который раз вспомнив свой несчастный велосипед, купленный каких-нибудь два месяца назад, а теперь превращенный в груду искореженного металла. Спасибо тебе, малыш Ральфи.

Врач им сообщил, что у пациента трещина запястья, сильные ушибы левой половины тела, перелом ребра и легкое сотрясение мозга и что он вот-вот должен прийти в себя.

— Повезло вашему приятелю, — добавил доктор. — Похоже, стена остановила его падение. Если бы рухнул на асфальт, мог бы повредить позвоночник или как минимум переломать руки-ноги.

Они уже давно сидели в больничной палате, ждали, когда Ральф очнется или произнесет хоть что-нибудь, кроме слов этой треклятой «Джесси».

— Пойду, пожалуй, принесу тебе чаю. — Смит со вздохом поднялся и украдкой глянул на часы. Черт, как назло, дел по горло…

Джемм не спускала глаз с Ральфа. Какой же он славный, какой трогательный. Лицо в синяках, глаза закрыты, левая рука в гипсе, голая грудь замотана, чтобы ребра не смещались… Совсем как дитя — милое, несчастное, покалеченное дитя, а виной всему она, Джемм… Что бы там ни говорил Смит, факт остается фактом — она отправила Ральфа навстречу этому печальному жребию. А виноват сам Ральф или нет, значения не имеет. Если бы не она, Ральф еще спал бы в тот страшный момент, когда велосипед столкнулся с «мерседесом». Она и только она определила его судьбу в пятницу утром.

— Хотел бы с Джесси быть, только с Джесси… — вновь запел Ральф незнакомым, скрипучим голосом.

— Я Джемм. Джемм! Ты слышишь меня, Ральф?

— Где мне найти такую, как…

— Ральф, пожалуйста! Я Джемм. Пожалуйста, открой глаза. Посмотри на меня, Ральф!

Ральф не шевелился.

— Ральф… Ральф… Это я! Ральф открыл глаза.

— Джемм… — Голос его звучал устало, чуть слышно.

— Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… — Джемм приложила ладонь к его щеке. — Тебе нельзя говорить.

Ральф улыбнулся, закрыл глаза и потерся щекой о ее ладонь.

— Джемм…

Смит вернулся с двумя пластиковыми чашками в руках, поставил их на тумбочку и приблизился к кровати.

— Ральф! Слышишь меня, Ральфи?

Тот кивнул, медленно поднял веки и прохрипел:

— Какого дьявола происходит?

— Это ты мне ответь! — рассмеялся Смит и с широченной ухмылкой взял ладонь Ральфа в свою. — Ты, камикадзе долбанутый! Куда тебя, на хрен, понесло?

— Я… не помню… — Ральф с трудом шевелил губами. — А-а-а, ну да! Я пел. Да-да, пел. Ехал на твоем велосипеде и пел. Ага, точно…

— Пойду позову сестру, — шепнул Смит на ухо Джемм. — Нужно сообщить, что он очнулся.

— Джемм, — сказал Ральф, как только Смит вышел из палаты. — Рад тебя… видеть. Здорово выглядишь.

— Ох, Ральф. Спасибо, конечно, но, боюсь, зрение тебя сейчас подводит.

— Смит… ушел домой?

— Нет, за сестрой. Ты очень долго не приходил в себя.

Под ее взглядом Ральф погрузился в блаженную дрему. Джемм переполняли сострадание и нежность; ей вдруг так захотелось обнять его, прижать к себе, защитить и… любить? Странное выдалось утро. Случай с горчицей выбил ее из колеи. Ей были приятны прикосновения Ральфа, а потом… до того как она обнаружила катастрофу с яичницей… мир словно замер на мгновение, в буквальном смысле замер… Ральф стоял так близко, а ее сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот лопнут перепонки, а теперь… Теперь она вообще ничего не понимает!

Джемм смотрела на Ральфа, все еще льнувшего щекой к ее ладони, но ушедшего далеко-далеко от нее. Ему так нужна любовь и забота…

Сердце ее трепетало, как пойманная в силки птица.

Глава восемнадцатая

Последние две недели стали для Карла и Шиобан самыми счастливыми за долгие месяцы. Той ночью в часовне Шиобан последовала совету Рика и все-все рассказала Карлу. Абсолютно все. А Карл, ее сильный и нежный Карл, выслушал и понял — даже признание об эпизоде с Риком.

— Ты с ним целовалась, — повторил он бесстрастно, откинувшись голой спиной на спинку королевского ложа в отведенной им спальне. Розанна спала, свернувшись клубком у него под боком.

— Да, — мрачно кивнула Шиобан.

Она присела прямо на трюмо у двери и упорно смотрела в пол. Спутанные золотые пряди, избавленные от шпилек, упали на щеки, вокруг глаз чернели круги размазанной туши, под ногами скрипели комья грязи с берега озера.

Внешне невозмутимый, Карл был не на шутку изумлен. Тамсин оказалась права. В какой-то степени. Они всего лишь целовались. Рик целовал Шиобан. Шиобан целовала Рика. Карла замутило.

— Н-да. А что… э-э… то есть… сколько?.. Долго вы целовались? — протянул он, до красноты натирая подбородок. На плечах будто лежала тяжесть. Надо справляться с нежданной ситуацией, да еще и не как-нибудь, а взвешенно, по-взрослому.

— Десять минут. Или двадцать. Не знаю. Я думала о тебе, — быстро добавила Шиобан, чтобы вернуть разговор в нужное русло — к ним. — Только о тебе. Вспомнила и остановилась…

— Но почему? Почему это вообще случилось? Шампанское виновато? Кокаин? — Тон Карла был ровен и трезв, он искренне пытался проникнуть в смысл и причину происшедшего, но сердце по-прежнему сжималось при мысли о том, что Шиобан, его Шиобан обнимала другого мужчину, целовала его…

— Немного… То есть нет, алкоголь и наркотики вообще ни при чем. Я… понимаешь, я это задумала еще до шампанского и кокаина. Как только увидела Рика! — выпалила Шиобан. Так, похоже, это лишнее. С другой стороны, какой смысл в разговоре, если не признаваться во всем?

— Понимаю. Рик — парень красивый.

— Ох, Карл, прекрати выпендриваться, прошу тебя. Ты рассуждаешь как последний зануда. По-твоему, дело только во внешности Рика? По-твоему, стоило мне увидеть красавчика — и пятнадцать лет жизни с тобой по боку, а я ныряю к нему в постель? Ну да, он хорош, очень хорош, но… дело не в нем.

— А в чем, Шиобан? Объясни, пожалуйста. Я слушаю.

— Я хотела доказать тебе, что еще могу нравиться, что другие мужчины, и далеко не уроды, считают меня привлекательной. Хотела заставить тебя ревновать, Карл. Сама знаю, это звучит глупо, по-детски, но… так и есть. Я ждала, что ты меня остановишь, что оскорбишься, заявишь на меня свои права, в конце концов! Но нет… ты и бровью не повел; как был, так и остался Карлом Каспаровым — невозмутимым, недосягаемым, самонадеянным, черт побери! Тебе и в голову не пришло — верно ведь, Карл? — даже мысль не промелькнула, что на меня кто-нибудь клюнет? Для тебя я всего лишь уродливая, жирная клякса, раскормленная курица, на которую ни один мужик и смотреть не захочет… — Она зло заплакала.

— Господи, Шиобан, разве не об этом шла речь здесь, в этой самой комнате, еще до ужина? Черт. Я хотел поговорить, но ты злилась, нападала на меня, не желала ничего слушать. — Карл почувствовал, что и у него на глазах закипают слезы. — Иди ко мне. — Он похлопал по кровати возле себя. — Ну пожалуйста.