Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории - Чалмерс Дэвид. Страница 13

Интроспекция. Это процесс, благодаря которому мы можем распознать содержательную сторону наших внутренних состояний. Если вы спрашиваете меня о моих ментальных состояниях, я найду ответ при помощи интроспекции. Этот доступ к своим ментальным состояниям — важный компонент обыденного понятия сознания, и, по крайней мере отчасти, здесь идет речь о функциональном понятии. Его можно было бы проанализировать в терминах рациональных процессов субъекта, обнаруживающих надлежащую чувствительность к информации, касающейся его внутренних состояний, и способности надлежащего использования последней.

Способность давать отчет. Имеется в виду способность отчитываться о содержании наших ментальных состояний. Она предполагает способность к интроспекции, но более ограничена, так как предполагает и языковую способность. Это понятие сознания зачастую было главным объектом философов и психологов операционистского толка.

Самосознание. Этот термин отсылает к нашей способности мыслить о самих себе, к нашей осведомленности о собственном существовании в качестве индивидов и о нашем отличии от других. Мое самосознание могло бы быть проанализировано в терминах моего доступа к моей самостной модели или же в терминах наличия у меня определенного рода представления, неким образом связанного со мной самим. Вполне может оказаться, что самосознание свойственно только людям и некоторым видам животных.

Внимание. Мы часто говорим, что некто осознает что-то, именно тогда, когда он обращает внимание на это что-то; иными словами, когда значительная часть его когнитивных ресурсов направлена на обработку соответствующей информации. Мы можем феноменально осознавать и не будучи внимательными, о чем свидетельствует периферическое зрение.

Произвольный контроль. Еще один смысл: мы говорим, что какой-то поведенческий акт сознателен, если он совершается намеренно, то есть если он надлежащим образом порождается некими предшествующими мыслями.

Знание. В другом обыденном смысле мы говорим, что некто сознает какой-то факт, именно тогда, когда он знает этот факт, и что он сознает вещь — именно тогда, когда он знает о ней. Это понятие редко оказывается в центре технических дискуссий о сознании, но похоже, что оно не менее значимо для обыденного использования этого термина, чем и все другое.

То, что все эти понятия по большей части функциональны, можно понять, взглянув на то, как можно было бы объяснить данные феномены. Если бы нам надо было попытаться объяснить внимание, можно было бы придумать модель когнитивных процессов, позволяющую концентрировать ресурсы на каком-то одном аспекте доступной информации. Если бы нам надо было попытаться объяснить интроспекцию, мы попробовали бы объяснить процессы, благодаря которым субъект оказывается надлежащим образом чувствителен к его внутренним состояниям. Подобного можно было бы ожидать и от объяснения других свойств. В каждом из этих случаев функциональное объяснение, похоже, схватывает самую суть дела.

Но хотя эти понятия имеют психологическое ядро, многие из них связаны с феноменальными состояниями. К примеру, с самосознанием связано определенного рода феноменальное состояние. Это же справедливо и для интроспекции, внимания и произвольного контроля за поведением. Подобно другим обсуждавшимся выше двуаспектным терминам, такие термины, как «интроспекция» и «самосознание», иногда используются для обозначения феноменальных состояний, что может приводить к путанице. В самом деле, кто-нибудь мог бы попытаться доказать, что некий процесс может считаться подлинной «интроспекцией», подлинным «вниманием» и т. п., лишь если ему свойствен феноменальный аспект. Но и в этом случае, как и раньше, спор по большей части идет о словах. Ясно, что с каждым из этих понятий сопряжены как феноменальные, так и психологические свойства. Тот, кто не хочет награждать психологическое свойство ментальным термином вроде «внимания», может использовать термин «псевдовнимание». Но как бы мы ни назвали эти свойства, сущностные философские проблемы останутся теми же самыми, что и прежде.

Феноменальные и психологические свойства, сопряженные с этими понятиями, обычно сосуществуют, но, как и в случае с другими ментальными понятиями, их нельзя смешивать. Мы не должны смешивать и феноменальные смыслы этих терминов с феноменальным сознанием вообще.

Мы видели, что с эмоциональным опытом, опытом самосознания, ощущения и т. д. связаны какие-то психологические свойства. Естественно предположить, что какое-то психологическое свойство могло бы быть связано и с самим опытом, или феноменальным сознанием.

И я полагаю, что такое свойство действительно есть; мы можем назвать его «осведомленностью». Это наиболее общее обозначение психологического сознания.

Осведомленность может быть в общем виде определена как состояние, при котором мы обладаем доступом к определенной информации и можем использовать эту информацию для контроля за поведением. В частности, мы можем быть осведомлены о каком-то объекте в нашем окружении, о состоянии нашего тела и о наших ментальных состояниях. Осведомленность относительно какой-то информации, как правило, сопряжена со способностью осмысленно контролировать поведение в зависимости от этой информации. Ясно, что это функциональное понятие. В обыденной речи термин «осведомленность» часто используется как синоним «сознания», но я зарезервирую его для вышеописанного функционального понятия.

В целом, похоже, что при наличии феноменального сознания всегда имеет место осведомленность. Мой феноменальный опыт лежащей поблизости желтой книги сопровождается моей функциональной осведомленностью об этой книге, а также осведомленностью о желтом цвете. Мое переживание боли сопровождается осведомленностью о наличии чего-то плохого, обычно приводящей к уклонению, если оно возможно, и т. п. Факт того, что любой сознательный опыт сопровождается осведомленностью, становится очевидным вследствие того факта, что мы можем отчитываться о сознательном опыте. Если я переживаю что-то, я могу говорить о факте этого переживания. Я могу не обращать на него внимания, но я, по крайней мере, способен сосредоточиться на нем и сказать о нем, если захочу. Из этой возможности давать отчет непосредственно следует моя осведомленность в интересующем нас смысле этого слова. Разумеется, животные и еще безгласные люди могли бы иметь сознательный опыт и при отсутствии способности отчитываться о нем, но вполне вероятно, что подобные существа все же обладали бы некоей степенью осведомленности. Из осведомленности не вытекает способность давать отчет, хотя они обычно совмещаются у тех существ, которые наделены речью.

Сознание всегда сопровождается осведомленностью, но осведомленность в указанном смысле не обязана сопровождаться сознанием. Можно, к примеру, быть осведомленным о факте без того, чтобы с этим был связан какой-то конкретный феноменальный опыт. Не исключено, однако, что можно так ограничить понятие осведомленности, чтобы его объем стал совпадать или почти совпадать с феноменальным сознанием. Пока я оставлю эту идею в стороне, но вернусь к ее обсуждению в главе 6.

Понятие осведомленности вбирает в себя большинство вышеперечисленных психологических понятий сознания или даже все эти понятия. Интроспекцию можно определить как осведомленность о каком-то внутреннем состоянии. Внимание можно определить как очень высокую степень осведомленности об объекте или о событии. Самосознание может быть определено как осведомленность о самом себе. С произвольным контролем дело обстоит не так просто, хотя его можно частично определить через внимание, обращаемое нами на то, как мы ведем себя. Бодрствование может быть схематично охарактеризовано как состояние, в котором мы способны в известной степени рационально взаимодействовать со своим окружением, что предполагает осведомленность определенного рода.