Эмпириомонизм - Богданов Александр Александрович. Страница 95

Но непосредственной полезностью нового приспособления далеко еще не решается его социальная судьба, хотя и создается определенная тенденция в благоприятную для него сторону. На сцену выступает новый момент, который я назвал бы, заимствуя термин из механики, «вредным сопротивлением социальной системы».

Уже в силу одного того факта, что к старым техническим формам присоединяется новая, хотя и непосредственно полезная, прежнее, исторически сложившееся равновесие общественного процесса перестает существовать, оно в той или иной мере «нарушается» новыми комбинациями, и во многих случаях — на практике в громадном большинстве их — «нарушение» это имеет характер некоторого жизненного противоречия, связанного с известной растратой энергии целого.

Может быть, обсидиановые наконечники стрел и очень хороши, но они противоречат обычаям, заветам предков, которые учили делать наконечники из рыбьих костей, и, кроме того, эти рыбьи кости теперь пропадают даром, их не на что употребить. Может быть, перемена в севообороте и обещает увеличение урожаев, но предки не делали этого, а ведь они были мудры и благочестивы и знали, что Богу угодно; как бы не прогневить Бога этим баловством. А если при этом имеется еще чересполосица или общинное землевладение с обычным трехпольем или иной системой, требующей в определенное время превращения индивидуально возделываемых полос в общее пастбище, то почти всякая перемена в севообороте, введенная одними членами общины, чрезвычайно затрудняет ведение хозяйства остальных, живущих по старине, или просто становится невыполнимой.

Все это создает почву для другой, отрицательной тенденции социального подбора; и если она перевесит первую, положительную тенденцию, возникающую из «непосредственной полезности» данной формы, то социальный подбор устранит эту форму, что и наблюдается нередко в действительности.

Ясно, что здесь приходится иметь дело с двумя переменными величинами. Одна из них — степень «непосредственной полезности» новой технической комбинации, другая — степень «дисгармонии», жизненного противоречия, вносимого ею в социальное целое. Первая величина определяется сравнительно просто, по крайней мере, в большинстве случаев не возникает особых сомнений, увеличивает ли «производительность труда» новый технический прием, и в значительной или незначительной мере. Вторая величина — «социальное сопротивление» — гораздо сложнее, ее труднее выразить сколько-нибудь простой формулой. Тем не менее можно указать два основных условия, от которых зависит ее возрастание или уменьшение.

Первое условие — это степень «новизны» данной технической формы или, что то же, степень ее различия с прежними, уже существующими техническими формами, с которыми она должна сочетаться в системе целого. Чем больше это различие, чем «непривычнее» новая комбинация, тем, вообще говоря, более значительно то непосредственное сопротивление, которое она встречает в социальной среде. Изобретение парохода встречено было самым широким непониманием как народа, так и просвещенных людей, вплоть до Наполеона, и трудности, с которыми пришлось изобретателю бороться, были громадны [170].

Но паровоз, изобретенный позднее, представлял собой нечто менее необычное, сходство с пароходом ставило его ближе к существующей уже технике, и социальный успех был достигнут легче. Из двух однородных изобретений, в одинаковой мере обладающих «непосредственной полезностью», больше шансов на сохранение и развитие имеет то, которое менее «ново» по своему содержанию, которое больше имеет точек соприкосновения со старой техникой. Даже социально-психологические моменты «любопытства» и «интереса к новому» включают в себя недоверие и страх перед этим новым, и отсюда стремление отнестись к нему более познавательно, чем практически, т. е. не вводить его в жизненный обиход.

Другое условие, от которого зависит сила тенденции отрицательного подбора, — это степень пластичности социальной системы. Строение общества определяет собою большую или меньшую возможность введения в него новых комбинаций. Застойное первобытно-родовое общество в силу основного устройства своей организации в сотни и тысячи раз менее способно сохраняться, изменяя свои формы, чем современное, капиталистическое. Причиною такой неподвижности является прежде всего бедность общего жизненного содержания, благодаря которой все «новое» имеет очень мало шансов найти сколько-нибудь гармонирующие с ним элементы и выступает как бы в роли «инородного тела», попавшего в живой организм. Особенно важен в этом отношении недостаток организующих форм, слабое развитие речи и познания. В отрывочном, зародышевом мышлении, ограниченном в силу недостатка слов и понятий, с трудом укладывается что бы то ни было необычное. Тут царствует стихийный консерватизм [171].

Бедность жизненного содержания не единственное, но, вообще говоря, главное условие, порождающее недостаток пластичности социальных систем. Исследовать другие условия нам здесь не приходится, так как это завлекло бы нас в частности. Во всяком случае, очевидно, что одно и то же новое приспособление, при данной степени его «новизны», гораздо труднее сохраняется и развивается в более застойной социальной системе, чем в более пластичной. Тенденция отрицательного подбора в первом случае сильнее.

Итак, новая техническая форма лишь тогда войдет в социальную жизнь и сохранится в социальной среде, когда ее «непосредственная полезность», энергетический плюс жизни, связанный с нею, перевесит отрицательные тенденции подбора, возникающие из нарушения ею исторически данного равновесия социальной жизни. Поэтому, между прочим, новые формы жизни легче прокладывают себе дорогу, когда само это равновесие становится менее устойчивым, расшатываемое сильными ударами кризисов, революций, войн и т. д.

«Идеология» есть одна из составных частей, и очень важная, той социальной среды, от которой зависит судьба новой формы, технической или идеологической. Консервативное и задерживающее влияние идеологии может быть громадно. История знает примеры, когда целая культура становилась неспособной к развитию благодаря тому, что вырабатывала идеологию, исключающую социальный прогресс. Так было с рабовладельческой культурой древнего мира, почти так с феодально-католической культурой Испании нового времени и феодально-бюрократической культурой Китая.

С другой стороны, широкая и гибкая идеология чрезвычайно облегчает развитие новых форм и органическое их слияние с социальным целым, ее организующие формы могут сыграть как бы роль связующего звена между «новым», «непривычным» и «старым», «привычным». Главную роль в этом смысле играют формы познания: они помогают «понять» и усвоить новое. Многие изобретения и усовершенствования погибали потому, что были «непонятны» людям своего времени в силу недостатка знаний.

Одного не может сделать никакая идеология — вызвать развитие, послужить для него первичным двигателем. Она не может этого потому, что имеет не прямое, а косвенное отношение к источнику всякого развития — к непосредственной борьбе человека с природою. Если иногда принимают, что это не так, что «идеология» сама может быть настоящей исходной точкою развития, то это бывает обыкновенно благодаря неясности в употреблении термина «идеология». Всю научную деятельность людей относят к «идеологии», а так как из этой деятельности, несомненно, исходят иногда толчки к техническому прогрессу, то и приходят к выводу, что идеология способна быть самостоятельным стимулом развития. Ошибка здесь та, что «научная деятельность» отнюдь не вся сводится к «идеологии».

Всякий «научный» прогресс берет свое начало в сфере непосредственных отношений человека с природою, в сфере «технического опыта». Таким «техническим опытом» является в одинаковой мере и опыт мастерской, фабрики, полевой работы, и опыт лаборатории, физического кабинета, обсерватории, геологических раскопок, собирания растений и ловли птиц естествоиспытателем. Различие непосредственных целей ровно ничего не изменяет в самом типе деятельности, который и здесь и там одинаков, — именно, непосредственная борьба с природою. Поэтому «научно-технический» опыт есть отнюдь не «идеологический» опыт, «идеология» начинается здесь с тех понятий, которые на почве «технического» опыта создаются. И если, например, супруги Кюри в своей «научной» работе открыли радий, применение которого, вероятно, преобразует целые обширные области социальной техники, то они достигли этого не «идеологическим» путем чистого мышления, а «техническим» путем анализа веществ. Ни анализ химический, ни анализ спектральный не представляют собой «идеологических» процессов, это процессы «технические». И даже там, где объектом научного исследования служит живое человеческое тело и его функции, сущность дела остается та же: как объект исследования, человеческий организм есть комплекс «внешней природы», такой же, как те инструменты и машины, которые при этом применяются.