Блокнот Бенто - Бёрджер Джон. Страница 17

Глядя на ивы, я наблюдал за тем, как стелются по ветру их листья. Каждый листок – маленькое прикосновение кисти. Я понял, что невозможно отделить боль, несомненно унаследованную ее телом, от боли, что пережила ее страна в последние полвека.

Сегодня Камбоджа – самая бедная страна Юго-Восточной Азии, девяносто процентов ее экспорта производится в потогонных мастерских, где изготавливают предметы одежды для западных транснациональных компаний, торгующих модными тряпками, украшенными брендами.

Мимо меня пробежала группа четырехлетних детей, они направились вверх по ступенькам, через стеклянные двери – на урок плавания. Когда я в следующий раз увидел ее с мужем в бассейне, то приблизился к ней, дождавшись, пока она доплывет до конца очередной дорожки, и спросил, не могла бы она назвать причину своей боли. Она ответила тут же, словно сообщила название места: полиартрит, Это у меня началось еще в молодости, когда я поняла, что должна уехать. Спасибо, что поинтересовались.

Левая половина ее лба немного другого цвета, чем остальная часть, более коричневая – словно к ее коже некогда приложили продолговатый лист, от которого осталось небольшое пятно. Когда голова ее, откинутая назад, плавает на поверхности воды и лицо напоминает луну, это пятно на лбу можно сравнить с одним из «морей» на лунной поверхности.

Мы оба брели по воде, и она улыбалась. Когда я в воде, сказала она, я меньше вешу и через некоторое время у меня перестают болеть суставы. Я кивнул, А потом мы опять стали плавать, Плавая на животе, она, как я уже говорил, двигала ногами и руками медленно, словно лягушка. На спине она плавала, как выдра.

Камбоджа – земля, у которой уникальные, осмотические взаимоотношения с пресной водой. Кхмеры называют свою родину «тык-дэй», что означает «водная земля». Обрамленную горами, плоскую, горизонтальную, пойменную равнину Камбоджи – по площади составляющую около пятой части Франции – пересекают шесть рек, включая огромный Меконг. За время летнего сезона дождей его поток увеличивается в пятьдесят раз! А в Пномпене, в самом начале дельты, уровень воды регулярно поднимается на восемь метров. Одновременно с этим каждое лето разливается лежащее к северу от Пномпеня озеро Тонлесап, в четыре раза превышая свой «нормальный» зимний размер, и превращается в гигантский резервуар, а река Тонлесап поворачивает вспять и течет в противоположном направлении, так что низовья ее становятся верховьями.

Поэтому неудивительно, что на этой равнине имелись самые разнообразные и богатые в мире возможности для пресноводной рыбной ловли, что позволяло тамошним крестьянам веками жить за счет риса и рыбы из этих вод.

В тот день, плавая в обеденный перерыв в муниципальном бассейне, после того как она произнесла слово «полиартрит», словно название места, я и решил подарить ей свою кисть для седо.

Тем же вечером я положил ее в коробочку и обернул. И каждый раз, отправляясь в бассейн, я брал ее с собой, пока наконец они снова не появились. Тогда я положил коробочку на одну из скамеек позади трамплинов для ныряния и сказал об этом ее мужу, чтобы он взял ее, когда они будут уходить, Я ушел прежде, чем они.

Прошли месяцы, мы с ними не встречались – я был в отъезде. Вернувшись в бассейн, я поискал их глазами, но не увидел. Поправив очки, я нырнул. Несколько детей ныряли ногами вперед, зажав носы. Другие, стоя на бортике, прилаживали к ногам ласты, Тут было шумнее и оживленнее, чем обычно, потому что уже наступил июль, школа закончилась, и дети, чьим семьям не по карману было уехать из Парижа, приходили сюда и часами играли в воде, Для них была особая входная плата, минимальная, а инструкторы по плаванию, они же спасатели, поддерживали беззаботную, нежесткую дисциплину. Несколько завсегдатаев, со своими строгими привычками и личными целями, по-прежнему были здесь.

Я проплыл около двадцати дорожек и собирался было начать новую, как вдруг, к своему огромному удивлению, почувствовал, что сзади на мое правое плечо твердо легла чья-то рука. Повернув голову, я увидел окрашенное луноподобное лицо той, что некогда изучала искусство в Пномпене, На ней была все та же золотисто-рыжая купальная шапочка, и она улыбалась – широкой улыбкой.

– Вы здесь!

Она кивает и, пока мы бредем по воде, подходит близко и дважды целует меня в обе щеки. Потом спрашивает:

– Птица или цветок?

– Птица!

Услышав это, она откидывает голову назад, на воду, и смеется. Жаль, что вы не можете услышать ее смех. В сравнении с плесканием и криками детей вокруг нас он низкий по тональности, медленный, неослабевающий. Лицо ее более луноподобно, чем всегда, луноподобно и вне времени. Смех этой женщины, которой скоро исполнится шестьдесят, все продолжается, Не знаю, почему, но это – смех ребенка, того самого ребенка, чей смех слышался мне сквозь казенные голоса.

Спустя несколько дней ее муж подплывает ко мне, осведомляется о моем здоровье, шепчет: на скамейке у трамплина, Потом они покидают бассейн. Он подходит к ней сзади, подставляет руки, а она, стоя лицом к бортику, садится на них, он слегка ее поддерживает, и они вместе вылезают из воды.

Ни она, ни он не машут мне на прощанье, как делали в другие разы. Вопрос скромности. Скромности жестов. Подарок нельзя сопровождать притязанием.

На скамейке большой конверт, я его беру. Внутри – картина на рисовой бумаге. На картине птица – именно это я выбрал, когда она спросила, чего я хочу. На картине изображен бамбук, а на одном из его побегов примостилась лазоревка, Бамбук нарисован по всем правилам искусства, Одно прикосновение кисти, начинающееся с верхушки стебля, останавливающееся на каждом сочленении, спускающееся и чуть расширяющееся книзу, Ветви, узкие, как спички, нарисованы кончиком кисти, Темные листья выполнены одиночными прикосновениями, словно мечущиеся рыбешки. И, наконец, горизонтальные узлы, мазки кисти слева направо, между каждой парой частей полого стебля.

Птица со своей голубой шапочкой, желтой грудкой, сероватым хвостом и коготками, похожими на букву W, на которых она может, если понадобится, висеть вниз головой, изображена по-другому, Если бамбук плавно течет, то птица кажется вышитой, ее цвета нанесены кисточкой, заостренной, как игла.

Вместе на поверхности рисовой бумаги бамбук и птица обладают элегантностью единого образа; ниже, слева от птицы, едва заметное клеймо художника, нанесенное трафаретом. Ее зовут Л.

И все-таки, когда входишь в рисунок, когда дожидаешься, пока его воздух прикоснется к твоему затылку, то чувствуешь, что эта птица бездомна. Неизъяснимо бездомна.

Я обрамил рисунок, словно свиток, не наклеивая на картон, и с огромным наслаждением выбрал место, где его повесить. Потом, как-то раз, спустя много месяцев, мне понадобилось что-то найти в одной из иллюстрированных энциклопедий Лярусса, И вот, листая страницы, я случайно наткнулся в ней на небольшую иллюстрацию, изображавшую mésange Ыеие. [5] Я был озадачен. Она казалась до странного знакомой, Тут я понял, что в этой стандартной энциклопедии передо мною модель: две W, коготки лазоревки, располагались в точности под тем же углом, голова с клювом – тоже. Именно эту иллюстрацию взяла в качестве модели Л., рисуя примостившуюся на бамбуке птицу.

И вновь я кое-что понял о бездомности.

Но здесь уместно заметить, что мы способны отчетливо вообразить расстояние во времени, подобно расстоянию в пространстве, лишь в определенных пределах, а именно: когда вещи находятся от нас на расстоянии двухсот шагов, либо когда расстояние от них до места, где мы находимся, превышает то, которое мы способны отчетливо вообразить, мы склонны считать, что они равноудалены от нас, как будто они находятся в одном и том же месте; то же и с предметами, чье время существования представляется нам отдаленным от настоящего на промежуток более длинный, чем тот, который мы привыкли себе представлять: мы воображаем, что все они равноудалены от настоящего и относим их все к одному и тому же моменту времени.

(Этика. Часть IV, определение VI)