- Лукач Георг. Страница 104

Ведь сама борьба против влияния овеществленного сознания является длительным и требующим принятия жестких мер процессом, в котором нельзя закладываться ни на определенную форму такого влияния, ни на содержание определенных явлений. Но господство овеществленного сознания над ныне живущими людьми оказывает на них воздействие именно в этих направлениях. Если овеществление преодолевается в одном пункте, то немедленно возникает опасность, что сознание этого преодоления застынет в новую — также овешествленную — форму. Например, если перед живущими в условиях капитализма рабочими стоит задача преодолеть иллюзию, будто экономические и правовые формы буржуазного общества составляют «вечную», «разумную», «естественную» среду человека, то есть задача преодолеть то чрезмерное почтение, с каким он относится к привычной ему общественной среде, то после взятия власти, свержения буржуазии в открытой классовой борьбе может стать столь же опасным, как было прежде опасным меньшевистское низкопоклонство перед буржуазией, возникающее в силу этого «коммунистическое чванство», как назвал его Ленин. Именно потому, что правильно понятый исторический материализм коммунистов, в резком противоречии с оппортунистическими теориями, исходит из того, что общественное развитие беспрестанно продуцирует новое, причем в его качественном смысле [31], каждая коммунистическая организация должна быть настроена на то, чтобы максимально развить свою собственную восприимчивость к новым формам проявления, свою способность учиться на примере всех моментов развития. Она не должна допустить, чтобы оружие, которым вчера была завоевана победа, из-за его притупления сегодня превратилось в препятствие для дальнейшей борьбы. «Мы должны учиться у торговцев», — сказал Ленин в вышеупомянутой речи о задачах коммунистов в условиях новой экономической политики.

Гибкость тактики, ее способность к изменению и приспособлению и крепко сколоченная организация, стало быть, суть лишь две стороны одной и той же вещи. Но этот глубочайший смысл коммунистической организационной формы редко бывает — даже в коммунистических кругах — понят во всей своей важности. Редко. — хотя от ее правильного применения зависит не только возможность правильной деятельности, но также способность коммунистической партии к внутреннему развитию. Ленин снова и снова жестко требовал отказа от всякого утопизма относительно человеческого материала, с которым надо Делать революцию и который надо вести к победе: он неизбежно состоит из людей, которые воспитаны в капиталистическом обществе и которые им испорчены. Но отказ от утопических ожиданий или иллюзий никоим образом не означает, что можно фаталистически остановиться на признании этого положения дел. Поскольку всякая надежда на внутреннюю метаморфозу человека является утопической иллюзией, покуда существует капитализм, должны быть выявлены и найдены организационные меры и гарантии, которые способны тотчас же скорректировать наносящие вред последствия данной ситуации, предотвратить их немедленное наступление, устранить появляющиеся в силу этого наросты. Ведь теоретический догматизм есть лишь особый случай тех явлений окостенения, которому непрерывно подвержены любой человек и любая организация в капиталистической среде. Капиталистическое овеществление [32] сознания приносит с собой одновременно и сверхиндивидуализацию, и механическое овещнение людей. С одной стороны, не основанное на человеческих свойствах разделение труда подталкивает людей в их деятельности к застылому схематизму, делает из них выполняющие известные функции автоматы, сугубых рутинеров. Но, с другой стороны, оно гипертрофирует их индивидуальное сознание, которое в силу невозможности для людей в самой их деятельности обрести удовлетворение и самопроявление своей личности становится абстрактным и пустым, превращается в брутальный, завистливый или тщеславный эгоизм. Данные тенденции неизбежно продолжают действовать также в коммунистической партии, которая никогда не выступала с притязанием на внутреннее изменение принадлежащих к ней людей благодаря некоему чуду. Это было бы тем более нелепо, так как необходимость целесообразной деятельности вынуждает каждую коммунистическую партию также к далеко идущему содержательному разделению труда, которое необходимо кроет в себе эти опасности окостенения, бюрократизма, коррупции и т. д.

Внутренняя жизнь партии есть постоянная борьба с этим ее капиталистическим наследством. Решающим организационным средством борьбы может быть лишь вовлечение членов партии в партийную деятельность в качестве целостных личностей. Лишь тогда, когда партийная функция не является более должностью, которую выполняют, может быть, с полной самоотдачей и добросовестностью, но именно как должность, когда, напротив, активность членов партии охватывает все виды партийной работы, какие только возможно; лишь тогда, когда в дополнение к этому по возможности имеет место перемена деятельности членов партии, лишь тогда они всей своей личностью вступают в живое соотношение с тотальностью партийной жизни и революции, лишь тогда они перестают быть простыми специалистами, которым неизбежно угрожает опасность внутреннего окостенения [33]. Здесь опять-таки также обнаруживается неразрывное единство тактики и организации. Всякая функционерская иерархия в партии, которая абсолютно неизбежна в состоянии борьбы, должна основываться на пригодности определенного типа дарований для выполнения деловых требований определенной фазы борьбы. Коль скоро развитие революции выходит за рамки этой фазы, то совершенно недостаточным для действительного перехода к правильной при данных обстоятельствах деятельности оказывается даже изменение форм организации (например, переход от нелегальности к легальности). Одновременно должна последовать перестройка функционерской иерархии в партии; отбор кадров должен быть в точности приспособлен к новому способу борьбы [34]. Само собой разумеется, что это не может произойти без «ошибок» или кризисов. Коммунистическая партия была бы фантастически-утопическим островом блаженства в море капитализма, если бы ее развитию не угрожали постоянно такие опасности. Решающе новое в ее организации заключается в том, что она в сознательной, во все более сознательной форме борется против этих внутренних опасностей.

Когда каждый член партии, таким образом, всей своей личностью, всем своим существованием растворяется в жизни партии, то в ходу находится тот же самый принцип централизации и дисциплины, который должен обеспечивать живое взаимодействие между волей членов партии и волей партийного руководства, реализацию воли и желаний, импульсов и критики членов партии по отношению к ее руководству. Именно в силу того, что каждое решение партии должно преломиться в деятельности ее членов, что из каждого лозунга должны проистекать деяния отдельных членов партии, в которых на карту поставлено все их физическое и моральное существование, — в силу этого они не только в состоянии, но прямо-таки обязаны тотчас же вмешиваться [в события] своей критикой, моментально обозначать свой опыт, свои сомнения и т. д. А если партия состоит только из изолированной от массы обыкновенных членов иерархии функционеров, если члены партии могут повседневно лишь наблюдать со стороны за действиями функционеров, то среди членов партии распространяется известное, состоящее из слепого доверия в смеси с апатией, равнодушие в отношении повседневной деятельности партии. Их критика в лучшем случае может быть критикой post festum (на съездах и т. п.), которая редко оказывает определяющее влияние на действительное направление действий в будущем. Напротив, деятельное участие всех членов партии в ее текущей жизни, необходимость всей их личностью включаться в каждую акцию партии есть единственное средство, которое, с одной стороны, вынуждает партийное руководство к тому, чтобы сделать по-настоящему понятными свои решения членам партии, убедить последних в их правильности, поскольку в ином случае они окажутся неспособными их правильно осуществить. (Чем лучше организована партия, чем важнее те функции, которыми наделяется каждый ее член, например, как член партийной фракции в профсоюзе и т. д., тем сильнее такая необходимость). Чем глубже укореняются эти тенденции, тем больше исчезает грубое и безусловное противопоставление вождя и массы, перекочевавшее из структуры буржуазных партий; причем еще более сильное попутное воздействие оказывает смена функционеров в иерархии. И покамест неизбежная критика post festum все больше превращается в обмен конкретным и общим, тактически и организаторским опытом, который потом также все сильнее ориентируется в будущее. Ведь свобода, как это уяснила уже немецкая классическая философия, есть нечто практическое, представляет собой деятельность. И лишь когда коммунистическая партия станет миром деятельности для каждого из своих членов, она сможет действительно преодолеть созерцательную роль буржуазного человека по отношению к необходимости непостижимых событий и ее идеологическую форму — формальную свободу буржуазной демократии. Отделение прав от обязанностей является возможным только при отделении активных вождей от пассивной массы, при деятельности вождей, замещающей массу, то есть при фаталистически-контемплятивной установке массы. Но истинная демократия, упразднение отделения прав от обязанностей никоим образом не есть формальная свобода, а есть внутренне связная, солидарная деятельность членов совокупной воли.