Соглядатай - Роб-Грийе Ален. Страница 46

Очень скоро он приходит к краю обрыва, который в этих местах не очень высок. На море, уже довольно низком, продолжается отлив. Оно абсолютно спокойно. Мерный шелест небольших волн раздается чуть громче, чем шум шагов по траве, но медленнее. Слева виднеется большой прямоугольный мол, косо уходящий в сторону открытого моря, и на самом его конце, у входа в порт, – башенка маяка.

Продолжая свой путь в том же направлении, идя то по холмистым лугам, то прямо среди утесов, Матиас останавливается перед длинной расселиной, расположенной перпендикулярно берегу. В своей верхней части она не превышает одного метра в ширину, сразу сужаясь книзу, и вскоре становится настолько узкой, что в нее может пройти только тело ребенка. Но расселина, должно быть, уходит гораздо глубже внутрь скалы; ее дно мешают увидеть выступы на стенах. Вместо того чтобы расширяться в сторону моря, она, наоборот, еще больше сужается – по крайней мере, на поверхности, – не оставляя на боковой стене обрыва, среди хаоса гранитных плит, спускающихся до самого песчаного берега, ни одного нормального отверстия. Так что проскользнуть туда с какой бы то ни было стороны невозможно.

Матиас достает из кармана пакетик конфет, открывает его, кладет в него для балласта камешек, снова закрывает, несколько раз перекручивая целлофан, и наконец бросает туда, где щель наиболее широкая. Твердое тело ударяется о камень – раз, второй, – но падает, не разбиваясь и нигде не задерживаясь. Затем он скрывается из виду в поглотившей его темной пустоте.

Склонившись над бездной и прислушавшись, Матиас слышит, как тот еще раз отскакивает от чего-то твердого. Последовавший сразу за этим характерный звук сообщает о том, что твердое тело наконец упало в отверстие, наполненное водой. Это отверстие во время прилива несомненно сообщается с морем, но их соединяют такие узкие и запутанные каналы, что вода вряд ли когда-нибудь вынесет пакетик наружу. Матиас распрямляется, делает крюк, чтобы обойти расселину, и продолжает свой прерванный путь. Он задумывается о том, любят ли крабы конфеты.

Вскоре у его ног показываются плоские скалы, на которых покоится начало большого мола – широкие, слегка наклонные пласты из серого камня, которые спускаются прямо к воде, вытесняя, даже во время отлива, песок. Здесь таможенная тропа соединяется с дорогой побольше, которая, изгибаясь, уходит в глубь острова, оставляя позади, у самого края берега, древнюю полуобвалившуюся стену, оставшуюся, очевидно, от старого королевского города.

Матиас спускается по камням без труда, благодаря их удобному расположению. Перед ним возвышается внешняя стена мола, прямой линией вертикально убегающая к причальному маяку.

Он взбирается на последний склон, затем поднимается еще на несколько ступеней, которые ведут к набережной через проем, проделанный в массивном парапете. Он снова оказывается на бугристой мостовой, свежеумытой утренним дождем. Вода в порту гладкая, как в замерзшем пруду. На ее поверхности уже нет ни малейшего волнения, ни малейшей ряби у берегов, ни малейшей зыби. В конце пристани идет погрузка ящиков на стоящее у причала маленькое рыболовное судно. Три человека – два на берегу и один на палубе – механическими движениями передают их из рук в руки.

Обнажившаяся вдоль берега полоса ила выглядит уже не так, как в предыдущие дни. Тем не менее, чтобы понять природу этого изменения, Матиасу приходится несколько секунд подумать, потому что на этом темно-сером полотне не бросается в глаза ничего необыкновенного: только оно какое-то «чистое», весь мусор, которым оно было усыпано, вдруг куда-то исчез. Матиас вспомнил, что накануне он действительно заметил группу людей, которые, воспользовавшись отливом, занимались таким необходимым трудом, как очистка. Эта привычка к уборке, сказала ему квартирная хозяйка, сохранилась на острове еще со времен военного флота. Коммивояжер, разумеется, сделал вид, что знает об этом из своих детских воспоминаний; но на самом деле он совершенно забыл об этой подробности, равно как и обо всем остальном, и эти картины ему уже ничего не напоминали.

Панцири ракообразных, обломки железа и посуды, полусгнившие водоросли – все это исчезло. Затем море сровняло слой ила и, отступая, оставило за собой гладкий и чистый песок, из которого порой одиноко торчат лишь редкие камешки круглой гальки.

Как только Матиас вошел в зал кафе, его окликнул хозяин: для Матиаса представилась возможность вернуться в город, не дожидаясь завтрашнего вечернего парохода. Одно рыбацкое судно – то самое, что стоит у причала, – скоро отправляется на континент; оно согласно, несмотря на строгие правила, взять на борт одного пассажира. Сквозь стеклянную дверь Матиас смотрит туда, на маленький синий кораблик, на котором так же споро и машинально по-прежнему идет погрузка.

– Владелец судна – мой друг, – говорит хозяин. – Он сделает это ради вас.

– Да, благодарю вас. Но у меня еще есть действующий обратный билет, я бы не хотел, чтобы он пропал.

– Будьте спокойны, там с вас много не попросят, а пароходная компания, может быть, вернет деньги.

Матиас качает головой. Он провожает глазами силуэт человека, идущего теперь по молу со стороны причального спуска.

– Это было бы удивительно, – говорит он. – И потом, наверное, садиться на корабль надо прямо сейчас?

– Есть еще добрых четверть часа. У вас полно времени, чтобы пойти за вещами.

– Но позавтракать времени уже нет.

– Могу быстро сделать вам черный кофе.

И тут же хозяин наклоняется к открытому буфету, чтобы взять оттуда чашку, но Матиас останавливает его жестом руки и с недовольной гримасой говорит:

– Если я без спешки не выпью хороший кофе с молоком и не съем два-три бутерброда, я уже не человек.

Хозяин поднимает вверх руки и улыбается в знак того, что ничего не может поделать. Матиас отворачивается к окну. Кажется, будто рыбак в красном костюме, идущий по пристани, пока на него не смотрели, оставался на том же месте; однако шагая так ровно, он, наверное, заметно продвинулся за последние несколько реплик. Его перемещения нетрудно проследить по корзинам и рыболовецким принадлежностям, раскиданным на его пути. Пока Матиас провожает его глазами, человек быстро один за другим оставляет эти ориентиры позади себя.

Матиас улыбается хозяину в ответ, а затем добавляет:

– Впрочем, мне надо еще расплатиться за комнату. Моей квартирной хозяйки сейчас наверняка нет дома.

Снова взглянув сквозь стеклянную дверь, Матиас еще раз испытывает такое же удивление: рыбак находится точно в том месте, где, как ему кажется, он видел его мгновением раньше, когда отвел взгляд, и по-прежнему идет тем же ровным и торопливым шагом среди сетей и ловушек. Как только наблюдатель перестает смотреть на него, он застывает на месте, чтобы вновь начать движение именно в тот момент, когда взгляд снова обращается к нему – как будто никакой остановки не было, потому что увидеть, как он останавливается или снова начинает идти, невозможно.

– Как хотите, – говорит хозяин. – Раз вам так хочется остаться с нами… Сейчас я подам вам завтрак.

– Давайте, сегодня утром я голоден.

– Не удивительно! Вы ничего не поели вчера вечером.

– Я бываю голоден в основном по утрам.

– Во всяком случае, никто не скажет, что вам не понравилось в здешних краях! Вы даже боитесь потерять лишний день здесь.

– Что касается здешних мест, понимаете, я знаю их давно. Я ведь здесь родился, я вам уже говорил.

– У вас было предостаточно времени, чтобы выпить кофе и сходить за вещами. Что касается денег, то вы гораздо больше тратите, оставаясь тут.

– А! Ну и пусть. Я не люблю принимать решения вот так, в последнюю минуту.

– Как хотите. Сейчас я подам вам завтрак… Смотрите, вот как раз и малыш Луи!

Входная дверь открывается, чтобы впустить моряка в выцветшем красном костюме, того, который только что шагал по молу. Впрочем, его лицо знакомо Матиасу.

– Отбой, парень, – говорит ему хозяин. – Твоя посудина не понадобится.