Соглядатай - Роб-Грийе Ален. Страница 48

Матиас входит в кафе «Надежда», кладет завернутые в желтую бумагу бутерброды в левый карман куртки и идет дальше в направлении небольшой площади, по мостовой, которая благодаря влажности стала ярче.

Витрина скобяной лавки пуста: из нее были убраны все выставленные товары. Внутри, на выставочном прилавке, лицом к улице стоит человек в серой рубашке. Так что его черные фетровые тапочки, носки и нижняя часть штанов, задравшихся вслед за поднятыми руками, средь бела дня выставлены на всеобщее обозрение в метре от земли. В каждой руке он держит большую тряпку; но левая только опирается на стекло, тогда как правая небольшими круговыми движениями вытирает его поверхность.

Завернув за угол возле лавочки, Матиас нос к носу сталкивается с девушкой. Он отходит, уступая ей дорогу. Но она стоит и смотрит на него, как будто собираясь с ним заговорить и несколько раз переводя взгляд с чемодана на его лицо.

– Здравствуйте, месье, – наконец произносит она. – Это не вы тот коммивояжер, который продает наручные часы?

Это Мария Ледюк. Она как раз хотела увидеть Матиаса; она пошла бы даже туда, где он живет, потому что узнала, что он все еще на острове. Она хочет купить часы – что-нибудь надежное.

Матиас считает, что нет необходимости возвращаться вместе с ней в дом ее матери – последний дом на выезде из поселка, по дороге к большому маяку, – тогда он отклонится от своего нынешнего маршрута. Он указывает ей на вымощенный тротуар, окружающий решетку у монумента павшим: поскольку дождь перестал, они прекрасно смогут посмотреть товар и там. Он кладет чемоданчик на мокрые камни и щелкает замком.

Не переставая перебирать первые картонки, которые он, показав клиентке, одну за другой складывает на дно крышки, он рассказывает ей об их несостоявшейся встрече в Черных Скалах, надеясь, что она сама упомянет о трагическом происшествии, лишившем ее младшей сестры. Но так как девушка не проявляет никакого намерения разговаривать на эту тему, ему приходится прямо перейти к ней. Впрочем, она обрывает речи Матиаса и ограничивается лишь тем, что сообщает время похорон – в пятницу утром. Из ее слов ясно, что семья желает, чтобы церемония прошла как можно скромнее, в присутствии только близких родственников. Можно подумать, что у нее осталась еще какая-то неприязнь по отношению к покойной; у нее больше нет времени задерживаться, говорит она, возвращаясь к занимающей ее сделке. Через несколько минут она совершила выбор и решила, что наилучшим способом уладить дело будет следующий: коммивояжер просто оставит часы в том кафе, где он обедает; а она, со своей стороны, оставит там деньги. Не успел Матиас закрыть чемодан, как Мария Ледюк уже ушла.

По другую сторону от монумента павшим он видит рекламную доску кинотеатра, оклеенную совершенно белой бумагой, которая закрывает всю ее деревянную поверхность. В этот момент из табачной лавки выходит владелец гаража, держа в руках небольшую бутылочку и тонкую кисточку. Матиас спрашивает, куда делась вчерашняя цветастая афиша; та афиша, отвечает владелец гаража, не соответствовала фильму, бобины с которым были тогда же получены; распространитель ошибся, посылая их. Так что объявление о программе на следующее воскресенье придется теперь просто написать чернилами. Матиас уходит, когда человек уже принимается за свою работу, твердой рукой выводя большую букву О.

Пройдя по улице, начинающейся направо от мэрии, коммивояжер идет мимо старого дока, совершенно сухого из-за отлива – потому что шлюзы сломаны и в нем уже давно не держат воду. По всей видимости, и здесь ил был вычищен.

Затем он идет вдоль высокой стены форта. За ней дорога снова поворачивает к берегу, но не спускается к морю, а продолжается, изгибаясь налево, в направлении мыса.

Гораздо быстрее, чем ожидал, Матиас добирается до перекрестка, откуда отходит дорога, ведущая к деревне Сен-Совер – последнему систематически изученному им месту. Там он продал всего одну пару часов – последнюю за тот день, – но поскольку он ревностно и без особой спешки обошел основные дома в этой деревне, бесполезно снова пытать там счастья.

Так что, повернув обратно, он идет дальше прямо по шоссе, быстрым шагом направляясь в сторону поселка.

Примерно через пятьдесят метров он опять видит справа уединенный домик, построенный у самой обочины – который не заинтересовал его во вторник по причине его небогатого вида. Тем не менее он выглядит как большинство строений на острове: простенький, одноэтажный, с двумя квадратными окошками по бокам низкой двери.

Он стучит по дверной доске и ждет, сжимая в левой ладони ручку своего чемоданчика. Недавно подновленная блестящая краска удивительно похоже имитирует древесные сучки и прожилки. На уровне его взгляда нарисованы рядом два округлых сучка, похожих на пару очков. Коммивояжер стучит второй раз своим широким перстнем.

Он слышит шаги в коридоре. Дверь приоткрывается, и из нее выглядывает голова женщины, чье лицо ничего не выражает – ни приветливости, ни недовольства; ни доверия, ни недоверия; ни даже удивления.

– Здравствуйте, мадам, – говорит он. – Не хотите ли посмотреть замечательные часы? Вы таких никогда не видели: превосходное качество, прочность, надежность, саморегулируемость гарантированы – по ценам, какие вы даже не можете себе представить. Вы только взгляните! Всего минутку – это время не пройдет для вас зря! Одну минутку – только посмотреть: это ни к чему вас не обязывает.

– Пожалуйста, – говорит женщина. – Входите.

Он проходит в коридор, затем в первую дверь направо – на кухню. Он кладет чемоданчик на большой овальный стол, занимающий середину комнаты. Новая клеенчатая скатерть украшена пестрыми цветочками.

Он нажимает подушечками пальцев на замки, и они отщелкиваются. Двумя руками – по одной с каждой стороны, положив большие пальцы на уголки с медными заклепками, – он берется за крышку и откидывает ее. Крышка широко распахивается и остается в таком опрокинутом положении, ее наружная часть покоится на клеенчатой скатерти. Правой рукой коммивояжер достает из чемодана черный ежедневник и кладет его на дно крышки. Затем он берет рекламные проспекты и кладет их на ежедневник.

Затем левой рукой он берет за левый нижний угол первую прямоугольную картонку и держит на уровне своей груди, наклонив на сорок пять градусов от себя и так, что оба длинных ребра оказываются параллельны поверхности стола. Большим и указательным пальцами правой руки он берет защитную бумагу, прикрепленную на верхней части картонки; держа эту бумагу за правый нижний угол, он приподнимает ее и заворачивает вокруг оси крепления до тех пор, пока она не минует своего вертикального положения. Затем он отпускает бумагу, которая, одним своим краем по-прежнему держась на верхней части картонки, свободно продолжает заворачиваться назад и в конце концов снова занимает почти вертикальное положение, хотя и немного смещенное благодаря естественной жесткости бумажного листка. В это время правая рука возвращается к груди коммивояжера, то есть опускается на высоту середины картонки и одновременно перемещается влево. Сжатые вместе большой и указательный пальцы вытягиваются вперед, а остальные три пальца загибаются внутрь ладони. Он приближает конец вытянутого указательного пальца к кругу циферблата часов, находящихся на…

…к кругу циферблата часов, находящихся на его запястье, и говорит:

– Четверть пятого ровно.

У основания выпуклого стекла он видит длинный и заостренный ноготь своего пальца. Он, разумеется, подстригал их совсем иначе. И с сегодняшнего вечера…

– Сегодня вовремя, – говорит женщина.

Она удаляется в сторону носовой части маленького пароходика, сразу же скрывшись в толпе пассажиров, теснящихся на палубе. Большинство из них еще не устроились на время поездки; они беспорядочно бродили в поисках удобного места, толкались, окликали друг друга, собирали и пересчитывали багаж; другие стояли вдоль борта со стороны мола, желая в последний раз махнуть рукой оставшимся на берегу семьям.