Новая философская энциклопедия. Том второй Е—M - Коллектив авторов. Страница 14

ЕСТЕСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ций, Томазий и др.). Юснатурализм подготовил идеи вечного мира Б. де Сент-Пьера, Ж.-Ж. Руссо, И. Канта и соединил их с традицией Марсилия («Defensor pacis», защитник мира). Учение о естественном праве послужило и теоретическим основанием политической практики борьбы за права человека, предварив Декларации о правах человека кон. 18 в. И. И. Кравченко

ЕСТЕСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ(лат. status naturalis) — понятие правового и политического сознания, встречающееся у киников и Аристотеля, но приобретшее важное значение в трудах мыслителей 17—18 вв. J. Гоббс характерной особенностью естественного состояния считал «войну всех против всех», для прекращения которой люди стремятся вступить в «гражданское состояние» и заключить обществен- ный договор. Для Дж. Лккка — это состояние «полной свободы в отношении их (людей. — Т.Д.) действий и в отношении распоряжения своим имуществом и личностью» (Два трактата о правлении. — Соч., т. 3. М., 1988, с. 263). Это еще не состояние войны, а лишь ее возможность, предотвращение которой также требует заключения общественного договора. Ж.-Ж. Руссо видел в естественном состоянии «золотой век» человечества, для которого характерно отсутствие политического, правового и имущественного неравенства: «...в первобытном состоянии не было ни домов, ни хижин, ни какого бы то ни было рода собственности» (Рассуждение о происхождении неравенства. — В кн.: Руссо. Трактаты. М., 1969, с. 58). По Руссо, в естественном состоянии не было никакой войны между людьми, ибо им присуща врожденная благожелательность и чувство сострадания. Лишь впоследс- твиипоявляютсячастнаясобственностьинеравенство. Представления о естественном состоянии как «начальном этапе» человеческой истории и одновременно прообразе будущего идеального состояния сыграли важную роль в борьбе идеологов промышленной цивилизации с феодально-сословными институциями. Т. Б. Длугач

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ИНДИВИД(лат. individuum naturalis) — категория, в которой выражено представление о человеке, характерное для многих античных и в значительной мере европейских и американских мыслителей 17—18 вв. о человеке как природном существе, которое в естественном состоянии изолировано от других, обладая одинаковыми с ними способностями и равными правами. Представления о некоем «благородном дикаре», наделенном всеми положительными нравственными чертами, можно найти у Вольтера, Руссо, Локка, Дидро, Франклина, Пейна и др. Признание природного равенства служило для них основанием требований социального равноправия. По словам Ж.-Ж. Руссо, человек «во все времена был таким, каким я его вижу сегодня: ходил на двух ногах, пользовался своими руками, как пользуемся мы, охватывая своим взглядом всю природу...» (Рассуждение о происхождении неравенства. — В кн.: Руссо. Трактаты. М., 1969, с. 47). Если, напр., С. Пуфендорф утверждал, что естественный индивид был и робок, и слаб, то, по мысли Руссо, он был крепок, ловок и быстро обучался. Понятие естественного индивида подвергалось критике с позиций историзма. Эта критика, будучи в основе правильной, не всегда учитывала, что в «атомарности» (изолированности) естественного индивида своеобразно выражалась идея суверенности личности как условия свободного заключения последующего договора, а также то, что, поскольку за потребностями индивида скрывалась сама природа, то последняя понималась как предел, полагаемый тоталитаристским устремлениям государства. Т. Б. Длугач

ЕФРЕМ(АФРЕМ) СИРИН (ок. 306, Нисибин - 9 июня 373, Эдесса) — сирийский христианский писатель и церковный деятель, богослов и гимнограф, святой. Происходил, вероятно, из христианской семьи, хотя, согласно его сирийскому житию, отцом Ефрема был жрец местного языческого культа. Дав в юности обет аскетической жизни, сблизился с епископом Нисибина Иаковом и стал дьяконом. В 363 после захвата Нисибина персами переселяется в Эдес- су, где до своей кончины активно занимается церковной и преподавательской деятельностью. Легендарная житийная традиция повествует о путешествиях Ефрема на Никейский собор, в Египет для борьбы с арианством и Кесарию для встречи с Василием Великим, что не находит подтверждения в источниках. Все сочинения Ефрема — экзегетические, догматические, полемические, литургические и аскетические — написаны на сирийском языке; большую их часть составляют поэтические произведения жанров мэмре и мадраше. Литургическая поэзия Ефрема оказала большое влияние на развитие сирийской и византийской гимнографии. Заметное место среди его творений занимают полемические (как поэтические, так и прозаические) сочинения, главным образом против Ария, Бардесана, Мани и императора Юлиана. Оригинальность Ефрема как мыслителя обусловлена независимостью его языка и мышления от современной ему греческой философии и теологии, редкие заимствования из которой (как правило, популярные общие места) имеют у него скорее тематический, нежели терминологический, характер. Ефрем стремится не столько к логической ясности, сколько к точности, глубине и выразительности образа, поэтому его язык многозначен. Понятийное неразличение чувственного восприятия и интеллектуального познания определяет у Ефрема и метафорику богопознания: сердце и «очи» для него не только телесные органы, но и органы души (нафша) и духа (тар*ита), способные познать Бога даже при офаниченности высших интеллектуальных способностей (рейана) человека. Соч.: Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium. Louvain, vols. 152, 154, 169, 174, 186, 198, 212, 218, 223, 240, 246, 270, 305, 312, 332, 363; в рус. пер. — Творения в 8 т. Сергиев Посад, 1907—1913. Лит.: VoobusA. Literary, Critical and Historical Studies in Ephrem the Syrian. Stockh., 1958; Beck E. Ephrams des Syrers Psychologic und Erkenntnislehre. Louvain, 1980. M. Л. Хорьков

ЖАКОВКаллистрат Фалалеевич [18 (30) сентября 1866, д. Давпон Усть-Сысольского у. Вологодской губ. — 20 января 1926, Рига] — коми-зырянский философ, этнограф, литератор. В 1S96 поступил на естественное отделение физико- математического факультета Киевского университета св. Владимира, в 1897 перешел на историко-филологический факультет, в 1899 — на словесное отделение историко-филологического факультета Петербургского университета, которое окончил в 1901. Оставлен при университете, в 1905 сдал экзамены на степень магистра. Преподавал историю философии, теорию познания, логику на различных петербургских образовательных курсах и в учебных заведениях, в т. ч. в Психоневрологическом институте (1908—17), где получил звание профессора и руководил историко-философским кружком. В 1917 избран профессором Тамбовского университета. В 1919—20 — исполняющий должность профессора философии в Тартуском университете. Создал учение «лимитизм», или «философия предела» (Лимитизм. Лекция 1, 1917), в 1920 организовал в Риге общество лими- тивной философии. Пытался дать философскую критику ряда художественных произведений («Леонид Андреев и его произведения. Опыт философской критики», 1909; «Иван Карамазов. Попытка философского толкования романа Достоевского «Братья Карамазовым», 1909). Соч.: Теория переменного и предела в гносеологии и в истории познания. СПб., 1904; Принцип эволюции в гносеологии, метафизике и морали. СПб., 1906; Основы эволюционной теории познания (Лимитизм). СПб., 1912; Логика с эволюционной точки зрения. СПб., 1912; Лимитизм. Рига, 1929. Лит.: Канев С. К. Жаков. Жизнь и судьба. Сыктывкар, 1990; Методические указания и библиографический список трудов Жакова, сост. Л. В. Жакова, А. В. Шабунин. Сыктывкар, 1990. В. В. Ванчугов «ЖАК-ФАТАЛИСТ И ЕГО ХОЗЯИН» (Jacques le fataliste et son Maitre) — философский роман Д. Дидро. Написан, очевидно, в 1773, при жизни Дидро опубликован не был. Впервые вышел в свет в Германии в переводе Милиуса в 1792; новелла «Месть г-жи де ла Померз» была переведена Шиллером в 1785.1-е французское издание —1796 (рус. пер. 1937). В центре внимания Дидро не столько приключения героев романа, сколько их споры между собою о том, были ли эти приключения необходимыми или случайными, укладывались ли они в цепь неизбежных событий или же осуществлялись в соответствии со свободно выбранными целями. Жак не случайно назван фаталистом и учеником Спинозы, который учил «не смеяться, не плакать, а понимать»: если из определенной причины вытекает одно, вполне определенное следствие и вся бесконечная цепь причин-следствий объединена в «свиток судьбы», то все события человеческой жизни жестко связаны и предопределены, так что «человек... с такой же неизбежностью идет по пути славы или позора, как шар, который обладал бы сознанием, катится по откосу с горы» {Дидро Д. Соч. в 10 т., т. 4. М., 1937, с. 398). Подобные рассуждения ведут к выводу об отсутствии в мире случайностей. Однако ситуации, которые все время изображает Дидро, требуют признать факт существования случайностей, хотя и встает вопрос о том, включены ли они в цепь фатума или нет (если все в мире предопределено, то и случайности «предначертаны свыше»). И точно так же, если все события человеческой жизни заданы с неизбежностью, то роптать на судьбу бессмысленно. Однако Жак и плакал, и смеялся, и сердился, и роптал; «он вел себя примерно как мы с вами. Благодарил своего благодетеля, чтобы тот продолжал делать ему добро. Сердился на несправедливого человека» (там же). Когда же хозяин указывал на несоответствие его поведения его же собственным взглядам, Жак отвечал: если судьба предусмотрела все, то она предусмотрела и это несоответствие. Поступки человека в таком случае также кажутся покорностью судьбе, только, говорит Дидро, более удобной и легкой. Человек как будто свободен поступать, как ему заблагорассудится, прежде всего потому, что, не зная, что ему на роду написано, он ведет себя так, как если бы никакого рока не было вовсе: свободные и разумные действия человека как бы вплетены в «великий свиток» судьбы. «Знает ли в этом случае небо, чего оно хочет? Руководим ли мы судьбой или она руководит нами?» (там же, с. 213). «Не ведая, что предначертано свыше, — уверяет Жак, — не знаешь, ни чего хочешь, ни как поступаешь, а потому следуешь своей фантазии, именуемой разумом, или разуму, еще более опасному, нежели фантазия, ведущему то к добру, то к злу» (там же, с. 211 ). Но тогда оказывается, что добро или зло выбирает сам человек, и поведение его, таким образом, лишено жесткой (фатальной) заданности. Признание «парадоксальности», противоречивости любого решения этой проблемы ставит фатализм под вопрос, очерчивая тем самым границы механистического детерминизма. Диалог этот получил высокую оценку Гете, Шиллера, Маркса и был признан образцом философской прозы. Т. Б. Длугач