Собрание сочинений. Том 13 - Маркс Карл Генрих. Страница 120

III

В Дюссельдорфской академии много лет назад был один русский художник, который позже за бездарность и лень был отправлен в Сибирь. Бедняга был страстно влюблен в своего императора Николая и обычно с воодушевлением рассказывал: «Император — великий человек! Император может все! Император тоже может писать картины, но у него не хватает для этого времени; император покупает пейзажи и затем рисует на них солдат. Император — великий человек! Бог велик, но ведь император еще молод!»

«Возвышенный» Наполеон имеет то общее с Николаем, что и по его мнению пейзажи существуют лишь для того, чтобы рисовать на них солдат. Но так как у него никогда нет времени хотя бы пририсовывать солдат к пейзажам, то он довольствуется тем, что позирует для картин. Il pose {Он позирует. Ред.}. Маджента, Сольферино и вся Италия являются для него только фоном, только предлогом, чтобы снова выставить в «Illustration» и в «Illustrated London News» [253] в мелодраматической позе свою эффектную фигуру. Но так как это можно сделать при помощи некоторой толики денег, то это ему и удавалось. Он сказал миланцам:

«Если и существуют люди, которые не понимают своего века» (века рекламы и блефа), «то я не принадлежу к их числу».

Старый Наполеон был велик, а «усовершенствованный» Наполеон уже не молод! Это последнее соображение, что он уже не молод, и внушило ему мысль, что, пожалуй, уже наступило время заключить мир. Все, чего можно было достигнуть исключительно succes d estime {в силу репутации. Ред.}, он уже достиг. «В четырех боях и двух сражениях», потеряв при этом свыше 50000 человек только на поле боя, не считая больных, он завоевал область, прилегающую к австрийским крепостям, т. е. ту область, относительно которой сама Австрия возведением крепостей на Минчо дала понять всему миру, что не собирается ее серьезно защищать при перевесе сил противника, и которую на этот раз защищали только для того, чтобы досадить маршалу Хессу. Via sacra [254], по которой «возвышенный» Наполеон до сих пор вел свою армию с таким классическим хладнокровием и с таким сомнительным успехом, вдруг оказалась прегражденной. По ту сторону лежала обетованная земля, которую не суждено увидеть не только теперешней «итальянской армии», но, может быть, даже и ее внукам. Риволи и Арколе не стояли в программе. Верона и Мантуя вот-вот должны были сказать свое веское слово, и единственной крепостью, в которую до сих пор довелось вступить с военной свитой «возвышенному» Наполеону, была крепость Ам, — и он был весьма доволен, когда смог покинуть ее без всяких военных почестей [255]. Громких успехов выпало на его долю довольно мало; правда, он вел grandes batailles {большие битвы. Ред.}, но что у него были grandes victoires {большие победы. Ред.}, в это не поверил даже и телеграфный провод. Война за укрепленные лагери, война против старого Хесса, война с переменным успехом и постепенно уменьшающимися шансами, война, требовавшая серьезных усилий, настоящая война, — это было не для Наполеона, этого героя Порт-Сен-Мартена [256] и Амфитеатра Эстли. К этому присоединяется еще и то обстоятельство, что один шаг вперед с его стороны вызвал бы войну на Рейне, и тогда начались бы такие затруднения, которые сразу же положили бы конец героическим гримасам и мелодраматическим poses plastiques {пластическим позам. Ред.}. Но до таких вещей «возвышенный» Наполеон не охотник, поэтому он заключил мир и проглотил свою программу.

Когда началась война, наш «возвышенный» Наполеон тотчас же стал взывать к памяти об итальянских походах обыкновенного Наполеона, о via sacra Монтенотте, Дего, Миллезимо, Монтебелло, Маренго, Лоди, Кастильоне, Риволи и Арколе. Сравним же копию с оригиналом.

Обыкновенный Наполеон принял командование над 30000 полуголодных, босых и оборванных солдат в то время, когда Франция, с расстроенными финансами, не имея возможности получить какой-либо заем, должна была содержать не только две армии в Альпах, но также и две армии в Германии. Сардиния и прочие итальянские государства были не с ним, а против него. Противостоявшая ему армия превосходила его армию как в численном, так и в организационном отношении. И несмотря на это, он повел наступление, нанес австрийцам и пьемонтцам шесть быстро следовавших один за другим ударов» сумев каждый раз обеспечить численный перевес на своей стороне, вынудил Пьемонт заключить мир, перешел По, форсировал переправу через Адду у Лоди и осадил Мантую. Первую армию австрийцев, пришедшую на выручку, он разбил у Лонато и Кастильоне и при ее вторичном наступлении смелым маневром принудил ее запереться в крепости. Вторую армию, пришедшую на помощь осажденной Мантуе, он остановил при Арколе и держал ее под ударом два месяца, пока она, получив подкрепление, не двинулась снова вперед, чтобы дать себя разбить при Риволи. Затем он принудил Мантую к сдаче, а южно-итальянских правителей к миру, и проник через Юлийские Альпы к подножию Земмеринга, где добился мира.

Так действовал обыкновенный Наполеон. А как поступил «возвышенный»? Ему досталась лучшая и сильнейшая армия, какую только Франция когда-либо имела, а финансовое положение страны, по меньшей мере, позволяет ему, с помощью займов, легко покрыть издержки войны. В его распоряжении шесть месяцев, чтобы в условиях полнейшего мира подготовиться к своей кампании. На его стороне Сардиния, обладающая сильными крепостями и многочисленной превосходной армией. Рим в его руках. Средняя Италия только и ждет от него сигнала, чтобы вступить в бой и присоединиться к нему. Его операционная база находится не у Приморских Альп, а на среднем По, у Алессандрии и Касале. Там, где у его предшественника были горные тропинки, у него — железные дороги. И что же он делает? Он бросает в Италию пять сильных армейских корпусов, настолько многочисленных, что вместе с сардинцами его армия всегда численностью значительно превосходит австрийцев, превосходит настолько, что он может уступить шестой корпус в качестве туристской армии своему кузену для совершения военной прогулки. Несмотря на все железные дороги, ему понадобился целый месяц, чтобы сосредоточить свои войска. Наконец он наступает. Бездарность Дьюлаи оказывается для него находкой, благодаря которой сражение при Мадженте, окончившееся вничью, становится его победой в силу случайных стратегических условий, в которых оказались обе армии после сражения, — условий, в которых «возвышенный» Наполеон совершенно неповинен, а ответственность несет один только Дьюлаи. Вместо того, чтобы преследовать австрийцев, Наполеон из чувства благодарности позволяет им уйти. При Сольферино Франц-Иосиф почти заставляет его победить, и несмотря на это результат получается едва ли лучшим, чем при Мадженте. Именно теперь и создается такое положение, при котором обыкновенный Наполеон проявил бы все свои способности. Война развертывается на такой местности, где можно сделать кое-что значительное, и принимает размеры, при которых великое честолюбие может найти для себя удовлетворение. Дойдя до места, где только и начинается via sacra обыкновенного Наполеона, где только и открывается величественная перспектив — на этом месте «возвышенный» Наполеон просит мира!

Написано Ф. Энгельсом, 20, 28 июля и около 3 августа 1859 г.

Напечатано в газете «Das Yolk» №№ 12, 13 и 14; 23, 30 июля и 6 августа 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого