Собрание сочинений. Том 9 - Маркс Карл Генрих. Страница 86

Парламентская сессия 1853 г. закончилась в прошлую субботу — парламент распущен до 27 октября. Комиссией была оглашена весьма бесцветная и бессодержательная речь, которая должна была представлять собой послание королевы. Отвечая г-ну Милнсу, лорд Пальмерстон заверил парламент, что он может не беспокоиться в отношении эвакуации Дунайских княжеств, но, тем не менее, он не дал в этом смысле никакой другой гарантии, кроме «своей веры в честность и личные качества русского императора», которые-де побудят его добровольно вывести свои войска из княжеств. Коалиционный кабинет отплатил, таким образом, сам себе за речь Пальмерстона против г-на Кобдена, принудив Пальмерстона торжественно заявить о своей «вере в честность и личные качества» царя. Тот же Пальмерстон принял в тот же день депутацию от аристократической фракции польской эмиграции в Париже и ее филиала в Лондоне [258], преподнесшую светлейшему лорду адрес и золотые, серебряные и бронзовые медальоны с портретами князя Адама Чарторыского, по-видимому, в знак благодарности за согласие лорда на конфискацию Кракова в 1846 г. [259] и другие проявления сочувствия с его стороны делу Польши. Вездесущий лорд Дадли Стюарт, покровитель лондонского филиала парижского общества, выполнял, конечно, роль церемониймейстера. Лорд Пальмерстон заверил посетивших его простаков «в своем глубоком интересе к польской истории, которая поистине была историей, полной страданий». При этом благородный лорд не преминул заметить, что он говорит не как член кабинета, а принимает их лишь как частное лицо, интересующееся вопросом.

Первая половина нынешней затянувшейся сессии были заполнена агонией министерства Дерби, образованием и окончательной победой коалиционного кабинета и пасхальными каникулами парламента. Что касается действительного содержания сессии, то ее наиболее замечательными чертами было разложение всех старых политических партий, коррупция членов парламента и полное оцепенение всех тех, кто пользуется привилегией избирать. Все это обнаружилось в весьма любопытном характере деятельности правительства, которое приняло в свое лоно все оттенки различных направлений и все таланты официального мира, провозгласило отсрочку как метод разрешения всех вопросов, пыталось уклониться от трудностей при помощи полумер, кормило обещаниями, объявило, что «исполнение есть своего рода завещание или завет, свидетельствующий о большом недомыслии тех, кто его оставил», брало обратно, видоизменяло, проваливало свои собственные законопроекты тотчас же после их внесения, жило наследием своих предшественников, которых сурово клеймило, отдавало инициативу в проведении своих собственных мероприятий палате, которой оно должно было руководить, и терпело неизбежный провал с теми немногими биллями, авторство которых неоспоримо принадлежит ему. Так, парламентская реформа, реформа народного образования и реформа в области права (не считая отдельных мелочей) были отложены. Билли о ссылке в каторжные колонии, о судоходстве и пр. были унаследованы от кабинета Дерби. Билль о канадском резервном фонде был совершенно изуродован самим правительством через несколько дней после его внесения. Что касается бюджета, то закон о налоге на наследство был предложен канцлером казначейства после того, как он сам же проголосовал против этого налога. Закон о налоге на объявления был проведен канцлером лишь после того, как палата дважды провалила его предложения. Новое положение о системе лицензий, претерпев различные изменения, было, в конце концов, положено под сукно. Претенциозно предложенное г-ном Гладстоном в качестве некоего грандиозного плана, это положение, вполне достойное бюджета в целом, оказалось в принятом палатой виде жалкой заплатой, простым конгломератом случайных, бессвязных и противоречивых мелочных пунктов. Единственная важная черта билля об Индии — невозобновление хартии Ост-Индской компании — была внесена министерством лишь после того, как оно предварительно объявило о продлении хартии на 20 лет. Два закона, автором которых действительно в полной мере является «министерство всех талантов», — об извозчиках и конверсии государственного долга, — не успели выйти за порог палаты, как уже были освистаны публикой, засвидетельствовавшей этим их провал. Внешняя политика «самого сильного правительства, которое когда-либо видела Англия», была, по признанию его собственных сторонников, nec plus ultra {верхом, крайней степенью. Ред.} беспомощности, неустойчивости и слабости. Тем не менее, союз, заключенный в Чешем-плейс между бюрократами-пилитами, вигскими олигархами и псевдорадикалами [260], еще более укрепился под влиянием угрожающего характера зарубежных дел и еще более грозных симптомов народного недовольства внутри страны, — недовольства, выразившегося в небывалом по интенсивности и масштабам забастовочном движении и в возрождении чартистской агитации. При оценке внешней политики правящих классов и кабинета мы не должны упускать из виду, что война с Россией чревата всеобщим революционным пожаром на континенте, который в настоящий момент легко может найти неизбежный отклик среди народных масс Великобритании.

Что касается палаты лордов, то ее деятельность можно резюмировать очень кратко. Она проявила свое ханжество отклонением билля об эмансипации евреев, свою враждебность к рабочему классу — погребением билля о рабочих союзах, свою корыстную ненависть к ирландскому народу — сдачей в архив ирландских земельных биллей, наконец свою тупую приверженность к злоупотреблениям в Индии — восстановлением соляной монополии. Палата лордов все время действовала в тайном сговоре с правительством относительно того, что если какое-либо прогрессивное мероприятие случайно пройдет через палату общин, оно будет провалено просвещенными лордами.

Среди документов, представленных парламенту до его роспуска, имеется объемистая переписка между английским и русским правительствами по вопросу о нарушении судоходства в Сулинском рукаве Дуная. Переписка началась с 9 февраля 1849 г. и закончилась в июле 1853 г. без всяких практических результатов. Дело дошло до того, что даже австрийское правительство вынуждено объявить, что устье Дуная стало недоступным для судоходства и что его почта в Константинополь будет впредь доставляться через Триест. Все это затруднение — результат потворства англичан захватам московитов. В 1836 г. английское правительство, молча согласилось с узурпацией устья Дуная Россией, хотя до этого оно предписало одной торговой фирме сопротивляться вмешательству чиновников русского правительства.

Так называемый мирный договор с Бирмой, о котором возвестила прокламация генерал-губернатора Индии от 30 июня 1853 г. и по поводу которого королева поздравила парламент, на самом деле является только перемирием. Король Авы {Мендон. Ред.}, вынужденный к подчинению голодом, выразил желание прекратить военные действия, освободил английских пленных, попросил о снятии речной блокады и запретил своим войскам нападать на территории Мекадей и Тунгао, куда английское правительство ввело свои гарнизоны, подобно тому как турецкое правительство запретило своим войскам атаковать русские войска в Дунайских княжествах. Однако король Авы отказывается признать притязания Англии на Пегу или какую-либо другую часть Бирманской империи. Единственно, чего добилась Англия в войне с Бирмой, это установления подверженной опасности и спорной границы вместо надежной и признанной. Англия устремилась за этнографические, географические и политические пределы своих индийских владений, и теперь сама Небесная империя уже не составляет естественной преграды для ее завоевательных сил. Англия утратила свой центр тяжести в Азии, ее повлекло к беспредельным захватам. Она больше не в состоянии контролировать свои собственные движения и остановится лишь там, где кончается суша и начинается море. Таким образом, Англии суждено, по-видимому, открыть отдаленнейшие страны Востока для сношения с Западом, но не суждено овладеть ими и удержать их в своих руках.