РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ - Луначарский Анатолий Васильевич. Страница 14

Сначала у греков война велась героями па колесницах. У Гомера встречаем царя, дерущегося на колеснице, а около него — безымянную массу, которая не идет в счет. Позднее оказалось, что эти люди на колесницах, запряженных четырьмя конями, не являются достаточной силой; что средний буржуа или мелкий помещик, который выходил в качестве тяжеловооруженного воина, оказался в жизни большей силой, чем одиночка–герой. Но этот процесс пошел дальше. Афиняне побеждали потому, что вместо гоплитов они выдвигали легковооруженное войско, которое сражалось кожаными щитами и железными мечами и копьями и которое в силу легкого вооружения было очень подвижным. Соответственно этому была выработана и боевая стратегия, и, таким образом, пользуясь возможностью быстрых обходных движений, внезапных нападений, это легковооруженное войско оказалось могущественнее, чем сравнительно небольшие фаланги тяжеловооруженных помещиков и крупной буржуазии. Тогда демократия приобрела особое значение, и хотя она не только не богатела, но беднела, однако государство вынуждено было прийти к ней на помощь, иначе оно не могло бы себя отстаивать перед восточными варварами.

Таким образом в Греции развился республиканско–демократический строй, и, если откинем наличность рабов, это была одна из самых законченных демократий. Суд, выбор чиновников были организованы демократически выше, чем в какой бы то ни было стране нового времени, но рядом с этим существовали бесправные рабы.

В этой среде должна была преломиться и религия, приобретшая черты, соответствующие этому периоду.

Бог был признан как основа мироздания, но старые мифы, имевшие до тех пор характер объяснения явлений природы, начали приобретать всё более моральный характер.

Государство в лице своих жреческих коллегий, в лице своих крупнейших поэтов, мыслителей, историков, через свои прекрасные учебные заведения, — их мы потом коснемся, — переделало постепенно религиозное сознание народа, делая из него как бы школу гражданственности, того мужества, того патриотизма и того чувства равенства, которые были необходимы для поддержания Афинской республики.

Платон, великий философ, только выразил внутреннюю сущность греческого государства, когда сказал, что «государство есть воплощение на земле справедливости», что уже в этом слове «государство» справедливость таится.

Заметьте, что, когда Платон рисует идеальную республику, он ни на секунду не говорит, что она должна быть республикою равных; он отличает господствующий класс философов, подручный ему класс воинов, класс ремесленников и торговцев, которым отдана экономическая жизнь, и класс простых граждан, совершающих черную работу. По его мнению, справедливость требует четырех классов, потому что под справедливостью он разумеет внутреннее равновесие государства. Ему кажется, что такое государство было бы наиболее жизнеспособным, наилучше организованным.

Греческая республика не была организована так, как хотел Платон, но она была определенным образом иерархически организована: у нее были генералы, ораторы, за которыми шли народные собрания, у нее были, с другой стороны, богачи, которые приобретали торговлей огромные имущества; разве трудно было кому–либо из них захватить власть? Ведь мы это на каждом шагу видим, и история учит, что демократия — вещь неустойчивая, что тот или другой человек, которого особенно полюбит народ, который сумеет ему польстить или его купить, или боготворимый войском полководец может легко захватить власть.

Для обозначения такого человека, который, выйдя из народа, захватит власть, в отличие от царя, который в силу божественного происхождения имеет такую власть, Греция пользовалась словом «тиран».

Это было лицо, которое по доверию от народа приобрело единоличную власть. И это было постоянным явлением в Греции: тиран (генерал, или оратор, или богач) захватывал власть, и его поддерживала именно демократия, потому что он льстил массам, он говорил им: «При мне вам будет лучше, нарушьте конституцию, выберите меня диктатором, а я, как диктатор, буду заботиться о вашем благополучии». Почти все тираны прокрадывалась к власти путем демагогии.

Потом другие слова стали употребляться для обозначения тиранов — цезаризм и бонапартизм. Цезаризм от имени Цезаря и бонапартизм—от имени Наполеона Бонапарта. Тот и другой были именно такими тиранами.

Республика должна была от этого защищаться, надо было внушить каждому гражданину, чтобы он не стремился к тирании, надо было внушить богатому, чтобы он не истощал терпения бедняка, — пнрче будет восстание, кадо было и бедняку внушить, чтобы он не посягал па крупного торговца, на его фирму, не подрывал ее, потому что в этом — базис общего существования.

Развернуть в людях чувство справедливости — это значило внушить им идею о том, что греческий мир есть мир гармоничный, что всякий должен держаться своего места, что всякий в полном согласии с целым должен играть ту партию в общем оркестре, какая судьбой ему суждена, а не стараться выйти из нее, нарушая внутренний мир.

Па самом деле эти республики были клокочущим котлом: вся история любой греческой государственности, в том числе и Афин, пестрит демократическими революциями и попытками богачей подчинить себе государство, всякими нашествиями иноплеменников, восстаниями, возникновением тиранов, постоянным изгнанием лучших людей афинских из опасения, чтобы не стали они тиранами.

По, поскольку это имело место, греческая культурная мысль устремлялась к тому, чтобы исцелиться от этих страстей путем воспитания в гражданине идей справедливости.

А что же внешний мир, стихийный, давал ли он представление о космосе, о лице как порядке? Да, давал. В Греции природа редко показывала себя нестройной и дикой; она была умеренна, очень ровна, в высшей степени прекрасна и глубоко человечна. А раз можно было в ней заметить незыблемые законы, то почему не предположить в них первоосновы гражданственности? Абсолютная монархия ищет себе религиозной опоры именно в том, что есть бог, отец всех богов, который всем повелевает, и монарх, разрешающий по капризу дела человеческие, в параллель себе на первый план выдвигает гневливого, страстного, страшного бога. У греков же, которым хотелось доказать, что во всем должен доминировать закон, идея закона природы стала выдвигаться па первый план.

Так как они искали наисовершеннейших законов, чтобы организовать свой космос, т. е. порядок внутренний в своем государстве, то, естественно, они обращались к порядку в природе и из природы вычитывали, что там есть этот раз навсегда установленный великий порядок пли гармония. Всюду, где гражданственность мало–мальски проявлялась, где сложный общественный строй требовал представления о боге справедливости, там выставлялась идея божественной справедливости, там утверждалось, что есть всезрящий бог, который до недр сердца видит душу каждого и требует повиновения закону.

Как в природе есть закон, в силу которого восходят и заходят луна и солнце, движутся иные светила, меняются времена года и времена дня, так точно есть незыблемые законы справедливости: тот же самый бог, который так мощно поддерживает порядок на небесах, поддерживает и порядок на земле. Такие идеи мы находим, когда знакомимся в индусской религиозности с древним богом Варуной [41], у которого горят тысячи очей, — это звезды, — он обнимает землю, он вездесущ и диктует законы миру.

Зевс, т. е. бог–отец греков, в древнейшие времена представлял из себя деспота. У Гомера говорится, что это — бессмертный царь, который сидит рядом с солнцем и, .когда другие боги противоречат ему, говорит: «Возьмитесь все за один конец цепи и тяните, я же возьмусь один за другой конец ее и вас всех перетяну, потому что я всех сильнее». Зевс Гомера постоянно разражается гневом, одних любит, других но любит. В гомеровскую эпоху сознание необходимости, закономерности было слабо, и Зевс вполне может делать, что левая нога хочет, он капризен, жесток, величественен, полон всяких пороков и являет из себя живую фигуру тогдашнего царя.